Видит Бог (и) Читатель, до сих пор мы не злоупотребляли цитированием, а может быть, «злоупотребляли нецитированием». Это обличает устаревшую привычку, консервативную претензию на самостоятельное мышление, в то время как передовые, прогрессивные тексты, особенно компьютерного производства, чуть не наполовину состоят из ссылок и цитат. Будем модернизироваться. Не из-за того, что теперь доблесть автора в высоких индексах цитирования и я «даю, желая получить», а потому, что речь пойдет о вещах и идеях, в которые «на слово» трудно верить. Нужны прямые подтверждения.

Могли ли когда-то подумать люди, что придет время, когда они будут заниматься самоотрицанием, бороться с миром своего бытия как таковым. Буквально. И вот – пришло: во второй половине ХХ века, мировоззренчески выражаемое посредством философии постмодернизма. Или философии «постизма», «конца», деконструкции-демонтажа-разрушения среды, в которой человечество только и может жить, материального и духовного наследия, которое наработано им в процессе своего исторического развития. «До постмодернизма». Поистине Великий Отказ! Элиминативное отрицание собственного мира. Атаковано почти все: Бог, природа, культура, вещное, идеальное, трансцендентное, т. е. любое «присутствие». А также мифология, метафизика, религия, естествознание – любая «онтология». Наконец, антропология, т.е. сам человек, который приговаривается к смерти. Отвергаются принципы и формы традиционного со(по)знания: логос, истина, объект, субъект, означаемое, означающее, структура, даже знаки, если они не «пустые». В общем, «Анти»: тео-телос-онто-этно-фонофалло-лого-центризм. Если обобщить все эти и другие жертвы деконструкции, то можно сказать, что в целом, объектом пре(ис)следования, Жертвой постмодернизма является Бытие. В любой его трактовке – и реалистической, и идеалистической. Постмодернизм – философия постбытия. Анти-бытия. Философия Ничто.

Такова его «правда», которую, конечно, люди не могут понять и принять в чистом виде. Частично и сами его адепты не понимали себя и друг друга. На вопрос интервьюера «Как Вы относитесь к Делезу?» Ричард Рорти отвечал: «Его я просто не понимаю. Я читал «Анти-Эдип», его книгу о Фуко и о Ницше и ничего из этого извлечь не смог».10 Тем более постмодернизм не понимали представители традиционной метафизики и читатели меньшего калибра, пока механически не привыкли к его смыслам и терминам, чтобы употреблять их как бы понимая. На этом уровне дело дошло до «смерти постмодернизма» и те, кто еще недавно его категорически отвергал, на всех перекрестках стали об(за)являть, что он был, но уже умер. Продолжающие им заниматься вчерашние новаторы, не успев сколько-нибудь глубоко обратить в свою веру философское сообщество, превращаются в отсталых консерваторов. Хоронят «не понятого», чтобы поскорее предаться, не видя внутренней связи, какому-нибудь другому идейно-терминологическому течению, например, «когнитивному конструктивизму».

Постмодернистское философствование нельзя понять, если не отдавать отчет, что за ним стоит в реальности и во имя чего она «деконструируется». Если не отдавать отчет, что это превратное, идеологическое отражение наступав(пив)шей на нас информационно-коммуникационной эпохи. Хотя на первом этапе постмодернизм почти отождествлялся с деконструкцией, на «руинизации» метафизики, на расчистке от нее территории духа («детерриторизации») он не остановился. Он и в самом деле умер, однако, при родах. Родившийся ребенок – его продолжение, наследник. При том самостоятельный, растущий не по дням, а по часам и настолько, что постепенно стал претендовать на первородство («письмо» было раньше слова), на существование ab ovo.

Читая М. Фуко, Ж. Делеза, в самом деле, трудно решить, как они, борясь с бытием, описывая его преимущественно метафорами, эту новую, провозглашаемую ими философию соотносили с реальностью. «Ризома не начинается и не завершается. Она всегда в середине, между вещей, меж-бытие, интермеццо. Дерево – это родственная связь, а ризома – это союз и только союз. Дерево ассоциируется со словом «быть», а ризома, чтобы стать сетью, всегда предлагает коньюнкцию «и…и…и». У этой коньюнкции достаточно сил, чтобы надломить и искоренить слово «быть» (курсив мой – В.К.). Куда вы направляетесь? Откуда вы идете? Куда вы хотите прийти? – все это бесполезные вопросы»11.

