Староста переступил с ноги на ногу и проговорил:

– Сумка кожаная была. Лежит в избе у меня, – посмотрел испуганно и добавил: – Ничего не трогали из неё!

– Ладно, – вздохнул я, – Раздевайте труп!

Староста строго глянул на мужиков и приказал максимально грозно:

– Раздевайте ужо!

Пока мужики доставали тело и снимали с него одежду, я отошёл подальше и закурил. Как раз успел папиросу выкурить, когда Владимир Пантелеевич позвал:

– Готово, господин Пентюх!

Я подошёл и посмотрел на голого покойника. Тут же увидел на брюхе справа, чуть ниже рёбер, небольшую дырочку, будто от пули. Открыл блокнот, тщательно записал, померил линейкой расстояние от ключицы до раны, внёс цифры. А потом, на всякий случай, ещё и зарисовал, как умел, тело и рану. Посмотрел, не пропустил ли чего и скомандовал:

– Переворачиваем!

Когда тело перевернули, я увидел на спине и выходное отверстие. Пуля, получается, прошла насквозь. И вышла выше, где-то в районе лопатки. Тщательно записал местоположение, характер раны и опять зарисовал всё. Спрятал карандаш и скомандовал:

– Зарываем назад! – и пошагал вместе со старостой в центр села…

Когда пришли в контору (так здесь назывались избы, где размещались староста и становые приставы с писарем), Корюх полез в деревянный шкаф, покряхтел и достал оттуда красивый кожаный чемоданчик. Писарь Федос, сидящий за столом в дальнем углу комнаты, посопел носом, и принялся что-то старательно выводить в большой амбарной тетради. Староста покряхтел ещё, глянул на Федоса и со словами:

– Пропажа нашлась! – положил на деревянный стол орден.

Орден этот тоже изображал солнце, только на перекрестье мечей. Я повертел его и так, и эдак. Отметил, что сделан он красиво. Может, даже из драгоценных металлов. По крайней мере, на шестиугольном солнце на краях каждого лучика были какие-то камни. Я достал опять блокнот, карандаш, тщательно описал орден, а потом бережно положил в сумку. Потянулся к чемодану, аккуратно открыл и посмотрел внутрь. Там лежали бумаги какие-то, табакерка, трубка и пачка денег. А ещё… документ.

– Владимир Пантелеевич, а гражданина этого, убиенного, в селе раньше кто-нибудь видел?

– Неа, – замотал головой Корюх, – Всё село посмотрело – никто не видел его.

– А как он в село попал? Кто нашёл? – я взял карандаш и приготовился записывать. Вывел вверху странички: «Показания старосты села Разумное В.П. Корюха!»

– Как попал – энтого не знаю, – староста переминался перед столом с ноги на ногу, – Нашёл с утра Федос! Как раз на службу шёл и обнаружил!

– Дальше? – я старательно записывал за старостой.

– Дальше он заорал, ровно кабанчик, которого резать собрались! – забубнил староста.

– Кто заорал? – поднял я глаза, – Убиенный?

– Какой убиенный? – выпучился староста: – Как убиенный заорать-то мог?

– Я-то откуда знаю? – я пожал плечами: – Вы сами сказали: – Заорал как кабанчик!

– Так Федос заорал! – староста глянул на меня удивлённо.

– Понял, – кивнул я и принялся записывать: – Дальше…

– Ну, сбежались мужики. И я прибежал со всеми. Глядь, а на земле убиенный лежит!

– Как лежал? В каком положении?

Староста диковато на меня посмотрел. Покряхтел и лёг на пол, откинув левую ногу и оттопырив руки в стороны.

– Полежите минуточку! – попросил я, и спросил Федоса: – Так убиенный лежал?

Сельский писарь испуганно кивнул, и я принялся писать, проговаривая вслух:

– Убиенный лежал на спине, лицом кверху, – я быстро подточил карандаш и спросил старосту: – Глаза закрыты были?

– У кого? – прошептал с пола Владимир Пантелеевич.

– У убиенного, конечно, – я взял наизготовку карандаш и приготовился писать.

– Закрытые, господин Пентюх!

– Закрытые, – записал я, и начал конспектировать дальше: – Руки раскинуты в стороны, левая нога оттопырена!

Когда переписал позу, продолжил опрос:

– Итак, убиенный в неизвестном мундире…

– Почему неизвестном? – Корюх глянул на меня удивлённо: – Это мундир Дарчии!

