Полгода назад она приехала в родительскую квартиру сразу со стадиона. Не подумала, что у неё нет с собой ключей, что родители оба на работе. Она вообще ни о чём не думала тогда. Просто инстинктивно стремилась туда, где её любят и примут. Инка немного обижалась, что подруга не пришла к ней, но в тот момент Виоле нужны были не бурные объятия с проклятиями на голову обидчика, а тишина и ощущение защиты.

Спасительно включившийся автопилот привёл её к знакомому подъезду. Она постояла пару минут, взявшись за дверную ручку и гипнотизируя кнопки домофона. Достала телефон и почти запустила вызов маме. Вспомнила, что та в командировке, и набрала отца:

— Пап, — а дальше слова никак не шли, зато покатились слёзы.

Видимо, она очень понятно дышала в динамик, потому что он уточнил:

— Дочь, ты где?

— У вашего подъезда, — Виола прошептала тихо-тихо, громче не получалось, но папа услышал.

— Дождись меня, пожалуйста. Я скоро буду, — спокойно проговорил он, правда чуть медленнее, чем обычно.

Папа привёз огромный набор роллов. Наверняка оценил красные глаза Виолы, но ничего не сказал. Они весь вечер ели и резались в шашки. С того вечера, позывной «По шашкам» неизменно запараллелен у них с заказом японской еды.

На следующий день вернулась мама. Она затеяла уборку в сияющей чистотой комнате Виолы, предлагая дочери освежить тюль. Они вдвоём мыли пол и дверцы шкафа, перестилали постельное, разбирали полки и выдвижной ящик стола.

Гораздо позднее, уже после ужина приехал папа. С вещами Виолы. Молча поставил сумки в коридоре. Она перехватила его правую руку со сбитыми костяшками и крепко сжала, а он подтолкнул её к кухне, требуя его срочно накормить.

Перед сном мама мягко привлекла дочь к себе.

— Всё будет хорошо, вот увидишь. Просто не сразу.

Родители не попрекали Виолу, не нудели, что они так и знали, чем всё обернётся. Переживали, но снова просто изо всех сил поддерживали. Преданность семьи — особый уровень, на котором любовь тесно сплетается с ответственностью, чтобы сообща оберегать близкого человека.

В комнате появились новые шторы.

У Арсения появился огромный синяк на скуле.

Между Виолой и родителями появились новые отношения — равных взрослых.

Виола открыла глаза, снова возвращаясь к Инке. Та вещала что-то, приподнимая волосы подруги.

— Одолжишь мне кофточку на выход? — Вилка посмотрела в упор на Инну, которая замолчала с открытым ртом. — А то расширять территорию охотничьих угодий в спортивной толстовке как-то заведомо провально.

— Девушка, похожая на мою Ви, что происходит? — Инна заискрилась бенгальским огнём. — Знала бы о таком волшебном эффекте, давно бы зарегила тебя на сайте знакомств. Да я тебе две кофточки подсуечу безвозмездно, охотница!

— Волосы мои тоже укладывай, как хотела. Я тебе сегодня доверяюсь без оглядки и возражений.

Инка довольно хлопнула в ладоши и выстрелила обеими руками вверх:

— Йессс! В таком случае, главное условие: не отшивать в первую секунду никого, кто попробует с нами познакомиться.

— Внесём одну поправку? — Вилка свела брови к переносице, но хитрющий взгляд выдавал её азартный настрой: — Дадим шанс каждому смельчаку до конца дня.

— Принято единогласно! — Инка звонко отбила «пять», подставленные Виолой.

Вадим прошёлся по квартире, пытаясь понять, как так получилось, что он пропустил целые сутки и даже этого не заметил. Скорее всего, под действием жара и общей слабости он мог вставать в туалет или просыпаться из-за внешних звуков, но никак этого не зафиксировал. Ведь Мирон точно ходил в аптеку — лекарства же не сами по себе возникли на кухонном столе! А Рон тот ещё мастер хлопать дверью и грохотать ботинками. Да и Юрка, хоть и крепкий парень, но чемодан у Мирона набит плотнячком, всяко разно бесшумно его не вынести в подъезд.

Мирон наверняка предупредил друзей, что Вадим заболел. Поэтому странно, что Юрка не поинтересовался, как он вообще и не заглянул к нему в комнату.

