И в религиозном, и в светском философско-метафизическом сознании дальнейшее существование личности как вершины земного бытия мыслится прежде всего в плане духовного совершенствования, которое, в виду сложности и открытости человека миру, бесконечно. Конечные цели, правда, разнятся: в одном случае подготовка к индивидуальной вечности, переделка себя по канону богоподобия, в другом, социальное бессмертие рода и гуманизация жизни. В обоих случаях, однако, это антропоцентризм, хотя не онтологический, а ценностный. В ХХ веке задача социально-практической гуманизации жизни наиболее определенно и целенаправленно ставилась марксистской идеологией. При коммунизме личность впервые в истории должна перестать быть средством решения каких-либо других, пусть благих и великих вопросов и превращается в самоцель развития. Труд, любовь, познание, творчество наполнят ее бытие высшим смыслом. Это общество, в котором «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех». Несмотря на неудачу в реализации коммунистических идеалов, классическое сознание не могло и не хочет отказываться от гуманизма. На него ориентировано и содержание «академической» философской антропологии, а также образовательных стандартов при ее преподавании. Вот как виделись перспективы человека нашему, по историческим меркам современнику, официальному, а для многих и неофициальному философскому авторитету, «главному антропологу» России, организатору и первому директору Института человека, основателю журнала «Человек» действительному члену Российской академии наук И.Т. Фролову: «Приоритет человека и новый (реальный) гуманизм – так, я думаю, можно обозначить духовную парадигму, идеологию и политику ХХ I века»27

…Так теперь все это не так – рухнуло. Если, конечно, следить не за благопожелательными, а фактически идущими в мире процессами. Бог умер. Мы его убили, – сказал Ницше в конце ХIХ века. Человек умер. Мы его убили, – смело можно сказать вслед за ним в конце ХХ – начале ХIХ века. Возникла принципиально новая среда жизни, техно-информационное общество, точнее, информационная и конструктивная нано-биотическая реальность. О ней много говорят, но слишком голословно, не отдавая отчета в вытекающих отсюда следствиях. Фундаментальное из которых, что это среда не тел и вещей, а отношений, не субстратов, а связей, коммуникации. Изменяется сама субстанция бытия и вся его целостность, что, в свою очередь, не может не влиять на состояние входящих в него частей и элементов. На основе информации образуются виртуальные формы реальности, создающие совершенно небывалые условия для тела и духа человека. Они радикально отличаются от тех, в которых он пребывал в течение тысяч лет природной эволюции. Это не может не отражаться в философско-социологической мысли, не иметь своей идеологии. На смену субстанциализму как принципу объяснения бытия идут релятивизм, коммуникационизм и конструктивизм. Классическое сознание, включая и «неклассическое» в его узком смысле, вытесняется постнеклассическим. Иными словами, реализм или «модернизм» в его широком смысле, уступают место пост(транс)модернизму. «Истина» постмодернизма – другая, противоположная прежней духовной традиции, более того – всей культуре. Главное в нем – отказ от метафизики, а значит и сложившихся в течение веков представлений о человеке, его месте в мире. Этого места «метафизическому человеку» больше нет. Отсутствие – автора, субъекта, человека является специфицирующим признаком, сутью актуального «постсовременного» философствования. В этом отношении оно прямо противостоит философской антропологии, отменяет ее. Кто еще говорит о человеке, его высшей ценности, тот едет в карете прошлого. Он консерватор и фундаменталист. В той же повозке – гуманист. Если не хуже.

Живому, чтобы отсутствовать, сначала надо умереть. И человек умирает, активно, интенсивно и прогрессивно. Это настолько очевидно, что закрепилось в словарях и энциклопедиях. Правда, с самоназванием «новые». Например, в «Новейшем философском словаре» (2-е изд.., перераб. и доп. Минск. 2001) слову «Человек» уделена одна страница, слово «Личность» отсутствует совсем, в то время как «Смерти», с приложением к тому, что привычно считалось живым, отдано 12 страниц. Это что-нибудь да значит!

