Этой ночью мы стали близки, он был моим первым мужчиной, моим самым лучшим, самым родным в этом мире. Я чувствовала, что отныне принадлежу ему, а он только мой. С ощущением счастья я уснула.

Утром на свежую голову, пыталась разобраться, что чисто физически принесла мне эта ночь. Я не чувствовала сильной боли, но и полетов от наслаждения тоже не было. Скорее мне нравилось, что Костику в кайф. Ничего похожего на то, что описывают в женских романах, по типу заезд, волн разной величины и взрывов я не почувствовала. Наверное, это приходит с опытом, надо будет ещё потренироваться. Румянец залил мне лицо только от одной мысли. Костя ушел рано утром, чмокнув сонную меня в макушку и оставив досыпать.

В понедельник в академии, мы вели себя как ни в чем не бывало и не связывала нас вовсе, некая постыдная тайна.

Следующие четыре дня Костя работал без выходных подменяя друга, а я основательно засела за его курсовую.

Я все-таки попалась и поговорить пришлось. Ну как поговорить, я больше молчала и поражалась как многое можно не видеть в человеке, смотря на него сквозь призму влюбленности. А Маркус изливал душу.

Сегодня наконец пошел снег. Я вышла прогуляться. Медленно бредя по аллеям парка при академии, я вслушивались в хруст снега под ногами и подставляла лицо медленно падающим хлопьям. Я люблю снег, мне нравится ощущение покоя, которое он приносит. То, что нужно моей буйной и вредной натуре, немного спокойствия и холода.

Расчистив место на дальней лавочке, я уселась, немного стекла по ней вытягивая ноги и откидывая голову на спинку. Уставилась в небо. Снежный танец зачаровывал.

Вдруг подумалось, что медленное движение снежных хлопьев похоже на вращение пылинок в луче солнечного света. Неторопливое и затягивающее, зовущее с собой, плыть также в луче солнца или в морозном хороводе. Бездумно и свободно.

Рядом на скамью плюхнулся Маркус, ну вот подставилась, расслабилась и потеряла бдительность.

— Лесси.

Сижу не шевелясь дальше.

Нет дорогой ты утратил это право, назвать меня так, по-родному. Марк кажется понял.

— Алексия, пожалуйста. — тянет с неохотой.

Не меняя позиции, я повернула голову.

Мой Маркус исчез, передо мной сидел незнакомец. Его глаза больше не лучились нежностью и смотрели настороженно. Под ними залегли тени от недосыпа. Лицо похудело будто? Почему-то скулы казались слишком острыми, и любимые мною ямочки на щеках исчезли.

Как непривычно и горестно видеть его таким, словно далекое эхо прежнего солнечного паренька.

— Ты плохо спишь? Пришли Питера, и я передам ему зелье для сна.

Он только смотрит и молчит. Кажется, что он собирает все внутренние резервы смелости и красноречия, чтобы начать разговор.

Наконец решается и выдыхает, открывает рот, чтоб начать, но я перебиваю:

— Ты когда ел в последний раз?

Нет желания разговаривать с неизвестным, верните моего Маркуса и мы побеседуем. Чувствую и сам Марк вернутся не прочь, но не находит обратной дороги, заблудился бедняжка в своих хотелках.

— Лесси я…

— Алексия, — поправляю строго.

— Алексия, я люблю тебя. — он почти шепчет.

— Но? — руки чешутся стукнуть его чем-то тяжёлым.

Далее следует исповедь. Его отец с дядей уже год, как сватают ему Оливию.

Какое совпадение надо же! Уже год как мы стали с любимым близки, и я периодически остаюсь в его комнате на ночь. Горько осознать, он знал что все может закончится именно так и наслаждался мной и моей любовью до дна, это подло.

Хочется закричать: «-А я? Ты вообще думал обо мне? Как мне быть дальше?»

Родственники давили, Марк говорил, что выберет невесту по сердцу. Но, лорд Брэдшоу совершил ловкий маневр и предложил партнёрство. Причем не лорду Говарду, как я думала, а Маркусу как будущему зятю. И его оборона пала под тяжестью внезапно обретшей плоть мечты открыть свое дело. Любимый отказался от меня.

И там в далёкой и теплой оранжерее он уже принял решение. Парень целовал меня, говорил, что будет скучать, зачем??? Может прощался…

Я долго думала над его поступком. Крутила в своей голове и так и эдак. Пыталась пришить ему все грехи мира. Предательство — возмущало и ранило. Но ведь он мне ничего не обещал!

