В книге Ганценмюллера проявилось не только стремление немецкого историка сказать беспощадную правду об агрессивной войне и геноциде, но не в меньшей мере желание выразить восхищение стойкостью и мужеством защитников города. Газета «Die Zeit» с полным на то основанием писала, рецензируя указанную монографию: «Лондон, Ковентри, Антверпен, Гамбург, Дрезден, Варшава — многие города Европы испытали муки войны и были превращены в развалины. Но Ленинград выдержал катастрофу, несопоставимую с другими городами по длительности страданий и по числу павших. Своей книгой Ганценмюллер воздвиг впечатляющий памятник невской столице и ее трагедии»[1043].
«Гранитный город славы и беды»[1044]. В поэтической строке, написанной в начале XX в., Анна Ахматова предсказала трагикогероическую судьбу невской столицы. Via dolorosa блокады — это опыт, который невозможно забыть или избыть ныне живущим и будущим российским поколениям. Станет ли этот опыт одним из компонентов германской исторической памяти?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В НАЧАЛЕ НОВОГО СТОЛЕТИЯ
Прошлое можно преодолеть только так, как действовал Сизиф. Он затаскивал камень на гору, камень скатывался вниз, и Сизиф вновь начинал свой путь[1045].
Стефан Хермлин
В наши дни проблематика Третьего рейха остается главной в структуре исторической науки и исторического сознания ФРГ. «Вопреки некоторым опасениям (или надеждам), — уверен Норберт Фрай, — интерес немцев к истории Германии 1933–1945 гг. отнюдь не ослабевает. Он видоизменяется, но в этом нет никакого вреда»[1046]. Налицо новое качество научных исследований, налицо не упрощение, но усложнение их содержания.
В последние годы внимание научной общественности и средств массовой информации ФРГ было привлечено к книге Гётца Али «Народное государство Гитлера. Грабеж, расовая война и национальный социализм»[1047]. На основе интенсивных разысканий в архивах автор дал новую трактовку важнейшего феномена Третьего рейха — массовой поддержки Гитлера и его режима. С полным основанием Фолькер Ульрих утверждал: «Эта книга относится к тем редким трудам, которые по-новому привлекают наше внимание к самому мрачному периоду германской истории»[1048]. Ганс Моммзен причислил работу Али к произведениям, при чтении которых «учащенно бьется сердце» и которые «открывают новые поля исследования»[1049].
В сознании большинства граждан Германии в течение нескольких десятилетий жила идея единоличной ответственности Гитлера за германскую катастрофу. Этот удобный тезис, в котором не было места категории национальной вины, надолго определил направленность господствовавших трактовок Третьего рейха. Но нельзя не признать, огромные массы немецкого населения в течение 12 лет были охвачены безумием, что рядовые немцы стали соучастниками преступлений режима. Сотни тысяч, миллионы законопослушных, ничем не примечательных немцев стали охранниками в лагерях, полицейскими, солдатами вермахта.
Вопреки болезненно-неприязненному отношению большинства современных немцев к этой проблеме, Али вопрошает: «Как немцы могли допустить беспримерные массовые убийства?»; «На чем базировалась поощряемая государством ненависть против “неполноценных” немцев, против поляков, “большевиков” и евреев?»[1050].
В ФРГ ответственность за нацистские злодеяния возлагалась на Гитлера и на отдельных преступников, а в ГДР — на капиталистические монополии. Али дает свой ответ на вопрос о причинах многолетних успехов фюрера, о причинах поддержки его огромным числом граждан Германии, о высокой степени интеграции немецкого общества в предвоенный и военный период. Автор трактует нацистский режим как «диктатуру услужливости» по отношению к подавляющему большинству немцев. Гитлер и его приспешники «каждый день покупали их открытую поддержку или по меньшей мере равнодушие»[1051]. Программа «национального социализма» была не только пропагандистским лозунгом, во многом ее реализовывали на практике.
