КАК НУЛЕВЫЕ ПОМОГАЮТ СФОРМИРОВАТЬ ОБРАЗ
БУДУЩЕГО
Елена Омельченко, социолог, директор ЦМИ НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге
Наши исследования показывают, что современная молодежь, с 15 до 25 лет, с очень большим трудом формирует будущее и представляет себе его план, даже в пределах трех-пяти лет. Такой проблемы не было, например, в советское время, потому что будущее было расписано — было понятно, что нужно сделать, чтобы сыграть тот или иной сценарий. Тебе все давали в руки, нужно было только честно и добросовестно учиться и трудиться. Сейчас таких предложений нет, кроме идей патриотического воспитания, повышения рождаемости, преодоления демографического кризиса. И что? И где тут будущее? И вообще, какое оно — будущее?
В этой ситуации, конечно, поиски некого альтернативного мира будут продолжаться. Их будут искать не только в двухтысячных, я думаю, в какой-то момент их будут искать в периоде декаданса. И мне кажется, что такие поиски будущего очень важны, особенно в период взросления. Кто-то его находит через образ, который формируется внутри своей страны — как, например, «американская мечта». Она в свое время сыграла совершенно уникальную роль, заявляя, что каждый может стать кем хочет — если захочет. А кто-то находит будущее через образ прошлого времени. Например, в образе сытого, теплого, перегретого и мифологизированного времени двухтысячных, где есть песни Меладзе, где можно без компьютера и смартфона потусить, поорать, необязательно пить, но можно и выпить какие-нибудь коктейли, поговорить. Такая душевная аура и обстановка вселяют ощущение сложившейся жизни.
Молодому человеку необходимо знать свой жизненный сценарий — понимать, куда и для чего он или она развивается. Эти вопросы совершенно естественны и при этом очень важны. И в какой-то степени для современной молодежи они намного важнее, чем были во времена молодости их родителей, потому что тогда эти вопросы не стояли вообще, выбора как такового не было. При этом для нас сейчас, может быть, такой подход выглядит плохо. Но для многих людей тогда идея присоединиться к большинству и двигаться вместе, делать свое дело, хорошо работать на благо Родины, быть честным и открытым — это было нормальным. Но сейчас таких вещей нет. А если и есть, то они насаждаются сверху, не на ту почву — и это выглядят странно.
С точки зрения исследований, зумеры — действительно более осознанное поколение. Эта осознанность проявляется через более высокий уровень толерантности. В частности, они предъявляют больше требований к личным границам. Здесь как с экологией: это про защиту своего тела и своей индивидуальной идентичности. Поэтому, например, зумеры более терпимы к меньшинствам. А еще они претендуют на статус более образованного поколения в силу своей включенности в информационные потоки. Несмотря на брюзжание со стороны взрослых о том, что раньше все читали романы, а теперь молодым все заменяет «Википедия», это не совсем так. У молодежи есть способность к быстрому поиску информации. Но при этом сама работа, в том числе в сфере IT, повышает требования к soft skills, которые ориентированы на эмпатию и неагрессивное общение.
Наши исследования показывают, что молодое поколение сейчас ближе к родителям, чем предыдущие. Они легче общаются, рассказывают и доверяют родителям. Это происходит еще и потому, что семья в любом случае оказывается самым безопасным местом среди всего, что происходит сейчас в мире. И конечно, современная молодежь — более мобильная, больше нацеленная на отъезд, на пересечение всяких границ, меньше ориентирована на стабильность, не хочет сидеть на одном месте (в том числе и на рабочем). Они более трепетно относятся к своей жизни, к своему выбору, к своему будущему.
КАК НУЛЕВЫЕ ПОМОГАЮТ ПОНЯТЬ СВОИ ИСТОКИ
Егор Москвитин, кинокритик
В четвертой «Матрице», которая как раз вышла не так давно, есть фраза одного из злодеев: «Ностальгия — самое лучшее лекарство от тревожности». Тревожность — это, видимо, черта нашего времени, а ностальгия и обращение к детству, к каким-то знакомым культурным кодам — это то, что нас успокаивает.
