Сива с неохотой отлепил бинокль от лица, вокруг глаз его остались красные следы от окуляров, и передал прибор Ясеню. Вчера кто-то из братьев вновь видел призрачную Соль. Азовка радостно сообщила, что лук её готов и стрел она сделала предостаточно, чтобы начать охоту. Елена пока медлила с решением, но позже, когда друзья остались втроём, учёный выдвинул гипотезу о том, что теперь Ингвар активнее будет стараться вернуть свою скиталицу в мир грёз. Лиле тут же опровергла его догадку, напоминая, что Ингвар – душевно недоразвитое существо и ему плевать на свою подругу, тем более уже мёртвую, что он не раз им и показывал. Однако Сива упорствовал на своей идее, и они с ним поспорили на сотню щелбанов, а Ясень вызвался быть судьей.

– И впрямь поёт, – хмыкнул Ясень, подкручивая окуляры бинокля.

– Эспириты, как мы выяснили, приходят на музыку, и я думаю, он поёт любимую песню Соль, чтобы приманить её, – важным тоном, словно представляя наблюдения научного эксперимента, объявил Сива.

– Или же он опять что-то употребил и теперь веселится, – буркнула Лиле, которая никак не хотела верить, что Ингвар способен петь, да ещё романтическую песню, да ещё и ради кого-то.

– Опять? А у него есть, что употребить? – с потаённой надеждой спросил Ясень, передавая бинокль Лиле.

Она только дёрнула плечом на его вопрос и, приложив окуляры к глазам, поджала губы, с досадой наблюдая за Ингваром.

– Но, может, у него настроение хорошее. С чего ты взял, что он для безглазой поёт? – чуть погодя предположил Ясень.

– Потому что вон она, – спокойно ответил Сива.

Лиле навела бинокль в ту сторону, куда он показывал: Соль, белая, что иней на зимних окнах, стояла, прячась за сосной, так что Ингвар не мог её видеть. Лиле вскрикнула:

– И впрямь она!

Ингвар, похоже, услышал её вопль и настороженно посмотрел на лес. Он покрутил головой и остановил взгляд на их кустарнике.

– Не повезло, – констатировал Сива.

Ингвар поднялся.

– Бежим, – пискнула Лиле и первая припустила к дому.

Ингвар. Живая Земля

Мало того что он не заметил слежки, так ещё и упустил Соль. Скиталица метнулась перед ним в тот же миг, когда трое миротворцев бросились врассыпную из кустов. Ингвар звал её и уговаривал вернуться, но Соль так и не пришла к нему, будто обидевшись за то, что из их свидания он устроил театр для сектантов.

В лагере его ждали.

– Мы решили, что надо всем вместе отправиться в мир грёз. – Елена поднялась ему навстречу. – Возможно, если вы двое будете с нами, он ответит на наши вопросы.

Все тринадцать были в сборе у костра и с готовностью закивали, соглашаясь с предводительницей. Ингвар оглядел их: теперь ни за что не догадаться, кто те трое, что проследили за ним, а затем умчались с визгом и хохотом, как нашкодившие школьники, застуканные за подглядыванием в женской раздевалке. Все братья выглядели, как обычно: серые лица, обтянутые кожей скулы, а в глазах либо решимость, либо безразличие, но никакой задорной искринки. Ингвар с подозрением присмотрелся к Ярре, но даже у рыжего язвительного миротворца не отражалось на лице никаких признаков недавней выходки. Только у Лиле на лбу появилось красное пятно, грозившее превратиться в шишку – похоже, бедняжка, где-то упала. Но от его взгляда она мигом зарделась и отвернулась.

– Воспринимайте мир грёз, как живое существо, – вдохновенно начал Ихтар. – Мы изучаем его, а он нас. Мир грёз пытается общаться с нами, исследуя язык наших чувств.

– Может, начнём? – прервал Ингвар, даже завидуя той страсти, с которой говорил Ихтар.

– Да, конечно, – спохватился миротворец, – что петь будем?

Ингвар пожал плечами.

– «Во времена былой любви», – подсказал кто-то сзади.

Ингвар немедленно обернулся и прищурился, поочерёдно смотря в глаза братьям и надеясь припугнуть шутника, но миротворцы снова выглядели одинаково равнодушно.

– Я плохо знаю текст, – извинился Ихтар.

Золотая вспышка растянулась в пространстве от слов простой колыбельной, и мир грёз снова распахнул свои сумеречные объятия.

