Больно. Мне больно.

Не может быть. Меня бросает в жар. Сердце замирает, когда я понимаю, что это значит. Я чувствую боль.

Головокружение охватывает разум, в висках глухой стук и невидимые оковы сжимают их. Но я делаю рывок и сажусь. Слёзы стекают по щекам. Прижимаю ладони к лицу, чтобы унять жар, но это не помогает. Зажмурившись, откидываюсь на подушку, пытаясь унять боль вырывающегося из груди сердца.

Вдох… Выдох.

Защитники молчаливы и спокойны. Только я не нахожу места, ёрзаю по матрасу и испытываю дикое желание спрятаться ото всех под одеялом. Не могу доверять своим мыслям и ощущениям. Разве такое возможно? Я не умею чувствовать. Скорее всего, это всё мне кажется. Точно, это всё из-за Отчуждённых. Вначале Нелли, теперь я. Нас отравили.

Дрожь проходит. Всё заканчивается слишком быстро и я перестаю что либо ощущать.

Надо уйти из лечебницы! Убежать. Спрятаться.

Резко встаю на трясущиеся ноги. Одежды нет. Я стою посередине палаты в одном нижнем белье. Протягиваю руку, чтобы поднять одеяло и закутаться в него.

Стоп! Защитники так не поступают!

Прикладываю холодные ладони к горящим щекам, чтобы скрыть румянец, и аккуратно обхожу матрасы с Защитниками.

Мне необходимо некоторое время, и когда у меня получается нащупать внутри себя несгибаемый стержень, я сжимаю кулак и стучу в кабинет лекаря.

– Тина Брайн, ты очнулась, – протягивает грубоватый мужской голос.

Статный мужчина с шоколадным цветом кожи выходит из своего кабинета в общий зал. Широкие плечи лекаря закрывают дверной проём так, что невозможно разглядеть комнату. Белоснежный костюм и такая же улыбка, не вызывающая ничего, кроме отвращения.

– Как себя чувствуешь? – хрипит он.

– Никак, – следует краткий ответ по правилам города.

Он смахивает пот с лица и пристально смотрит. От такого взгляда у меня впервые в жизни появляется желание – спрятаться.

Это проверка!

Дышу как можно тише, не отводя взгляд. Да, внутри меня нарастает напряжение, которое уходит дрожью в ноги. Ещё чуть-чуть и я упаду.

– Меня зовут Майкл Курт, я занимаюсь твоим восстановлением, – говорит он, удовлетворённо кивнув.

А я мысленно выдыхаю.

– Могу я вернуться в отряд? – пытаюсь скрыть дрожь в голосе.

Лекарь нажимает на больное плечо. Дикое желание закричать, но я просто перестаю дышать. Не знаю почему, но голос в моей голове дико вопит: Не выдавай себя!

– Я бы оставил тебя в лечебнице, – хрипит он. – Но поступил приказ: всех ходячих отпустить.

Он достаёт из кармана пластиковый контейнер. Никуда не торопясь, лекарь, покрутив его в руке, открывает. Нечто переливающееся, похожее на ткань, скользит в его ладонях. Он прикладывает этот материал ко мне. На груди странный холодок, похожий на соприкосновение с чем-то металлическим.

– Как ты получила этот удар? – вопрос обычный, но мне слышится что-то странное в голосе.

Через минуту он снимает с моей груди пластинку и убирает обратно в контейнер. И смотрит на меня своим обыденно пустым взором.

– Помню Отчуждённого, – выдаю я задумчивый ответ, – а потом очнулась в лечебнице.

– Доложи Питеру.

Киваю, готовая броситься к двери в туже секунду, как только он отпустит меня.

– Иди на обработку, и можешь быть свободна.

В душе непонятный трепет, лёгкое тепло разливается по телу. И я делаю шаг к входной двери.

– Тина!

Сердце сжимается и замедляется. Зачем он меня окликнул?

– Зайди через пару дней, я проверю плечо.

Выскользнув из палаты, босая и полуобнаженная, спускаюсь в лифте. Ко мне постепенно возвращаются силы. А может это всё из-за того, что во мне нарастает дикое желание скрыться ото всех.