Что это было предвидение computer science, а ризома/лабиринт «нащупывающим» именованием паутины/сети Интернет, намеренная дискредитация бытия и метафизики с ее вечным вопросом: откуда мы, кто мы, куда идем – представляется очевидным, а вот в форме гениальной наивности или коварной мистификации – вопрос открытый. К сожалению, тысячи (по) читателей Ж. Делеза, трактуя его «как бы», вкривь и вкось, не учитывают этой идеологической наивности или мистификации и «не подставляют» под постмодернистские означающие их подлинного означаемого. Будто они существуют сами по себе, интерналистская филиация идей. Обусловленности идей постмодернизма Zeigeist (духом времени), его социально-историческим генезисом бесчисленные интерпретаторы не видят. Сколько ни говорилось в свое время в философии о феномене ложного, превращенного сознания, оно, увы, никуда не исчезает. Господствует и торжествует.

Представляется, что в отличие от первых пост-структуралистов/модернистов, несколько позже выступивший на философскую сцену Ж.Деррида, хорошо = до конца понимал, чем занимается и к чему все идет. Во многом из-за этого у него виртуозно многозначный, хитроумный, «сказать и не сказать» стиль – игра смыслами, ассоциации, коннотации, уловки, маскировка. Высшим пилотажем такого подхода можно считать, по-видимому, его небольшую книгу «Feu la cendre», в простодушном переводе что-то похожее на «Угасший огонь» или «Тлеющая зола». Переводчик-публикатор, В. Лапицкий стремясь полнее учесть авторские тонкости, дает: «Золы угасшъй прах» (в русском слове «угасшей», именно «ъ», а не «е»)12. Весь текст фактически посвящен одной фразе: il y a la cendre, переведенной как: «И вот – зола». Французское «il у а» примерно соответствует английскому: there is, немецкому: es gibt, русскому: есть, имеется. Или, если брать в философском контексте: это – бытие = вот-бытие = наличие = присутствие = Dasein (!) = БЫТИЕ (человеческое). Это(а) бытийное утверждение-отождествление-связка существуют, минимум, во всех индо-европейских языках. И оно/она/они, провозглашает Ж. Деррида – зола! Атакованы глаголы бытия. Вместе с бытием отрицается способ его человеческого проявления. Sein и Dasein. Его ядро, «родовая клетка», исходное мыслительное выражение. На отождествлении, подведении единичного под общее («жучка есть собака») стоит все наше логическое, шире, языковое, еще шире, собственно человеческое сознание. Genus Homo (родовой человек) атакован не только как таковой, но и как Homo sapiens (человек разумный). Подрыв, разрыв, ликвидация такой связ(к)и стоит книги. В «тротиловом эквиваленте» – это «Большой взрыв Вселенной». Для начала – смысловой, языковой Вселенной. Как запуск и первые опыты на адронном коллайдере, предназначенные этот взрыв модельно повторить. Взорвать Вселенную в лаборатории. Здесь коллайдер гуманитарный, в теории (в игре с Вселенной в русскую рулетку) физики, как видим, не одиноки.

А что такое зола? Из непрерывно меняющихся, разъясняюще-затемняющих трактовок, которые дает ей Ж. Деррида, наиболее близкой к истине кажется: «Если само место окружается огнем, его уже нет. Остается зола. И вот – зола; перевожу: золы нет, она не то, что есть. Она осталась от того, чего нет, чтобы напоминать в своих ломких глубинах только небытие или неприсуствие»13. То есть зола есть прах бытия, то, что осталось от, после бытия, что находится, подобно платоновскому благу (и вместо него!) «по ту сторону всего, что есть». Пустое место, отсутствие, небытие. Деконструкция бытия закончилась его сжиганием, провозглашением Холокоста (апокалипсис, мировой пожар, конец света). В сравнении с этой акцией «конец истории», означающий завершение культурно-политического, духовно-личностного развития человечества, но сохраняющий людей как дельцов, экономических акторов, их цивилизацию – детские страхи перед темной комнатой. Деррида – настоящий, последовательный, абсолютный трансценденталист. И, следовательно, фундированный когнитивист. Отсюда его заслуга перед прогрессом, историческая роль открывателя и философского выразителя идей самоапокалипсиса как принципиально новой постчеловеческой эры креативного меонизма.