— Может, и заглядывал, — возразил себе Вадим. — Только меня, похоже, вырубило в бессознанку.

Он собирался отдохнуть в субботу с пацанами, а в воскресенье заняться замечаниями научного руководителя по диплому, консультация с которым назначена в понедельник утром, сделать пару платных контрольных и сваять флаеры по пивной вечеринке в баре, где он подрабатывал барменом.

Все планы пошли коту под хвост, потому что он решил не вестись на давнюю примету-симптом, за что отхватил по самое не балуйся и от приметы, и от симптома.

— Проваляться овощем все выходные! — Вадим с досадой звякнул стаканом о дно раковины, запив таблетки.

Спина и лоб покрылись испариной. Аппетит не появился. Тело требовало снова принять лежачее положение. Вадим сунул градусник под мышку. Сопротивляясь слабости, уселся на стуле и отписался старосте, преподавателю и владельцу бара о том, что заболел и до конца следующей недели вряд ли выздоровеет.

О самой противной температуре в тридцать семь и пять он уже догадался по заслезившимся глазам и стрёмному состоянию, будто его знатно помяли, перепутав с боксёрской грушей.

«Придётся завтра переться в больницу, — с тяжким вздохом признал Вадим. — А то потом везде прикопаются из-за справки».

Он заставил себя пожевать кусок колбасы. Выпил чая с лимоном. Прополоскал горло и, шаркая ногами, поплёлся в спальню.

В комнате царил сумрак. Границы света и тени размылись. Все предметы казались нечёткими и будто подёрнутыми блёклой серой дымкой.

Продолжая бороться с желанием просто залезть под одеяло и закрыть глаза, Вадим вдруг вспомнил про приложение Мамбы.

Вполне ожидаемо, новых сообщений почти не было. Он же прочитал, но не ответил на полученные до того, как отключился в свой бесконечный сон. Только роллерша отписалась ночью, судя по прикреплённому фото:

«Пыталась вычислить тебя в толпе. Зачётная вышла ночнушка![1]»

Вадим усмехнулся: девушка явно желала познакомиться в реале и жирно намекала на встречу.

«Пока болею. А вообще люблю кататься на закате», — ответил, не обрубая надежду, хотя отчего-то весь настрой общаться с ней дальше пропал.

Вадим открыл новое сообщение от незнакомки под ником ВкусНО и вспомнил Мирона, который бы тут сейчас кипяточком штаны обмочил. Крупным планом небольшая грудь в кружевном чёрном лифчике и тату с неразборчивой надписью вдоль рёбер. За фото следовало приглашение:

«Твоя очередь снять футболку».

«У меня нет тату», — пальцы набрали самостоятельно, пока он раздумывал, что написать.

«Уверена, у тебя есть гораздо интереснее что показать», — Вкусняшка настойчиво гнула своё.

«Лифчик я точно не ношу и третьего соска нет, так что ничего необычного», — руки снова ушли в самоволку, и Вадим свернул окошко, чтобы случайно не нахамить, что уже начало проскальзывать и зазудело под кожей.

Два года назад он без тормозов упивался, когда девчонки срывали футболки, размахивали лифчиками, скандируя его имя, вернее «Ада», и небрежно придерживали края расстёгнутых до пупка зипок на голое тело, танцуя на парапете дрома. Кофты якобы случайно распахивались на секунду, быстро запахивались обратно под бесстыдное хихиканье. Тогда это казалось безбашенно смелым и раскованным. Заводило так, что пар из ушей валил и распирало яйца. Легко, доступно. Бери по очереди или оптом. Всем в чистый кайф в моменте.

Но, видимо, переел. Нахватался без разбору и без перерыва, так, что не штырит, как будто ему не двадцать два, а все семьдесят. Теперь все эти приёмы выглядят пошло и крайне в лоб. Слишком предсказуемо. А главное, от чего воротит, — что без разницы кто и с кем. Как будто участвуешь в соревновании и стремишься набрать как можно больше очков ради самих очков. Увлекаешься настолько, что перестаёшь ощущать вкус победы и радость от достигнутого результата. Усилий прикладывать не приходится, и чем дальше, тем сильнее воспринимаешь девчонок как должное, которое никуда не денется, что бы ты ни выкинул.