Перед самым выходом из лечебницы я захожу в палату для обработки. Душевая кабина, на полу местами обколотая белая плитка с затертым рисунком. Тут стоит тошнотворный запах нечистот и лекарств. Круглое зеркало в углу у окна, там, где стоит тумба с гелем для обработки и шкаф со сменными комплектами одежды. Набираю своё имя на его дисплее, неотрывно смотря на отражение в зеркале. Девушка невысокого роста, с короткими пушистыми русыми волосами. Прямой нос, овальное, слегка вытянутое лицо. Сейчас покрытое мелкими ссадинами. В принципе, ничего особенного. Но глаза… Я так и не знаю, какого они цвета. В них есть отблески синего, серого и даже оттенки зелёного. Ни на секунду не отводя взгляда от отражения, я вплотную подхожу к зеркалу, рассматривая синий с красными прожилками кровоподтёк. Отпечаток ладони.

Закрываю глаза, пытаюсь освежить в памяти ночь нападения, но ничего, кроме ярко-синих глаз, так и не могу вспомнить.

Стук в виске и темнота.

Ручей с кристально чистой водой, на поверхности – голубое небо и зелень цветущих деревьев. Глубокий вдох… Свежесть и сочный запах травы.

Присев подле берега, украдкой бросаю взгляд на своё отражение. На ровной глади воды видно узкое лицо, круглые глаза светятся счастьем, щёки горят алыми красками, а от улыбки на левой щеке появляется небольшая ямочка.

Такая красочная картинка, похожая на ослепительную вспышку.

Здесь и сейчас я всё так же стою у зеркала. Но что-то не так… Глаза. Там больше нет пустоты… Таинственность и непокорность скрывается в этих глазах.

Как могу, корчу лицо в подобие улыбки, складываю в гримасу из промелькнувшего видения – и вот она, ямочка на левой щеке. Я точно видела её раньше. Но не помню этого. Словно забыла что-то важное и дорогое. Могла ли я сидеть у ручья? Ведь я выросла в Городе Спасения, не покидая его стен.  Душу царапает странное ощущение, что я должна что-то вспомнить, но не выходит… Или я просто не хочу.

Громкий писк напоминает, что настаёт время обработки. Так и не нанеся гель, я запрыгиваю в душевую кабину, прежде чем металлические двери захлопываются по таймеру.

Серость утра. Прохлада и привкус гари всё ещё витают в воздухе. Лёгкая дымка опускается по чёрным скалам в низину, к городу. Сквозь туман блестит световое табло на склоне горы, недалеко от белокаменного здания штаба. Прошла неделя после нападения. Я не знаю, чем закончился тот бой, но если мы всё ещё здесь, значит, Защитникам удалось выстоять.

Спускаюсь по мраморным ступеням лечебницы. Под тонкой курточкой тело дрожит, как маятник на часах. И это очень непривычно. Раньше я не ощущала ничего подобного – да и вообще мало что ощущала. А теперь моё тело будто больше не принадлежит мне, а реагирует само по себе. Это пугает. Не могу понять, чему радовалась Нелли, заразившись чувствами. Почему она улыбалась?

Шаркая тяжёлыми ботинками, я иду по дороге, выложенной из камня. Впереди – мост на другую часть города. Но мне не туда. Сворачиваю влево. Тяжелые тучи добавляют городу с его отрепанными временем постройками мрачной атмосферы.

Пустота улиц и тишина.

Раздается еле слышный скрип, и над головой проплывает вагончик. Сеть канатных дорог, натянутых через долину реки, соединяет с другими каждый угол города, разве что не все из них работают. Некоторые кабинки так и висят над городом, дожидаясь лучшего времени.

Я продолжаю шагать. Полуразрушенные строения сменяются заново отстроенными зданиями. Это дома для Элиты и лекарей. Спасенные живут по окраинам города, среди теплиц для выращивания овощей. Вообще в Спасении всё на своём месте и каждый житель занят своей работой, суть которой приносить пользу обществу.

В полутора километрах от лечебницы, недалеко от старой и заброшенной автотрассы, в горе выдолблены ступени неприметной лестницы. Жилища Защитников спрятаны в пещерах на склоне гор. Трясущимися от холода руками я набираю на панели своё имя. Еле слышный писк и дверь открывается. Внутри, как всегда, полумрак, а сегодня ещё и воздух влажный и спёртый. Зато здесь почти нет горьковатого привкуса гари.