‒ Шивон не помогает тебе? ‒ спросила я невзначай. Эвон открыл глаза, услышав шорохи воды, и посмотрел на меня с осуждением.
‒ Кейра, перестань. Сейчас же.
‒ Никто не видит, Эвон. На тебе уже лица нет.
‒ Мать взбесится, если узнает, что ты снова делаешь это, Кейра. Представляешь, что будет если тебя кто-нибудь заметит? Мать сегодня на взводе. Если бы я не оттащил ее от старика Вэйлонда, клянусь, сегодня его дух отправился бы к предкам. Да, ситуация с деньгами неприятная, но я не понимаю, почему мать так чудовищно разозлилась.
Я позвала воду снова, поливая уже следующее дерево.
‒ Потому что ей страшно. Из-за этого она так злится.
‒ Откуда ты знаешь? ‒ Эвон хмуро смотрел на меня.
‒ Чувствую. Кроме того, она сказала мне про ульи.
‒ Да, ульи, ‒ выдохнул он. ‒ Я рассчитывал на эти деньги с продажи посуды, Кейра. Ульев придется оставить совсем немного.
Корзины с апельсинами стояли в тени. Я собрала эти плоды еще накануне и вечером хотела продолжить работу. Деревьев осталось еще много. Днем я занималась домом, маслами и подготовкой сырья для отжима.
‒ Эвон, я сделала несколько фигурок и заканчиваю шкатулку, нужно попробовать продать это на ярмарке в следующий раз. Заодно я посмотрю, что более востребовано. И буду делать то, что наверняка может продаваться.
Эвон поднял на меня потрясенный взгляд.
‒ Кейра, только не говори это матери. Иначе она задушит тебя собственными руками.
‒ Почему?
‒ Потому что она верит, что ты ‒ будущий мастер-резчик. Даже она не получила звание мастера, хотя ее глина очень хороша. Она считает, что ты должна делать то, что велит тебе сердце. А не наш пустой кошелек.
‒ Что ты сам думаешь об этом, Эвон?
Он согнул ногу в колене, задумчиво шлепая по штанам сорванной упругой травинкой.
‒ Я не знаю. С одной стороны, мы ‒ рух. Мы ремесленники и творцы. И никогда не делали ничего в угоду покупателям. Но шли по внутреннему зову. И люди сами покупали у нас. Сейчас мы пытаемся выжить. И стоим перед выбором ‒ отказаться от своего сердца, от духа рух или от своего желудка, который требует насыщения. Я не знаю, как здесь выбирать, Кейра. Но я не хочу, чтобы ты старалась заниматься резьбой, пытаясь подстроиться под чужую прихоть. Я придумаю, как заработать. Делай то, что говорит тебе сердце. Ты поняла?
Я даже перестала поливать, глядя на него.
‒ Эвон, ты развит не по годам.
Он посмотрел на меня с улыбкой.
‒ Да брось. Я такой же болван, как Шивон.
Я рассмеялась и села рядом с ним.
‒ Не прислоняйся, Кейра, я весь мокрый и воняю.
Я положила голову ему на плечо, а он прильнул ко мне своей. Какое-то время мы молчали. Воздух тонул в треске цикад и пряных ароматах, ветер принес несколько лепестков цветущего миндаля.
‒ Эвон, я должна тебе кое-что сказать.
‒ Это что-то хорошее?
‒ Нет.
‒ Проклятье. Что еще случилось?
‒ Вчера я позвала камень.
Он напрягся всем телом и молчал какое-то время.
‒ Еще и камень, ‒ наконец сказал он упавшим голосом. ‒ Как это случилось, Кейра?
‒ Само по себе. Я думала о том, чтобы раздробить белый сланец определенным образом, положила на него палец, представляя, как буду долбить. И он вдруг раскололся сам.
Эвон молчал очень долго. Затем опустил голову, покачав ею.
‒ Матери не говори.
‒ Я не буду, Эвон.
‒ Не поливай больше. Прошу тебя. Соседи иногда наведываются в сад, приходят просить на обмен апельсины, они могут тебя увидеть.
‒ Я буду осторожна.
‒ Нет. Ты просто больше вообще не будешь использовать зов. Ты поняла?
Я слегка отстранилась от него, подняв голову и глядя ему в глаза. Его лицо было строгим, губы сжаты.
‒ Эвон, не надо. Не разговаривай так со мной, ‒ твердо сказала я.
‒ Знаешь, сколько имперские солдаты сейчас платят за одного зовущего, Кейра? Двести пятьдесят лид.
Мои глаза расширились.
‒ Откуда ты знаешь?