Али убежден, что «криминальная энергия» нацистского рейха имела воплощением «симбиоз народного государства и преступлений»[1052]. Нацистская идеология, подчеркивая различия вне нации, смягчала классовые различия внутри германского государства, обеспечивая миллионам немцев «спокойное существование и спокойную совесть»[1053]. На основании многочисленных неопровержимых архивных документов автор утверждает: «Гитлеру удавалось вновь и вновь расширять базу согласия далеко за границы сторонников партии или ее избирателей»[1054].
Страх перед повторением ситуации 1918 г., перед военным поражением, голодом, революцией, последующей инфляцией вынуждал диктатуру обеспечивать немцам «безбедное существование, не связанное с личной ответственностью за преступления, но возможное при условии извлечения выгод из массовых преступлений». «Именно эта констелляция, — делает вывод Али, — определила как отсутствие значительного внутреннего сопротивления режиму, так и отсутствие у немцев позднейшего чувства вины»[1055].
Имущество депортированных и обреченных на смерть евреев аккуратно распродавалось по дешевке или распределялось под контролем местных партийных бонз. «Холокост, — заключает Али, — остается непонятым, если он не анализируется как самое последовательное массовое убийство с целью грабежа в современной истории»[1056].
«Генеральный план “Ост”», разработка которого началась задолго до 22 июня 1941 г., предусматривал «вытеснение» из европейской части СССР «в сторону Сибири» до 50 млн славян, место которых должны были занять немецкие колонисты. Вывоз продовольствия с оккупированных территорий СССР означал голодную смерть для десятков миллионов местных жителей. В декабре 1942 г. была издана директива о создании в Южной России «голодной зоны глубиной от 800 до тысячи километров». Гаулейтер Украины Кох указывал в августе 1942 г.: «Снабжение населения Украины не имеет никакого значения». Вывод Али гласит: «Гитлер поддерживал среднестатистического арийца за счет подрыва жизненных основ граждан других стран… В высшей степени бесчеловечный оккупационный режим на территории Советского Союза, нацеленный на голод, нищету и смерть, был подчинен задачам будущего повышения жизненного стандарта немцев»[1057].
Особое внимание Али уделяет беспощадной эксплуатации насильно угнанных в Германию рабочих. Заработанные остарбайтерами деньги якобы переводились на счета филиалов немецких банков и могли быть получены только после победы Германии в войне. Это были, по подсчетам автора, 13 млрд рейхсмарок или млрд евро[1058].
Перефразируя слова Макса Хоркхаймера «молчащий о капитализме не должен рассуждать о фашизме», Али завершает книгу собственной максимой: «Тот, кто не желает говорить о выгодах миллионов простых немцев, пусть молчит о национал-социализме и Холокосте»[1059].
Выводы Гётца Али вскоре нашли убедительное подтверждение: в 2009–2011 гг. были опубликованы (сначала фрагменты, а затем и полный текст) дневники скромного судейского чиновника Фридриха Келльнера (1885–1970)[1060]. Он работал в Майнце на должности инспектора административного суда. За несколько дней до захвата власти нацистами Келльнер был переведен на новое место службы в заштатный провинциальный городок Лаубах (земля Гессен), где ничего не знали о его прежнем членстве в социал-демократической партии. Он ничем не выделялся из чиновничьей среды низшего и среднего ранга, исправно выполняя возложенные на него функции. Нацистские преследования обошли его стороной. Но с осени 1938 г. по май 1945 г. он день за днем аккуратным старомодным почерком вел записи в дневнике, пряча их (сохранилось 10 заполненных конторских книг большого формата) в надежном месте. Рукописи хранились в семье Келльнера, после его смерти несколько раз предлагались издателям, но не вызвали с их стороны никакого интереса. И только когда исследование проблематики Третьего рейха вышло в ФРГ на новый уровень, вопрос о публикации был решен.