И, наконец, высшее достижение в развитии проблематики антропологии и гуманизма – трансгуманизм. В его русле обосновывается, что человек, не являясь последним звеном эволюции, может совершенствоваться до бесконечности, радикально повысив свои умственные и физические возможности, ликвидировав старение и смерть. Для этого надо перестать бояться «перестать человеком», наоборот, преодолев его, «стать более совершенным существом», «трансхьюманом», «постлюдьми». Трансгуманизм, а точнее, как мы уже говорили, трансгоманизм – прямой вызов идентичности человека, какого мы знаем, какими являемся тысячи лет или каким его сотворил Бог. Не столь последовательно, но в том же направлении развертываются теории «конструирования человека», отражающие реально идущие работы по его биогенетической и социально-технологической трансформации. Под давлением проектов и фактических достижений в модификации живого, начали колебаться ключевые фигуры, наследники и носители знамени «реального гуманизма», как он мыслился в конце ХХ века. «Пока трудно судить, – признает кризисный характер складывающейся в современной антропологии ситуации главный редактор журнала «Человек» член-корреспондент РАН Б.Г. Юдин, – является ли трансгуманизм развитием, современной фазой гуманизма, либо же с позиций трансгуманизма, привычный нам гуманизм должен быть вообще отброшен как нечто архаичное»28.

Нам представляется, что ничего трудного в квалификации трансгуманизма нет. Это понятие говорит само за себя и означает выход человека за пределы своего бытия, оправдание этого выхода. Деконструкции всей метафизики и, прежде всего антропологии, окончательного отказа от различия между объектом и субъектом, означаемым и означающим, бессмысленным и смыслом – вот чего настоятельно требует становление информационной реальности, развертывание нано и биотехнологий и что фактически происходит в области мысли. Так следуйте за новым, потенциальным, передовым. Остальное приложится. Человек как венец природы, подобие Бога и Личность не отвечает этим прогрессивным тенденциям. В своей биосоциальной идентичности он стал традицией. Но замена ему, мы уверены, найдется. Она – здесь, «при дверях». Ее можно сконструировать. А пока, давайте, скажем: покойся с миром, человек.

Особое мнение консерватора, возражающего против у-ничто-жения человеком самого себя или хотя бы против мнения, что это хорошо и превращения реквиема в гимн.

Адам – Антропос – Гомо – Жень = Человек, признавая изменение своей роли в мире, в то же время считает данную оценку его современного положения и прогнозируемой участи контрпродуктивной. Не вытекая из первоначального, весьма хвалебного исторического описания и ставя тем самым под сомнение искренность его, как оказалось, миз-антропных коллег, она поспешна и поверхностна. Адам не может отрицать проблем, с которыми сталкивается в так называемом пост(индустриальном, модернистском) информационно-нано-био-технологическом обществе и возникновения в нем подрывающих его идентичность и гуманизм тенденций. Однако ссылки на прогресс не должны нас гипнотизировать до отказа от самих себя. Антропос вправе ожидать более глубокого анализа угрожающих ему опасностей, чтобы знать, во имя чего его ставят перед выбором: сохранение идентичности или дальнейшее существование. Мы отказываемся от подписи под выводами о конце этой уникальной формы бытия, превращающими гимн в реквием, поскольку в них не учитывается противоречивый, многовекторный, нелинейный характер происходящих процессов. Гомо имеет основание полагать, что провозглашение смерти всего сущего – природы, Бога, человека некой объективной необходимостью свидетельствует о фатальной перверсии мировоззрения ее протагонистов. Захваченные пафосом отрицания они оставляют без ответа самые принципиальные вопросы в своих собственных построениях. Жень просто обязан спросить: если «смерть» метафора, то насколько и метафорой чего она является? Если нет, то какая жизнь или форма бытия предлагается взамен нынешней, «устаревшей» и будет ли она «жизнью»? В конце концов, что за субъективные цели, кроме первичного рефлекса на информацию и биотехнологии, стоят за деконструкцией и каково ценностное оправдание ее применения к философской антропологии? Не доверяя пост-следователям постмодернизма, хотелось бы самостоятельно разобраться в этих явлениях и концепциях. Всегда с позиции Человека, даже если все будет против него.