Ныне, когда в объединенной Германии третируются труды ученых восточной части страны (не говоря уже о самих ученых) уместно привести слова профессора Мюнхенского университета Винфрида Шульце, решительно выступившего против «тотального замалчивания историографии ГДР», которая — «при всей критике в ее адрес» — была «вызовом, обращенным к исторической науке Федеративной Республики Германии»[780].

За пределами официальной исторической науки оставалась важнейшая проблема — проблема ответственности рядовых немцев за преступления рейха. Франц Фюман, один из талантливых представителей литературы ГДР, бывший солдат вермахта, вопреки общим настроениям писал в 1985 г.: «Без меня и мне подобных Освенцим был бы невозможен. Я был частью нацистского целого, частью, которая функционировала так, как и должна была функционировать»[781]. Убежденным критиком поспешных и небезопасных утверждений о ненужности «преодоления прошлого» на территории «германского государства рабочих и крестьян» являлась Криста Вольф — выдающаяся писательница ГДР. «Мы знаем, — признавала она в 1986 г., — чересчур мало о времени, о котором написано чудовищно много. Я имею в виду время фашизма в Германии. До сих пор нет ответа Hà вопрос: как это стало возможным, как это было на самом деле?»[782]. Выступая в октябре 1989 г., Криста Вольф прямо связывала надвигавшееся крушение ГДР с тупиками исторического сознания: «Люди, именующие себя “триумфаторами истории”, не сумели извлечь уроки из собственного прошлого, из прошлого попутчиков — заблуждавшихся, веривших в национал-социализм»[783].

Среди совестливых представителей интеллигенции ГДР были и активные участники диссидентского движения Мартин Гутцайт и Маркус Меккель, считавшие, что «нацистское наследство сохранилось в мышлении граждан ГДР», что там все же «не произошло необходимого полного признания собственной исторической вины»[784].

Полемизируя с господствующими в современных изданиях тенденциозными итоговыми оценками развития исторической науки в ГДР, Курт Петцольд замечает: «Еще не написана сравнительная история того, как в двух германских государствах в течение сорока лет шел процесс извлечения исторических уроков из периода фашизма и войны. Тот, кто сегодня приступает к конкретной разработке этой проблемы, немедленно вступает в противоречие со стереотипами, согласно которым население ГДР отдалось во власть предписанного сверху (не без помощи историков) антифашизма»[785].

Сорокалетнее существование Германской Демократической Республики связано не только с авторитарными — по советскому образцу — методами правления, но и с попытками (пусть далеко не во всем удачными) разрыва с прошлым и извлечения уроков из прошлого, с верой в антифашистские идеалы. Наверное, нескоро будет дана всесторонняя оценка исследований нацистской диктатуры историками Германской Демократической Республики. Станет ли опыт ГДР в сфере научного постижения феномена Третьего рейха и извлечения из него уроков — опыт обретений, утрат и несостоявшихся возможностей — значимой страницей или же малозаметной сноской в большой книге мировой и германской исторической мысли?

В последнем десятилетии XX в. политический ландшафт современной Германии и современной Европы неузнаваемо изменился. Произошли события, прежде казавшиеся абсолютно невозможными. Осенью 1989 г. рухнула Берлинская стена, а через год на карте континента исчезли привычные контуры Германской Демократической Республики. Возникло единое германское государство.

Объединение Германии поставило историческую науку и историческое сознание страны перед необходимостью постижения смыслов этого события национального, континентального и мирового значения. На смену первоначальной эйфории постепенно пришел трезвый анализ ситуации в «новой Федеративной Республике». После проявлений всеобщего восторга зазвучали голоса, исполненные ответственности и озабоченности.

Юрген Кокка, один из самых проницательных аналитиков современной германской истории, с грустью отмечал, что «реальное развитие лишь в незначительной степени отвечает оптимистическим ожиданиям и высоким надеждам активных деятелей 1989 г.». «Объединенная Германия, — продолжал ученый, — не является простым продолжением прежней Федеративной Республики. Возникли новые зоны напряженности, поле внутриполитических и внешнеполитических действий расширилось, но решение задач ориентации ныне существенно затруднено»[787]. Гельмут Кёниг выразил свою точку зрения: «Необходима была новая ориентация политического сознания ФРГ… Исчезала казавшаяся столь прочной опора на свидетельства современников. Померкли непосредственные впечатления о нацистской диктатуре. Не стало ГДР как главного антипода»[788].

«В 1989–1990 гг., — констатировал Аксель Шильдт, — многие люди надеялись или же, напротив, опасались того, что единство Германии приведет к перемещению публичных дискуссий о нацистском прошлом в замкнутое пространство исследовательских центров. Но произошло нечто противоположное»[789]. К аналогичному выводу пришел Бернд Фауленбах: «Тематика нацистского периода не была оттеснена на второй план, напротив, она осталась важнейшим сюжетом публичных дискуссий»[790].

В 1990-е гг. в ФРГ возрос спрос на обобщающие труды по проблематике Третьего рейха, содержание которых позволяет выявить современный уровень и определенные тенденции развития современной германской исторической науки. Речь идет о получивших значительный общественный резонанс и полностью сохраняющих научно-политическую значимость монографиях Йоста Дюльфера[791], Бернда Юргена Вендта[792], Лудольфа Хербста[793], Карла-Йозефа Хуммеля[794], которые увидели свет в 1992–1998 гг., в принципиально новой исторической и историографической ситуации.

Рассматриваемые издания опубликованы признанными авторитетами в исследовании нацистского режима. Вендт, Дюльфер и Хербст — профессора ведущих немецких университетов, Хуммель руководил действующей в Бонне Комиссией по современной истории германского католицизма. Ученые принадлежат к послевоенным поколениям немецкой интеллигенции. Вендт в год капитуляции Германии заканчивал начальную школу. Хербст и Дюльфер в конце войны были двухлетними детьми, а Хуммель родился спустя год после конституирования ФРГ.

Историки представляли направления, основные научные (да и политические) установки которых далеко не всегда совпадали. Их учителями были исследователи, стоявшие у истоков разработки проблематики нацистского режима. Дюльфер начинал под руководством Андреаса Хильгрубера, Вендт — один из ярких представителей школы Фрица Фишера. Хербст в течение многих лет сотрудничал с Мартином Брошатом. Монографии не одинаковы по объему и явно предназначены для различных категорий читателей. Если работа Вендта выполнена в традиционной манере «история событий», то другие исследователи предпочли изложение в стиле «история структур».