– Ага! – я от изумления вытаращил глаза: – А вы откуда знаете?

– Так служил на западной границе пять лет! В Дарчии в таких мундирах ходят!

– Это меняет дело, – я вновь принялся писать, но остановился: – А как правильно? Дарчиец, дарчиянин или дарчианец?

Староста моргнул и признался:

– Не знаю, мы их дрочерами называли.

– Дроче… – принялся писать я и плюнул: – Владимир Пантелеевич! Не могу я такое в официальном документе прописывать!

Я подумал и нашёл выход. Написал: «мужчина в мундире Дарчии». Закончил опрос старосты. Потом опросил Федоса. Но тот мало что смог добавить. Шёл, увидел. Закричал. Прибежали.

– А откуда убиенный идти-то мог, Владимир Пантелеевич? – спросил я у Корюха, – Почтовая карета в тот день была в селе?

– Была-с! Я с каретой и отправил письмо исправнику, что убиенного нашли!

– А перед этим?

Староста задумался и кивнул:

– И перед этим была.

– То есть, мог на карете приехать и остаться?

– А зачем оставаться ему? – староста посмотрел на меня с удивлением.

– Откуда ж я знаю? – я развёл руками, – У вас из Дарчии никого не живёт? Может, в гости к кому заехал?

– Да я кареты встречаю, не было никого! – Владимир Пантелеевич помотал головой: – И из Дарчии нету никого у нас.

– Ну, и ладно! – я махнул рукой: – Я всё описал, вас опросил, а дальше пусть уже сыщики разбираются! Карета на Бирюль завтра?

– Завтра-с. В полдень приходит.

Когда я вышел на улицу, уже темнело. Тварь подбежала ко мне и ласково завиляла уродливым хвостом. Я подумал немного и наклонился, чтобы погладить животину. И вздрогнул от знакомого девичьего голоса:

– Кто это тут у нас?

Распрямился резко и увидел Ирину. Покраснел густо, но, надеюсь, в темноте этого не видно было и спросил невпопад:

– А ты откуда здесь?

– Как откуда? – засмеялась девушка, – Приехала с командой своей!

– С командой? – тупо переспросил я, припоминая, что Ирина действительно рассказывала что-то про команду. И про то, что они изыскания проводят какие-то в нашем уезде. Правда, я плохо помнил, что за изыскания. Дело в том, что когда девушка это всё рассказывала, она сидела рядом со мной на травке, изредка касаясь меня своей… округлостью. Ну, той самой, которая между шеей и солнечным сплетением. А я ведь говорил уже, что с девушками у меня… не сильно ладилось. Потому, когда чувствовал прикосновения эти, всё плыло, как в тумане. И забывал обо всём. Вот и помню совсем смутно, что да, точно, команда какая-то была. В разговоре. А вот что за команда… Впрочем, Ирина быстро сама всё рассказала:

– Со мной мои помощники – гмур Дырн и тырк Бобо. Вон они, лошадей распрягают!

– Гмур и тырк? – опять тупо переспросил я. Те и другие были представителями нечеловеческих рас, населяющих эту планету. Про гмуров, их низкий рост, мастеровитость и кряжистость я уже рассказывал. Но вот если они были похожи на невысоких людей, то тырки на людей походили мало. И хотя руки у них были, и племя это являлось прямоходящим, ноги у тырков заканчивались копытами. А на голове были натуральные рожки. Не очень большие, конечно, но имелись. Ну, и рожа волосатая, как у обезьян, только вытянута, а нос широкий, будто у коров каких. Тырки отличались могучей силищей, невероятной выносливостью и… кажущейся тупостью. Многие думали, что интеллект тырков равнялся интеллекту первоклассника, а то и вовсе детсадовца. Тут уж как повезёт. Говорить они умели, но лавры Цицерона не снискали бы. Но на самом деле тырки были не только могучими, но и очень даже сообразительными. И те, кто общался с представителями этой расы точно не назвал бы их глупыми.

Ирина же, выслушав мои ответы, внимательно посмотрела и рассмеялась:

– С тобой всё в порядке? Такое ощущение, что тебя по голове чем-то хорошо приложили.

– Да! – ответил я.

– Да, в порядке? Или да, приложили? – изыскательница явно веселилась, рассматривая моё, наверное, донельзя тупое лицо.