– Я просто боюсь того, что мне видится, брат. – Патирион по-взрослому потрепал близнеца по голове и попытался ободряюще улыбнуться.

– Я тоже боюсь, брат. – Диларион перехватил его руку, крепко сжав. – Но думаю, у нас всё получится. Вместе до конца, помнишь?

– Несмотря ни на что?

– Несмотря ни на что.

***

Малая императорская гостиная была действительно малой. Личные покои императора занимали третий этаж Дворца и делились на общественную и личную зоны. Отличались они уровнем допуска. В общественную допускались гости императора, послы, советники, если император решил не принимать их в больших приёмных залах. Она была помпезной, роскошной и соответствующей всем канонам представления о жизни императора. В личную – допуск был только у членов семьи и очень ограниченного круга приближённых лиц.

Император был потомком жителей планеты Земля, сейчас поддерживаемой особой программой сбережения наследия. Планета пребывала в ужасном состоянии к моменту начала космической экспансии, но теперь, благодаря продвинутым технологиям восстановления планетарных условий, жила второй жизнью.

Малая гостиная относилась к последней, личной зоне и была оформлена уютно. Красивые полотна на стенах были выполнены в возрождающейся технике особого ткачества и содержали краткую и красочную историю императорской цивилизации. А род императора был велик и древен. Исследователи склонялись к цифре в несколько тысячелетий, и это с появлением цифровых и оптических носителей. В свою очередь, библиотека хранила многочисленные рукописные источники, которые добавляют ещё несколько столетий и пару десятков колен к истории их семьи.

Императорская семья отличалась от представителей своей планеты. Отличалась генетически. Закрепившаяся хромосомная мутация, обнаруженная при генетической паспортизации, долго оставалась рецессивной, скрытой от проявления. Тем не менее условия на планете начали меняться так стремительно, что после очередной эпидемии, переросшей в пандемию, выяснилось, что мутация у императорских предков давала определённое преимущество. Болезнь, затрагивающая изменение психики в сторону повышенной агрессии и жестокости, едва не привела к вырождению расы. Но императорская семья, как выяснилось позже, к тому моменту уже обладала развитой интуицией и не поддающийся изучению способностью убеждать окружающих в своей правоте, не то уговаривая, не то подавляя чужую волю. Кроме того, их контроль собственных эмоций поражал окружающих, так как ужесточающая остальных болезнь лишь добавила представителям императорской крови харизмы, а воспитание – чёткой позиции придерживаться определённых правил и соблюдать свой кодекс чести.

История происхождения семьи была достаточно запутанной и скрытой от широкой общественности, но итог остался один. К тому моменту, как лекарство от болезни нашли – половина цивилизации была уничтожена в междоусобных распрях и стычках, а община, или город, здесь историки расходятся во мнении, которым руководили предки императора – нет. Несмотря на развитие прогресса, оставшиеся выжившие, переболевшие и значительно отличавшиеся от предыдущих поколений психологически, земляне решили жить под правлением тогдашней Императорской семьи. Позже вернули и избираемые органы власти, и социальную систему, но семью императора оставили. И как показала последняя Галактическая война, не зря. Семья императора и сам Августиар лично сделали очень многое, чтобы земляне, жители других колоний и дружественных рас выиграли и жили в мире.

Полотна, иллюстрирующие лишь малую часть этой истории, были оформлены в приятных глазу зелёных оттенках. Пол был услан мягчайшими коврами с самого Каль-Давари, хранящего в секрете компоненты для производства самых приятных телу тканей, и цвет имели близкий к изумрудному.

Несколько высоких ваз с живыми причудливыми растениями альбиносами – паразитами с Кьяры, способными прорастать где угодно, если там есть вода, живописно украшали интерьер. Несколько клеток с такими же альбиносами-грызунами освежали тишину постоянным копошением. Большой круглый стол и самые удобные кресла во дворце, расставленные вокруг, составляли центр комнаты. Однако главным украшением малой гостиной была люстра. Настоящая, с огромным количеством диодов и не меньшим – режимов освещения. Она создавала атмосферу. Неважно, уюта или торжества, переговоров или дружеских бесед – все, кто был приглашён хоть раз в малую гостиную, запоминали её навсегда.

