Если верить в вечное существование, то душа Сократа смотрит на нас, скорее всего, со смешанными чувствами. С удивлением и горечью, что через 2,5 тысячи лет самопознание все еще неразрешенная задача, с надеждой и радостью, что у человечества, наконец, дошли до него руки. Слушая наши речи и читая тексты, оценивая направление и характер практической активности, он не может не признать, что сейчас человек обратился к себе. И это обращение по преимуществу деятельно-познавательное.

Мощь нацеленных на него арсеналов науки и техники, отводимое ему в них место впечатляют и внушают уважение. В космологии, физике сохраняет влияние антропный принцип, согласно которому сама Вселенная, как таковая, существует благодаря человеку. Будь условия его жизни другие, наша Вселенная могла и не возникнуть. Биологические дисциплины проникли в святая святых – генную структуру и взялись за ее фундаментальную реконструкцию. Ради благосостояния человека ежегодно синтезируются тысячи новых веществ в химии, изобретаются невиданные средства в технике, не говоря о социально-психологических дисциплинах, непосредственно специализирующихся на его исследовании и трансформации вплоть до «моделирования души». Наряду с естествознанием, обществознанием и техникознанием на наших глазах конституировался особый блок наук о человеке – человековедение, в котором применяются все достижения предыдущих сфер познавательной деятельности. Оно как бы завершает эту величественную картину самопознания человека.

Что может отметить Сократ, оценивая общее расположение сил и течений в ней (хотя бы при самом панорамном, схематизирующем взгляде)?

Что познание человека решительно вышло за пределы этики, размышлений о добре и зле, судьбе отдельного индивида, с чего начинался поворот греческой мысли от натурфилософии к философской антропологии. Оно озабочено его перспективами как родового существа, от которых зависит и судьба индивида. Что, выведя за рамки философии и традиционных социальных наук, сделав предметом почти всех теоретических дисциплин, включая точные и технические, его нынешние представители больше всего озабочены синтезом накопленного. Дебатируется идея единой науки о человеке, вокруг которой постепенно объединились бы все другие отрасли знания и культуры в целом. Слившись с философией, а скорее, преодолев ее, такая Наука будет заниматься человеком как одним из видов Разума. Это будет некая Гуманология, в которой человек рассматривается как часть Универсальной Мысли. Как УМ. Которая(ый) будет равна(вен) всей Реальности.

Итак, Человек! Нет человека, подошел к человеку, вижу человека, недоволен человеком, думаю о человеке – во всех падежах и склонениях человеческая мысль занята им. Самим собой. Не пора ли задуматься о смысле и результатах этого познавательного бума? Ибо одновременно, параллельно все говорят о кризисе цивилизации, тупике прогресса, конце истории и, без всяких шуток, «смерти человека». В конце ХХ – начале ХХI века перед ним грозно встал вопрос «быть или не быть». Здесь явно какой-то парадокс, который Сократ, со своим диалектическим чутьем, несомненно, видит. Души, однако, не вмешиваются в земные дела людей и нам надо пытаться решать его самостоятельно.

Еще не так давно полагали, что причина большинства существующих проблем, драм и трудностей в недостатке знаний о природе, материи, мире, слабом развитии науки и техники. Теперь такого мнения держатся лишь самые узкие, социально глухие и слепые сциентисты, безнадежные технари. Сетовать поэтому на непознанность природы, когда мы делаем с ней все, что заблагорассудится, проникли в микро- и мегамиры, овладели сверхзвуковыми скоростями и световыми волнами, магнитными полями и околоабсолютными температурами, преобразуя ее применительно к предварительно намеченным целям, становится как-то странно. Какой информации и сколько энергии еще надо? Можно ли поверить, что если человечество удвоит или удесятерит производство новых химических материалов, роботов и компьютеров, изменит наследственность всего живого, отменит пол и начнет клонироваться, то его перспективы посветлеют. Вряд ли?

Стихийность, непредсказуемость развития человечества все чаще является результатом нашей преобразовательной и проектировочной деятельности, нашего, прежде всего научно-технического, творчества. Оно становится глобальным источником угроз, рождая проблемы, влекущие цивилизацию к пропасти. Поскольку творческая деятельностью занят человек, она есть выражение его ума и воли, то как бы напрашивается вывод, что мы не знаем самих себя. Не ведаем, что творим, так как не ведаем, кто творит. Таково все шире распространяющееся убеждение на фоне ускорения прогресса и разочарования в нем, небывалого роста знаний о мире и сомнений в их благотворности. Убеждение, являющееся логической основой для крутого поворота научных исследований в сторону человека.

Короче говоря, вслед за познанием и овладением природой пришел черед окончательного овладения ее преобразователем и властелином. Это трудно, так как он самый сложный элемент мира, наиболее загадочное его существо. Но тайна неурядиц в нем или рядом с ним, ключ к их устранению видят здесь. «В наши дни, – отмечал один из авторитетных философских представителей точного и технического знания, – самым большим и, пожалуй, зловещим является незнание человека. Попыткой понять природу человека был озабочен еще древний Египет. Это нашло свое отражение в знаменитой Египетской книге мертвых. С тех пор прошло 3500 лет и, кажется, существенного прогресса не было достигнуто».29

Познать самого себя! Вот путь спасения человека и человечества. В этом «закон и пророки».

Хотя новый виток человекопознания развертывается не на пустом месте (будем справедливы), задача видится в том, чтобы сделать его более глубоким, полным. Учитывая возлагавшиеся на это надежды, нам кажется теоретически и практически полезным представить мечту сбывшейся. «Познанный человек» – каков этот феномен, что он означает и на каком отрезке пути к заветной цели наука находится?

Как известно, взятое в чистом виде в соответствии с идеалом научности, познание функционирует в рациональной, знаковой форме и по сути является исчислением, гарантирующим получение точного и универсального результата. Оно математично и технично. По представлению М. Хайдеггера, доминирование такого типа мышления предопределено характером отношения к миру «западного человека». Оно сугубо деятельностно и предполагает знание того, как применив некоторые приемы, трансформировать предмет в другое состояние. Познать предмет – это суметь, для начала, воспроизвести, смоделировать, а потом и изменить, исходя из целей познания. Моделирование всегда беременно чем-то новым. На определенном уровне развития познание-вычисление, познание-моделирование с неизбежностью перерастает в технологию и проектирование, в инженерное творчество. Это относится и к живому человеку.

Познавательное изменение «живых предметов» обычно означало их превращение в нечто мертвое, нефункционирующее. Внешнее вмешательство в жизнь разрушает ее организацию. Существо становится веществом, хотя, быть может органическим.

В основном, однако, такое грубое вмешательство в жизненные связи типично для науки до 18–19 веков. Гете, словами Мефистофеля порицал ее, когда главным средством исследования живого был анализ в теории и скальпель на практике. В 20 веке воздействие науки на жизнь стало более ей адекватным и виртуозным. Механические орудия – «нож и скальпель» уступают место органическим: генные инженеры разрезают ДНК с помощью ферментов; рентгеновские лучи и ультразвуковые волны проникают в организм, не меняя его структуры; нейтронная бомба, умерщвляя тело, оставляет в неприкосновенности его макроуровневые связи. Возникшие в сфере мысли теории системной организации, в значительной степени преодолевают механицизм аналитических методов.