– Итак, мир грёз учится общаться с нами, – продолжил лекцию Ихтар, – например, как мне удалось выяснить, он запоминает и реагирует на наши эмоции.

Ступни Ингвара ударились о деревянные доски палубы, и он едва не присел от удивления.

– Например, сейчас я передаю ему настроение любопытства и умиротворения.

Небольшой деревянный корабль, сошедший, будто со старинной картины, оказался посреди безбрежного тихого моря. Ингвар обернулся на миротворцев, но не встретил на лицах того же удивления, что испытал сам: измождённые глаза их лишь выражали растерянность. Ингвар выглянул за борт: с цветами и запахами у мира грёз было плоховато, но вот картинка получилась идеальной. Блёкло-зеленоватое море покачивало кораблик, бережно обнимая ладошками волн.

– Это выглядит необычно, Ихтар. – Елена, положив руку на живот, присела на скамью у фальшборта.

Ихтар улыбнулся, ветер едва подул, и корабль двинулся по волнам.

– Как ты это сделал?! – не выдержал Ингвар. – Я не знал, мы так можем.

– Знал бы, если бы не избегал мира грёз.

Ингвар прищурился, и Ихтар поспешил оставить наставительный тон:

– Ладно, слушай: как я сказал, мир грёз изучает наши эмоции и тут же повторяет их в себе. Я заметил, что проще создать эмоцию, представив какое-то воспоминание, и чем лучше представишь, тем ярче проявится оно в мире.

– Давай попробуем задать ему наш вопрос? – предложила Елена.

Ихтар опомнился и кивнул, звякнув шляпой.

– Как нам разбудить Живую землю?

Вокруг парили любопытные эспириты. Море всё так же хранило радушное молчание, а брат Ихтар стоял на носу, прикрыв глаза и сосредоточив внимание на запросе.

– Глядите! – крикнула Азовка, указывая вверх.

В облаках возникла огромная живая трубка. Она извивалась, пульсировала и тянулась через всё небо.

– Отлично. Гигантская кишка в ответ на наш вопрос… – зевнул брат Ярра.

– Только это не похоже на кишку, видите сокращения? – Сестра Мора вытянула руку.

– И на что это тогда похоже?

– На пуповину.

– Вам это о чём-то говорит?

– Мы внутри утробы? – предположила Мора.

Ихтар укладкой оглянулся на Елену. Лицо Матери ничего не выражало, но глаза были обращены к небесной пуповине.

– Мир грёз говорит символически, – напомнил он.

Мать провела рукой по круглому животу и усмехнулась:

– Он кого-то вскармливает? Причём здесь Живая земля? Мы должны как-то её вскормить? Или родить?

Ихтар, смутившись, поджал губы.

– Может, посмотрим, куда ведёт эта пуповина? – спросила Мора.

Кораблик послушно заскользил по направлению, указанному сестрой. Минуты путешествия превратились в часы, а пуповина так и тянулась по небу, словно обмотала весь мир грёз.

– Попроси его показать звёзды. По ним духи могли бы указать нам направление или дать другую подсказку, – наконец сдалась Мать.

Но и здесь их ждало разочарование. Небо не слушалось, и миротворцы совсем поникли. Ингвар подумал, что нужно попробовать их встряхнуть, и спросил у Ихтара:

– То есть здесь можно создать всё что угодно?

– Ну, похоже, кроме звёзд… Это как управляемый сон: всё ограничивается только воображением.

– А у меня получится?

Ихтар без уверенности пожал плечами:

– Попробуй и чётче передавай эмоции.

Ингвар поправил повязку на носу и поглядел в лиловое небо. Чёрные, как дым сгоревшего дома, тучи заклубились, а ветер одним могучим рывком швырнул кораблик вперёд. Закипели волны, набрасываясь и разбиваясь о борот, брызги солёной воды ударили в лицо.

Ихтар, пригнувшись, схватился за шляпу, а корабль помчался сквозь налетевший шторм. Молния с грохотом врезалась в море слева по борту, кто-то за его спиной вскрикнул. Ингвар только захохотал и обернулся на миротворцев: они цеплялись за канаты, пытаясь удержаться на ногах. Лиле смеялась и визжала, как обезумевшая сирена, схватившись за мачту, рядом завывала Азовка, её одежда развивалась, словно ещё один белый парус, а Ингвар, будто сам стал штормовым ветром, несущим судно с людскими душами сквозь бурю.