Он снова опустил голову, глядя на землю и разбрасывая листья травинкой. Будто думал, говорить дальше или нет.
‒ Вчера кто-то сдал парня из соседнего поселка. Его имя ‒ Рин, если знаешь.
‒ Нет, я не помню такого. Кто его сдал?
‒ Соседи, Кейра. Они заметили, что он сжигал ветки в саду без источника огня. Просто протянул руку, что-то прошептал, и ветви вспыхнули. Соседи вызвали имперских солдат и сдали им парня.
Я прикрыла рот рукой. Это ужасно. Рух никогда не поступали так.
‒ Они получат за него деньги. Я понимаю, они в отчаянии: их товар перестал продаваться совсем. Но Кейра, это не повод превращаться в животных!
Эвон начал распаляться. Он будто сам понял это и выдохнул.
‒ И таких отчаянных становится все больше, Кейра. Поэтому прошу тебя, больше не используй никакой зов. Это попросту становится опасным.
‒ Эвон, давай я хотя бы буду делать это ночью.
‒ Что именно?
‒ Поливать. Будет плохо видно, но я полью хотя бы что-то! Ты же просто падаешь с ног! Почему Шивон тебе не помогает?
Он посмотрел на меня с досадой.
‒ Кейра, мы рождены в один день из утробы одной матери. Но он настолько отличается, насколько это вообще возможно. Шивон едва поднимает ведро. Он поливает уже политые деревья и даже переливает их, потому что рассеян и думает о другом. Витает в облаках, когда работает, и портит предметы! Да так, будто это его талант рух! Он ломает то, что по определению не должно ломаться! Вчера он расколол лопату, железную часть! У нее просто откололся кусок! Лопату, Кейра! Я спросил его ‒ как? Как ты сделал это? Он говорит, что не понял сам. Просто ткнул ею в камень. Я спросил ‒ но зачем? Он ответил: хотел выбить искру.
Я затряслась от невольного смеха. Шивон… он такой, да.
‒ Я бы тоже посмеялся с тобой сейчас, но Кейра, если за ним не бегать, как нянька, везде направляя его, и просто дать ему работу, он превратит все в руины! Это получается не помощь, а двойная потеря времени! Пока вожусь с ним, я не могу делать действительно важные вещи. Кроме того, мне приходится чинить за ним все!
‒ Где он сейчас?
‒ Давит масло, ‒ буркнул Эвон. ‒ Хотя бы с этим он справляется нормально и пока ничего не сломал, ‒ он показал в воздухе движение ручки пресса. ‒ Вверх-вниз! Вверх-вниз! Вот работа, которая ему по силам. Слава богам, пресс каменный. Хотя знаешь, я уверен, что в итоге он расколет и его.
Я снова рассмеялась. Невозможно сдержаться, когда Эвон расходится и копирует Шивона. Наконец он посмотрел на меня и улыбнулся.
‒ Мне нравится твой смех, ‒ Эвон улыбнулся шире, и в его взгляде появилось тепло. ‒ Тебе очень идут татуировки. Еще немного ‒ и я тоже сделаю свои. Я хочу узорчатые обода на предплечьях. В оттенках земли.
‒ Это будет выглядеть здорово.
‒ Ты пойдешь на праздник?
‒ Я думаю над этим.
‒ Сходи. Мать хочет, чтобы ты пошла.
Он стал серьезным.
‒ Мы не можем потерять тебя, Кейра, ‒ Эвон сделал паузу и подчеркнул: ‒ Я не могу потерять. Обещай мне, что ты не будешь использовать зов. Никакой. Даже наедине с собой.
Я повременила, думая над его словами.
‒ Хорошо, Эвон. Я обещаю.
Он кивнул, удовлетворенный, и встал, снова вернувшись к поливу.
Я направилась в амбар. Звук работающего пресса с каждым моим шагом становился громче. Двери амбара были распахнуты, внутри царила тенистая прохлада, она смешивалась с запахом сена и терпким ароматом апельсинов.
Шивон поднимал и опускал ручку пресса, что-то приговаривая себе под нос, и посмеивался. Он даже не заметил, как я вошла. Кудрявая шапка каштановых волос поблескивала в пятне солнца, бьющего через небольшое окно под крышей. Такие волосы из всей семьи только у меня и у него. Хотя Эвон и Шивон родились с разницей всего в несколько минут, они даже внешне разительно отличались. У Эвона были жесткие прямые волосы.
‒ Доброе утро, Шивон.
Он поднял взгляд.
‒ А, Кейра. Привет. Я не слышал, как ты вошла. Знаешь, этот чавкающий звук уже снится мне по ночам.