Мысль закончилась, и Хефф начал дышать. Ему не нужен был воздух, но так было легче. Вдох – не закричать от боли – выдох, вдох – не развалиться на части – выдох. Вызовы, на которые стоило обращать внимание, ощущались именно так. Как нечто, на что ты не сможешь не обратить внимания.

Время растянулось в болезненную бесконечность. Дверной проём стал таким родным, возможно, Хефф мог бы даже поселиться здесь. Возможно, однажды здесь повесят табличку. Боль докатилась до пальцев, и Хефф пошатнулся, выпуская дверной косяк из рук. И наконец-то шагнул в зал фирменной лёгкой походкой. Что-то пружинящее и танцующее. Хефф повторял за сотрудниками из Соблазнения. Отлично скрывает подгибающиеся от боли ноги, великолепно маскирует дрожащие от страха колени. О да, такой опасный и расслабленный сильный демон. Если он сейчас не упадёт в чужую пентаграмму, будет просто великолепно.

Сто-Два с выражением величайшего почтения на лице подхватил Хеффа, когда тот всё же зацепился ногой об ногу. И втолкнул Хеффа в пентаграмму, с участием заглядывая в глаза. Хефф точно его прикончит. Да, большие сильные демоны именно так и развлекаются, убивают безымянную мелочь за привидевшееся неуважение. Вдох – не осесть на пол в пентаграмме – выдох.

– Тот же адрес, – сообщил Сто-Два с лёгким удивлением.

– Поддай спецэффектов, – попросил – приказал! – Хефф.

Пентаграмму заволокло дымом, и Хефф прекратил дышать. Перемещение он почувствовал, боль резко прекратилась. Под громкий кашель кого-то, скрытого дымом, Хефф приходил в себя. Быть того не может, чтобы тот чернокнижник умудрился раскаяться и стать чистой душой, тем более так быстро. Сколько времени прошло? Год? Час?

Хефф проморгался. Перед ним стояла девочка. Ребёнок. Не младенец. Точно не взрослая.

Ключевым отличием между Хеффом и Дцать было вовсе не то, кто соблазнял, а кто соблазнялся. И даже не то, что Хефф никак не мог решиться подстричься. Дело было в том, что Хефф играл грязно. Обязан был.

Дцать, и другие оперативники отдела соблазнения, приходили к людям, предлагали им простые, лёгкие и выгодные пути в Ад. Иногда звонили, но это мало что меняло. Человеческие души могли согласиться, а могли удержаться, могли не купиться. И получали свой выигрыш. Самые стойкие и самые чистые отправлялись на Небеса. Когда-то весь отдел работал только с такими наиболее чистыми душами, что чуть не стоило ему существования. Конечно, соблазнить праведника было подвигом, вот только если праведники не соблазнялись, демоны начинали сомневаться, а правда ли люди действительно слабые, грязные и мерзкие создания, и стоит ли их ненавидеть. Крылья светлели, крыши протекали.

В итоге, в отдел экстренно добавили кабинет аналитиков, чтобы те включали в план только те души, которые не просто можно соблазнить, но ещё и уложиться в отчётный период. И вот уже несколько – Хефф каждый раз обещает себе записать сколько это несколько – сотен лет отдел соблазнения занимался в основном теми, кто уже и так не прочь погрешить, просто заставляя их сваливаться поглубже. Работа стала рутинной, зато опасности никакой. Дцать приуныла, она была немного карьеристкой. Но Хефф всё равно был за неё рад.

В любом случае, Ад попадали только те, кто этого в итоге заслуживал. Пусть и с легкой демонической подачи. Но «добрый домашний мальчик» попадёт в Ад не потому, что связался с Дцать, а потому что в одной из своих гонок размажет по остановке церковный хор в полном составе или в пьяном угаре сбросит бабушку с моста. «Мальчик» попадёт вниз, и это будет справедливо. «Да воздастся каждому по делам его». Иногда Хеффу было мерзко от пристрастий Дцать, но она была справедлива. А Хефф не был.

– Давай я сразу скажу, что это плохая идея, и мы разойдёмся, сделав вид, что ничего не было? – с ходу предложил Хефф. Он ненавидел, когда попадались дети. После этого он чувствовал себя слишком демоном. Это должно было быть хорошо и правильно, но почему-то не было.