В этот раз братья проследовали в гостиную под конвоем Стражи, роботов службы безопасности Дворца, и в сопровождении начальника службы безопасности Дворца и первого помощника императора, герцога Жарги Жагри. Дяди Жарги. Он не был принцам родным дядей, но частенько прикрывал их проделки. В детстве носил сладости. И всегда находил для каждого из братьев свой подход. И страшно сейчас было не то, как неодобрительно он смотрел на обоих близнецов, а то, что он не проронил ни слова. За все три дня, с момента глупого эмоционального поступка Дилариона, Жарги, лично сопровождавший их при всех перемещениях, не сказал им ни слова. Только смотрел на обоих близнецов с бесстрастным лицом и ничего не выражающим взглядом. Маской, которой раньше удостаивались все, кроме них.

Остановившись перед дверью, герцог, после стука и положенного по этикету дозволения, зашёл в гостиную. Один. Дверь захлопнулась аккурат перед дёрнувшимся за ним Диларионом, едва не стукнув наследника по лицу.

– Грубиян. Я всё ещё принц! – шёпотом возмутился старший, но Патирион лишь покачал головой. Наследный принц поймал боковым зрением движения головы брата и повернулся к нему с вопросом: – Что?

– Тебе стоит быть сдержанней. – Патирион сосредоточенно нахмурился и скосил глаза на стоявших за ними роботов, чутко следящих и анализирующих окружающее пространство.

– Тебе стоит быть сдержанней, – кривляясь передразнил Диларион. – Всю жизнь от тебя это слышу. – Патирион ничего не ответил лишь потому, что нервозность брата ощущалась буквально в воздухе. Но старший из них двоих во многом был совсем ребёнком. Ему едва исполнилась девятнадцатая галактическая зима, как, впрочем, и самому Патириону. Однако младший принц был рассудительней, а Диларион… Диларион мучился предрешённой судьбой, сделанным до его рождения выбором, и, по честному признанию брату, совершенно не хотел становиться императором. Ни сейчас, ни в обозримом, ближайшем, вообще любом будущем.

– Как думаешь, – Диларион совсем не мог стоять молча, особенно сейчас, когда так ощутимо нервничал. – он меня отправит в казематы? Или на рудники? Или как в дорекреационной Росьзии расстреляет?

– Дореволюционной России, – поправил младший близнеца. – И не тебя, а нас. – взять брата за руку показалось отличной идеей. А то, что тот вспомнил так не любимые им с детства исторические факты – было отличным маркером приближающейся совсем неимператорской истерики. – кроме того, расстрел не практикуют уже пару тысячелетий. Так что выдохни. Во дворце-то и ружья только, если в музейной части есть. Кроме того, думаю, если бы наказание было смертельным, нас бы не вызывали в малую гостиную.

– Может, он хочет сказать, что как отец – прощает меня, но как император простить не может. И что я был хорошим сыном, и всё такое, хоть и не оправдал его надежд, и даже когда я нацелил на него лук, он всё ещё верил, что…

Но пронзительной речи наследника закончиться не дал открывший дверь покоев Жарги. Он смерил замолкшего на полуслове наследного принца неодобрительным взглядом, с сочувствием посмотрел на ненаследного близнеца и проговорил себе под нос:

– Проходите, вас ожидает Его Императорское Величество. – дверь герцог оставил открытой, но сам не зашёл внутрь, а наоборот, прошёл мимо принцев к выходу с этажа.

Это было плохим знаком. Принцев ждала личная беседа, но не с отцом, а с императором.

Августиар стоял около камина с зажатым в руках бокалом с зелёной жидкостью. Оба принца легко узнали любимую настойку матери. Да и запах – в гостиной пахло особыми травами, которые так любила их Императрица. Всеми любимая люстра была полностью погашена. Мрак комнаты развеивал горящий камин, да свечи на каминной полке, стоящие в старом подсвечнике, которым пользовались ещё их предки.