Мы не говорили о том, что поженимся, не строили планы на будущее. Мне казалось это очевидно и естественно, нечего тут обсуждать. Я люблю его, он обожает меня, и мы пойдем по жизни вместе, крепко держась за руки. В моей картине будущего не было места выгоде, просчету и предательству.

Тут природная немногословность сыграла против меня самой. Но видимо в его голове все выглядело иначе. И кто виноват? Получается, что я! Сама обманула себя. Упиваясь влюблённостью, беспечно настроила планы в своих мыслях, не проверив есть ли под ними фундамент. Гостеприимно распахнула душу, заходи мол милый друг. Твори тут, что хочешь. И он творил, любил, окутывал нежностью, лишал воли и остатков разума в жаркие ночи.

А в перерывах мечтал о своем артефакторском бюро и безбедной жизни.

Объективно его вина лишь в молчании, он не обязан был выбрать меня, но должен был сказать мне все тогда, в этой треклятой оранжерее, окутанной дыханием весны. Держа в ладонях мое лицо и глядя в глаза. Убить меня правдой ещё там. Уведомить о своем выборе, но струсил. Пожалел меня? Пожалел себя? Не нашел в себе решительность? Ответов нет. Поэтому мне досталась безликая газета и лужица крови над объявлением.

Смотря на него сейчас, под снежным танцем, я понимала, что все ещё люблю. Так странно …. Что же тогда изменилось? Наверное, ушло уважение. Я не могу его больше уважать как раньше, вот в чем дело. И верить.

Но разве можно любить без уважения? Наверное нет. По инерции меня всё ещё несёт, но вскоре я остановлюсь. И тогда любовь умрет.

Я уже замёрзла, щеки покалывает от мороза и пальцы сгибаются с трудом. На улице заметно темнеет, и начинают загораться жёлтые магические фонарики.

А парень все говорит и говорит. Пытаясь убедить меня, да и себя до кучи, что все это нормально, так поступаю взрослые люди. Взвешивают, обдумывают, анализируют.

Его скулы раскраснелись от холода, глаза лихорадочно блестят. И он очень красив в этот момент, не портят его синяки под глазами и впалые щёки. Несправедливо как-то. Я, например, стала временами шарахаться от зеркала. Сплю хорошо, питаюсь по расписанию, хожу на медитации. Но взгляд абсолютно дикий, как у убийцы. Может действительно попробовать те капли, что хвалила Мелинда. Она утверждает, что даже мои черные глаза окрасятся небесной лазурью после этого чудо-средства. Эх, наверное, попробую.

Вынырнув из своих мыслей, возвращаюсь к разговору. Марк молчит и смотрит на меня, глаза блуждают по лицу. И что же ты ищешь? Одобрения? Или пытаешься запомнить меня, отпечатать в памяти каждую ресничку и маленькую родинку над бровью?

— Лесси, моя Лесси, — протягивает руку к моему лицу, но замирает, услышав рычание.

У моих ног сидит страж. Хм вовремя. Может назвать их? Дать им звонкие и хлесткие клички?

— К-кто это? — Маркус был ошарашен, он даже прикрыл рот ладонью, в таком знакомом жесте.

Сюрприз, сюрприз, хмыкаю по себя.

— Мой страж.

Удивленный взгляд на пёсика.

— Маркус своей лаской ты разбиваешь моё сердце, за это он разорвет тебе горло, если, ты все-таки дотронешься.

Его рука падает на колени. Мне надоело мёрзнуть и страдать, поэтому спрашиваю в лоб: — Чего ты хочешь от меня?

— Ох, Лесси не знаю. Прощения. И ещё понимания, я хочу, чтоб ты поняла, что мною движет. Я не могу, не могу отказаться от своего будущего! — Почти кричит Марк с отчаянием.

— Нет, — я поднимаюсь. — Но за сонным зельем кого-то пришли, это все что я могу тебе предложить. — говорю ледяным тоном.

***

На следующую неделю на охоту вышли уже двое, Маркус и Оливия. Коридоры академии даже безлюдные на первый взгляд, стали опасными. Переговорщики поджидают меня в столовой, у входа в аудитории и даже под дверью общей душевой. Занятно, но они ни разу, не пересекаются. Как они так умудрились? Составили расписание?