Девочка проигнорировала вопрос, обходя Хеффа по кругу и осторожно переступая линии.

– На самом деле, я не верила, что получится. Я не особо во всё это верю, – доверительно призналась девочка.

– Призыв звучал довольно отчаянно. И уверенно, – поморщился Хефф, отголоски боли всё ещё пульсировали в голове.

– Это как с лотереей, – девочка посмотрела прямо на демона. – Не веришь, что выиграешь, знаешь, что шансов почти нет, но всё равно надеешься изо всех сил. Сосед сегодня убежал из дома, и я пробралась в его комнату, увидела всё это, решила попробовать, сначала не всерьёз, просто смешно, свечи, круги, как в кино…

– И вот мы тут, – устало закончил Хефф.

– И вот мы тут, – немного печально согласилась девочка. На миг она показалась Хеффу более древней, чем он сам. Так бывает с детьми из коммунальных квартир и в старых свитерах с чужого плеча.

– Чего ты хочешь? – просто спросил Хефф.

Девочка хитро посмотрела на него, прищурив глаз.

– Я хочу, чтобы моя сестра самостоятельно пришла на награждение, когда я буду получать премиею за лучший вокал, – девочка бойко произнесла название, и Хефф грустно усмехнулся. Люди постоянно думали, что хитрее всех вокруг. И юные люди думали так куда чаще. И ошибались куда больнее.

– Ты любишь петь, – почти нежно сказал Хефф. – Тебя вырастила сестра, и на серьёзные занятия денег нет, хотя сестра и верит в твой талант. Но и это не самое главное. Нет. Она больна. Ты подслушала диагноз. Поэтому, ты выбрала не просто престижную премию, но профессиональную премию исключительно для взрослых, чтобы получить время для сестры. Ты не попросила годы жизни, потому что я мог превратить её в овощ, ты не попросила здоровье, потому что её мог сбить автобус, нет. И ты озаботилась тем, чтобы у тебя было образование, а значит, деньги или стипендия. Не просто жизнь для вас с сестрой, но жизнь лучше, чем есть у вас сейчас. Как умно, да?

Девочка покраснела. Люди были очаровательны. Очаровательно отвратительны, да.

– Ты забываешь, что я демон, – равнодушно продолжил Хефф. – Я щёлкну пальцами, и правила премии изменят. Номинация в поддержку молодых дарований, как тебе?

Девочка моментально побледнела, кровь так быстро отхлынула от её лица, что Хеффу показалось, что ребёнок вот-вот свалится в обморок.

– Я не буду этого делать. Я же не джин какой-нибудь. Всё исполню по высшему разряду, ты будешь учиться и петь, получишь крупную стипендию, а твоя сестра проживёт долгую и счастливую жизнь, – поторопился успокоить ребёнка Хефф. – Но потом ты попадёшь в Ад. Ты понимаешь?

Девочка кивнула. За стипендию Хеффа не похвалят, но он что-нибудь придумает. Что-то вроде соблазна богатством и праздностью.

– Ты точно всё понимаешь? – уточнил Хефф. Он очень плохо определял возраст людей.

– Моя сестра умирает! – взорвалась девочка, и в её глазах стояли слёзы. – И она точно попадёт в Ад! Она воровка! И на самом деле она злая! Она много кого ненавидит, и она делала плохие вещи! Но я люблю её. И она единственная, кто обо мне заботится. И большинство плохих вещей она сделала ради того, чтобы я была в безопасности и у меня была еда.

Хефф знал, что всё это правда. Он мог запросить выписку из отдела учёта грехов и узнать все подробности, но быть демоном – это не только красивые чёрные – серые – крылья, но и возможность кое-что чувствовать. Затылок снова заныл. Это боль была вовсе не мистической. Это был сам Хефф. Он хотел было поспорить, отговорить. Но он смотрел в глаза этой девочке и видел Элайзу. То же упрямство, та же безысходность. Его первая сделка всегда будет смотреть на него сотнями чужих глаз.

О, он пытался отговаривать. Рассказывал об ужасах Преисподней и пугал, что желание всё равно не сбудется. За эту маленькую ложь ему даже пришлось немножечко повисеть на дыбе в кабинете у герцога Агареса. Конечно больно, зато компания приятная. Но пару-тройку столетий после этого Хефф всё равно продолжал пытаться отговаривать. И хоть бы раз это сработало! Только зря висел.