Но есть еще такой интересный парадокс: молодые россияне, родившиеся в XXI веке, одержимы историями про девяностые, в которые они не жили, но в которые жили их родители. Почему это происходит? Возможно, потому что люди чувствуют, что это время предопределило их судьбу. При этом описание этому времени дали не они, а кто-то, кто старше их и кому они, возможно, не доверяют — в силу конфликта поколений, в силу скепсиса по отношению к государственной идеологии и в силу других причин. Сегодня мы видим огромное количество режиссеров в возрасте 25—30 лет, которые, родившись на излете девяностых, вдруг снимают пронзительные истории про то время. Это фильм «Бык», фильм «Нашла коса на камень», фильм «Теснота», фильм «Печень», фильм «Хрусталь». Сериалы я и перечислять не буду — их немыслимое количество. То есть это история о том, как люди обращаются к чужой памяти, чтобы понять свои истоки.
Что касается зумеров — у меня есть ощущение, что они жертвы маркетинга. Это поколение, на которое делают ставку все стриминги и вообще все платформы. И делают это с помощью комплементарных тезисов: «Вы самое лучшее поколение», «Вы — единственные, кто заботится об этой планете», «Вы унаследуете мир, который разрушили те, кто был до вас». И когда ты в этом живешь, наверное, какое-то время тебе это очень нравится. Я думаю, что зумер, который вырос на «Sex Education», смотрит фильмы о сексе нашего детства (например «Американский пирог») просто как передачу National Geographic. С мыслями: «Ага, то есть они реально все это просто ради секса? И все?»
С другой стороны, тебе как зумеру хочется понять, как было раньше — до того, как тебя превратили в королеву бала, ради которой все снимается. И уже появляются сериалы, которые ставят идеальность и безупречность зумеров под сомнение. Например, есть сериал «Индустрия», который Лина Данэм сделала для HBO. Лина раньше была одним из голосов своего поколения в сериале «Девочки». Он как раз начинался со слов героини: «Я не хочу быть голосом поколения, я хочу быть одним из голосов поколения». И Лина была именно такой — человеком, который утверждает равноценность всех историй, всех характеров, всех образов, всех типов людей. А в сериале «Индустрия» описывается история, когда первое поколение зумеров, которое вышло из университетов, идет устраиваться на работу. Они устраиваются в инвестбанк в Лондоне, и всех их делят на пары. Все они стажеры, и только один через полгода станет сотрудником команды. И в сериале эти невинные зумеры, которые всегда были за экологичные отношения, за тактичность и нетоксичность, вдруг превращаются в таких же зверей, как и все остальные. Они начинают бороться друг с другом, подставлять и унижать друг друга. Их просто ставят в ту же ситуацию, что и все предыдущие поколения, — в ситуацию борьбы за ограниченные ресурсы. И тут-то оказывается, что они не особо отличаются от всех остальных. А значит, им интересны истории предыдущих поколений — и, наверное, они находят что-то интересное в нулевых.
КАК НУЛЕВЫЕ ТЕРЯЮТСЯ СРЕДИ ДРУГИХ ДЕСЯТИЛЕТИЙ
Александра Колесник, историк
Конечно, восприятие нулевых зумерами отличается от восприятия миллениалами, потому что для зумеров нулевые — период не взросления, а раннего детства. И это детство пришлось на период появления демократичного доступа к Интернету. И ностальгия связана с тем, что в нулевые появлялся доступ к гигантским пополняемым архивам — от YouTube и фанатских форумов до реальных архивов, создаваемых библиотеками. Это огромное количество информации, которое может изучить каждый пользователь.
Появление Интернета делает потребление огромных объемов информации нормой. Вместе с этим обращение к прошлому и его узнавание становится хаотичным: нет последовательных хронологических связей между тем, что было в прошлом, что происходит сейчас и что будет в будущем. Это хорошо видно на примере фильма Квентина Тарантино «Однажды в Голливуде»: в одной киновселенной соединяется множество отсылок к разному культурному прошлому, получается пестрый коллаж. Такое коллажное нелинейное представление становится нормой для современного потребителя. Или, например, когда события исторического фильма разворачиваются в современных декорациях — критики сразу начинают говорить о неисторичности. Например, в «Кролике Джоджо» события Второй мировой войны сопровождались музыкальными треками из шестидесятых, семидесятых и из нашего времени. Несмотря на сложность проблемы, связанной с детским восприятием войны, весь материал фильма был подан в манере комикса. Зумеры, современные потребители, не видят в этом проблемы. Насколько это нормально для миллениалов — вопрос.
