Каждый новый комментарий предлагал альтернативную причину или обстоятельство исчезновения Aпы и прочего экипажа. Один человек даже задался вопросом, не было ли все происшествие рекламным трюком. Несколько человек проводили параллели с другими похожими случаями. К концу ветки у меня закружилась голова.

Только один человек во всей теме, охотница_за_зонтиками, полагал, что команда все еще жива, но не пребывает в нашем мире. «Я читала о том, что другие измерения могут попросту возникнуть из ниоткуда, – писала она. – В Ирландии их называют “худыми местами”. Зоны, где можно ощутить присутствие других миров. Я уже некоторое время исследую Берингову Воронку, и мне кажется, что это действительно очень худое место». Ее комментарий не понравился нескольким пользователям, они настаивали на том, что форум – не место для спекуляции теориями, которые невозможно научно доказать. Тема закончилась обычными перебранками и борьбой за превосходство, которые характерны для всех интернет-споров.

Но мне понравилась идея с худыми местами. Мне было легче и приятнее думать, что над океаном просто разверзся воздушный карман и поглотил моего отца, чем поверить в том, что он мертв. Поэтому, несмотря на то что мы устроили поминки по нему и что его рабочий стол был убран, а Умма в конце концов начала использовать его кабинет как кладовку, я продолжала верить, что Апа на самом деле не погиб. Он просто пропал, и пройдет совсем немного времени, прежде чем он зайдет в парадную дверь, насвистывая по давней привычке; его волосы, возможно, будут более длинными или седыми. Он спросит: «Как поживает мой Желудь?» – так он обычно делал. Потом подойдет к холодильнику, откроет его и будет пялиться внутрь, словно рассеянный подросток, пока Умма не накричит на него за то, что он зря тратит электричество.

Отчасти именно поэтому я начала работать в «Фонтан-плазе». Я подумала, что, если смогу по крайней мере находиться там, где Апа проводил большую часть своего дня, я окажусь ближе к нему, и мне будет легче помочь ему вернуться домой. Но по большому счету я просто не знала, что делать дальше со своей жизнью.

Для начала я провела лето, работая волонтером в океанариуме, возглавляла туристические группы и помогала с мелкими административными задачами. Затем, когда я закончила школу, подала документы на факультет животноводства, хотя в старшей школе я уделяла не так уж много времени урокам биологии или математики, о которых в памятке для поступающих говорилось, что «эти предметы не требуются, но настоятельно рекомендуются». Умма расстроилась, когда я ей рассказала о своих планах. После того как я устроилась на работу, она неделю со мной не разговаривала, но мне было все равно. Прогулка по тихим сине-зеленым залам с отфильтрованным светом приносила мне хоть какое-то умиротворение, я часами наблюдала за серебристыми телами животных, которые так отличаются от нас, пока они деловито жили своей жизнью. Рыбы, морские млекопитающие, ракообразные, головоногие моллюски, пингвины – все они были гораздо менее требовательны друг к другу и их было легко понять, в отличие от запутанных течений мыслей других людей; в отличие от меня.

Время от времени я возвращалась к просматриванию постов на Реддите об Исчезновении в Беринговой Воронке, так люди начали называть произошедшее, но в конце концов я перестала чувствовать в этом необходимость. В любом случае, ни разу мне не попалось никакой новой информации – ничего нового нельзя было почерпнуть из бесконечных форумов, досок объявлений и видеороликов на Ютубе, которые люди загружали из темноты своих спален, заполненных зернистыми фотографиями моего отца и других членов экипажа, а также самого корабля. Я видела и прочитала почти все, что можно было узнать о Воронке.

В конце концов исчезновение Апы превратилось просто в еще одну дыру, вокруг которой мы с Уммой ходили на цыпочках, игнорируя ее и не поднимая данную тему без крайней необходимости. Как только Умма оправилась от первой волны горя, она просмотрела все наши семейные фотографии с его участием и перенесла их, рамки и все остальное в его кабинет. На наших стенах и тумбочках появились чистые белые пятна, как будто дом стал лысеть. Постепенно Умма вообще перестала говорить об Апе, хотя продолжала носить обручальное кольцо и спать на своей половине кровати. «Я никак не могу привыкнуть к тому, чтобы лечь в центре», – сказала она мне, когда я спросила ее почему.

