– А грыль где?
– Разбойники убили, ответил я и натянул поводья. Так делали кучера в Бирюле, и в Лопани этот фокус тоже удался. Два тяжеловоза остановились, как вкопанные, и я аккуратно слез на землю, ощущая, как дрожит у меня всё тело.
– А вы кто? – ещё строже спросил староста, и ухватил за шкирку пробегающего мимо мальчишку: – Ну-ка станового пристава зови! Быстро!
– Семён Петрович – писарь земской управы, – я разминал ноги и только теперь вспомнил, что внутри кареты у меня лежат связанными две девицы. Кинулся туда, открыл дверь и увидел полные слёз и боли глаза батутоподобной гражданки Скрипиной. Принялся развязывать верёвки на руках, но узлы были настолько прочными, что я не справился. Повернулся к старосте и заговорил сердито: – Ну, помогите же девиц освободить!
Староста оказался ловчее меня и быстро размотал обеих гражданок. Я в это время растеряно топтался возле кареты. В это время прибежал становой пристав, и обе девицы повисли на нём, рыдая и рассказывая, как их грозились изнасиловать, как убили душку Егора Егоровича. При этом полицейский чин с такой строгостью и подозрительностью смотрел на меня, что я поспешил развеять его подозрения:
– Это не я убил господина Жилова! Я писарь земской управы!
Становой пристав аккуратно отстранил девиц, посмотрел с сожалением на пятно помады на своём белоснежном кителе, оставшееся после гражданки Жугаровой, и потребовал:
– Давайте-ка по порядку! Я становой пристав села Лопань Михаил Григорьевич Трут! Извольте рассказать всю суть дела, а вы, барышни, слушайте и дополняйте!
Я глянул на Тварь, которая радостно тёрлась об мою ногу, и начал покорно рассказывать:
– Мы утром выехали из Бирюля! Я, господин Жилов, сударыни Скрипина и Жугарова. Часа через два я вышел из кареты и остался в лесу.
– Как это – вышли из кареты? – распахнул глаза становой пристав: – Вы точно писарь, не охотник?
– Писарь он, писарь, – затараторила батутоподобная Скрипина, и тут же наябедничала, скотина: – Оне с господином Жиловым поскандалили-с, и Егор Егорович их из кареты выкинули-с!
– В лесу? – нахмурился Михаил Трут, повернулся ко мне и произнёс сурово: – Это преступление, и вы вправе были потребовать сатисфакции господин…
– Пентюх, – быстро сказал я, – Семён Петрович Пентюх! Писарь земской управы!
– Пусть будет Пентюх, – махнул рукой пристав, – Но зачем вы дам связали, и куда, позвольте спросить, кучера дели?
– Да не связывал я никого! – в отчаянии воскликнул я, и обратился к ябеде с огромными сиськами: – Хоть вы ему скажите!
– Он не связывал, – кивнула Катерина Леопольдовна, и грудь её качнулась при этом, заставив пристава покрыться испариной.
– А кто связывал? Жилов?
– Егор Егорыч уже мёртвый были! – взмахнула руками уже Жугарова, – Как он связать бы смог?
Пристав оглянулся растеряно, снял фуражку, подошёл к скамейке и плюхнулся на неё. Вытер вспотевший лоб и ткнул в меня пальцем:
– Давайте, вы рассказывайте! – повернулся к девицам: – А вы молчите!
– Я вышел в лесу, – начал опять я рассказ.
– Вышли, либо вас всё-таки выкинул господин Жилов? – пристав смотрел на меня требовательно, и я вздохнул:
– Не то, чтобы прям выкинул, но обещал применить грубую силу, и я посчитал нужным выйти, – почему-то признаваться в том, что тебя как лоха последнего вышвырнули – всегда трудно и стыдно.
– Хорошо, – кивнул пристав, – И вы пошли за каретой?
– Нет, – мотнул я головой, и признался, посчитав, что всё равно девицы расскажут: – Господин Жилов стал в меня стрелять из пистолета и я… в лес убежал!
Теперь и староста плюхнулся рядом со становым приставом и переспросил:
– Из пистолета? В вас? В лесу?
– Оне сказали, что Его Егорович врёт! Оне сами виноваты! – встряла батутоподобная Скрипина.
– И что? – спросил пристав Трут, – Как можно в лесу высадить, да ещё и стрелять в человека-с без оружия?
– У меня револьвер есть! – тут же сказал я, – Мне Егор Пантелеевич выдал в командировку!
– А где же он? – удивился становой пристав.
– В сумке, – я достал револьвер и показал его приставу.
– А господин Жилов видел оружие?
– Я не доставал, – признался я.
– То есть, стрелял по его разумению по безоружному! – удовлетворённо кивнул пристав, почесал гладко выбритый подбородок и кивнул: – Дальше-с!
– Потом я вышел из леса и пошёл по дороге в Лопань. И увидел карету. А рядом лежал мёртвый господин Жилов, – я развёл руками: – И кучер. Тоже уже мёртвый-с!
– И кто же их убил? – вскинул брови пристав, а староста тут же поддакнул:
– Да! Кто-с их убил?
– Разбойники! – запричитала Жугарова с размазанной на пол-лица помадой, – Остановили карету, убили кучера, а когда Егор Егорович выскочил – и его!
Она всхлипнула и прижала ручки к груди, гораздо меньшей по размеру, чем грудь её товарки. А Скрипина лишь кивнула в такт словам Жугаровой.
– Сколько было разбойников? – требовательно спросил Трут у Жугаровой.
– Я… не знаю, – растерялась та, – Нас вязали двое! Один здоровый, с губищами такими, как вареники с творогом! А второй мелкий и противный!
– От него ещё луком воняло! – встряла батутоподобная.
– Восемь их было, – сказал я, и все четверо опять повернулись ко мне.
– А вы откуда знаете? – становой пристав снова вытер лоб скомканной фуражкой.
– Так я когда вышел к карете – они меня окружили, – я развёл руками.
– И? – подался вперёд староста, – Почему отпустили?
– Да не отпускали, – признался я, – Просто умерли, и я уехал на карете…
Глава 6. Герой поневоле
Когда становой пристав Михаил Григорьевич стал выяснять, как умерли разбойники, я посмотрел на Тварь и решил не выдавать животинку. А то, кто знает, что с ней сделают жители Лопани. Или она с ними. Потому ответил:
– Сам не понял, как так получилось.
Староста глубокомысленно хмыкнул, а становой пристав не стал больше ни о чём спрашивать. Встал со скамейки, напялил на голову мятую фуражку и произнёс:
– Господин Пентюх, полицейское управление Бирюльского уезда к вам вопросов больше не имеет, так как ваша невиновность безусловна и подтверждается показаниями, кхм, – он покосился на девиц: – Сударынь. Мы найдём нового кучера, но карета отправится в Разумное только завтра. Рекомендую вам гостиницу Лопаньская! Там очень хорошая кухня и чистые комнаты.
– А что, есть ещё какие-то гостиницы? – спросил я негромко.
– Нет, – удивился моему вопросу Трут, – У нас только одна гостиница.
– А, – догадался я, – Из единственной гостиницы вы одну рекомендуете?
Пристав засопел, но ничего не ответил на это, лишь махнул рукой и произнёс:
– Пойдёмте со мной в отделение, я вам выдам кобуру, что ли. Негоже револьвер в сумке таскать!
Я покорно побрёлся за Трутом в контору и там он мне выдал кобуру под револьвер. благо, служебные наганы были все однотипными. Становой пристав был настолько любезен, что даже показал, как крепить эту штуку на пояс и как засовывать в неё пистолет. В итоге из отделения я вышел с кобурой на поясе, будто стрелок или охотник. Правда, чувствовал себя с оружием я очень неуютно. Но, куда деваться? Ежели уж положено по формуляру…
В гостиницу я заселился уже после обеда. Погулял по селу около часа, рассматривая достопримечательности в виде бревенчатых изб, рубленных колодцев и высоченных заборов. Тварь всё так же крутилась рядом со мной. Когда мы зашли в гостиный двор, на нас тут же стала неистово лаять огромная овчарка. Тварь посмотрела на неё, на меня и плотоядно облизнулась. Я тут же заговорил:
– Не смей, скотина эдакая! Я тебе ещё пирожков куплю! И вообще – иди вон туда, под сарай, и будь там! В номера с животными нельзя!
Тварь, будто понимала, тут же пошла и легла, куда я указал. А я зашёл в обеденный зал, который мало чем отличался от пивнух в Бирюле. Грязные деревянные столы, сколоченные местными мастерами. Скамейки, да барная стойка. Предполагая, что вряд ли тут есть официанты, я сам подошёл к стойке и заказал у бармена, а по совместительству хозяина гостиницы, ужин. А потом скромно сел за столик, рассматривая посетителей. Их было совсем немного: трое явно местных мужиков, двое то ли стрелков, то ли погонщиков скота, какой-то франт в кожаных штанах и сразу с двумя револьверами в кобурах и… молодая девушка. Вот её бы, честно говоря, девицей назвать язык бы не повернулся. Одета она была не в платье, а в широкие штаны, чем-то напоминающие клёши. На ногах кожаные сапожки. Широкая рубаха, из-под которой топорщились, кхм… топорщились, в общем. При этом, девушка была стройной. Вообще, внешность была не совсем стандартной. Огромные глазюки, тёмные волосы, скуластое лицо. А ещё на поясе у неё была кобура с револьвером. Такое было не прямо из ряда вон выходящее, конечно, но даже в Бирюле девушки редко носили оружие. А тут, поди ж ты, в какой-то Лопани – и с оружием. Девушка заметила, что я её разглядываю, глянула на меня пристально, и я покраснел, уткнулся быстро в тарелку, которую передо мной поставил хозяин гостиницы, и стал с аппетитом уплетать мясной гуляш. И опять влип в историю.