Время от времени мне казалось, что я вижу его в толпе. На выпускном в колледже мне померещился отец, сидящий на трибунах с фотоаппаратом, направленным на меня. В другой раз в продуктовом магазине я увидела мужчину-азиата точно такого же роста, телосложения и с такой же прической, как у него. Он проверял спелость дыни, а я от неожиданности чуть не выронила корзину с продуктами, которую несла. Потом на побережье Джерси, когда я пошла на пляж с Юнхи и нашими друзьями, мне показалось, что я увидела одиноко идущую по волнам фигуру в оранжевых плавках, которая была похожа на него. Но это всегда был кто-то другой или просто игра света, мои глаза видели то, чего не было. И каждый раз, когда это случалось, когда мое сердце подпрыгивало и я с надеждой думала, что он все-таки вернулся, только чтобы секундой позже понять, что я ошиблась, я верила в то, что он жив, немного меньше, пока однажды маленькая искорка надежды не угасла насовсем.

Вечеринка закончилась в два часа ночи. После игры с чашей атмосфера стала неловкой, люди вызывали такси и прощались. Когда почти все разошлись, Юнхи нашла меня на кухне.

– Ты в порядке? – спросила она, дотрагиваясь до моего плеча.

Я не поднимала глаз, просто продолжала искать мусорный пакет, чтобы выбросить в него пустые пивные бутылки и пластиковые стаканчики.

– В порядке.

Юнхи внимательно посмотрела на меня, давая понять, что она знала, что я лгу, но вместо дальнейших расспросов она наклонилась и кое-как обняла меня.

– Я иду спать, – сообщила она. – Не засиживайся допоздна.

Я вышла в гостиную и обнаружила, что Тэ еще стоит у двери, он собрался уходить последним. Свет из коридора отражался в линзах его очков. На нем было широкое темно-синее пальто с поднятым вельветовым воротником, руки он держал в карманах. Его глаза слегка покраснели, и я подумала, что и мои могли выглядеть так же. Я подавила желание протянуть руку и дотронуться до щетины на его подбородке и верхней губе, до жестких черных волос с серебристыми прядями.

– Итак, наше следующее шоу состоится через несколько недель, – заявил он. – Если ты дашь мне свой номер, я отправлю тебе эсэмэс с подробностями.

Мой желудок затрепетал, когда я вбила свой номер в его телефон. Он приложил телефон к уху и позвонил мне.

– Ну, так ты собираешься отвечать? – спросил он с притворной серьезностью.

Я подняла трубку, чувствуя тепло экрана у своего уха.

– Алло?

– Привет, – сказал он. – Откуда у тебя этот номер?

– О, какой-то странный чувак на этой вечеринке всучил его мне.

«Так странно – подумала я, – одновременно видеть его улыбку и чувствовать, как он улыбается по телефону».

– То же самое случилось и со мной! – воскликнул он. – Странная девушка только что подошла ко мне и настояла на том, чтобы поделиться своим номером. Она была очень убедительна.

– Может быть, они хотели связаться друг с другом, но по ошибке им попались мы, – предположила я.

– Если все так и было, – ответил он, – то я рад, что они ошиблись.

Ни один из нас не пошевелился. В гостиной, где все еще играл мой плейлист, тонкий голос Нила Янга дрожал на песне про полнолуние.

– Что ж, увидимся, – попрощался Тэ.

Затем, к моему удивлению, он наклонился вперед и поцеловал меня, куда-то между уголком моего рта и ухом, прямо туда, где только что был мой телефон. Когда дверь за ним захлопнулась, я села на опустевший диван, одновременно радостная и грустная, по причинам, которые казались такими же запутанными, как гирлянды бумажных цветов, которые Юнхи старательно развесила накануне. И только когда я начала погружаться в сон, все еще окруженная серебристыми воздушными шариками, подпрыгивающими под потолком, я задалась вопросом: какое же желание записал на бумажке Тэ?