В настоящее время дознавателем на заставе служил некий Бонье, дедок из людей. Да не из магов каких, что по несколько сотен лет живут, а из простых. Единственным его желанием на протяжении лет двадцати уже как было побыстрее выйти на пенсию и завести домик где-нибудь у моря.

В ожидании светлого дня дедуля благоразумно решил не перенапрягаться. Финансовые махинации он предпочитал не замечать. Грабежи и разбои оформлял как добровольные пожертвования в пользу голодающих Приграничья. Большинство убийств, приключавшихся на его территории, списывал на происки Тварей. А уголовные дела заводил только тогда, когда насильственно смерть была столь очевидной, что проигнорировать её было просто невозможно.

Заслуги дознавателя были оценены по достоинству соответствующими структурами. Каждый месяц, первого числа, на счёт будущего пенсионера в гномьем банке вносилось добровольное пожертвование «от благодарной братвы». А поздравлять уважаемого дознавателя с днём рождения каждый год на Заставу приезжал сам Аристидес Палладийский – достопочтенный гражданин, купец первой гильдии и меценат. По совместительству – глава преступного мира всея Приграничья.

Вояки скрипели зубами, но поделать ничего не могли. Аристидес обладал такой силой и влиянием, что сковырнуть его с пьедестала не было никакой возможности.

Дэв однажды попытался взять ублюдка за жабры на горяченьком… Полыхнуло всё Приграничье. В Городе начались погромы и протесты. Пять деревенек были немедленно захвачены чернокнижниками. Даже Великая и Ужасная Гидра оказалась выдернута из летней спячки таинственным магом и спросонья разнесла половину Дубовой Заставы. Красную же Заставу и вовсе сравняла с землёй.

Силёнок, чтобы подавить разом все очаги мятежа плюс успокоить разбушевавшуюся Гидру, у Дэва не хватило. Он был просто вынужден отпустить ублюдка.

Волнения стихли сами по себе. Террористы-чернокнижники благоразумно растворились в горах. Гидра виновато уползла в свою пещеру досыпать. Дэв повыдирал половину волос от бессилия, но…

Урок был усвоен накрепко.

***

Когда прошение дедули о назначении пенсии было удовлетворено, приграничники… Нет, не вздохнули с облегчением. Напряглись. К сонному старичку они уже привыкли. Но кого пришлют на замену? Мздоимца, который, не стесняясь, мало того, что будет брать взятки в открытую, так ещё и крышевать местную преступность? Самовлюблённого болвана, который будет мнить себя гением в дознании, на деле же не видеть дальше собственного носа?

Какое отребье приграничники получат на этот раз?

***

– Так вот, – продолжал, как ни в чём ни бывало, генерал-полковник. – Я пошлю к тебе на заставу своего ставленника. Дознаватель от Бога. Умный, талантливый, неподкупный. На прошлом месте службы о его работе поступали только самые восторженные отзывы. Живо тебе с преступностью покончит… Ну или сократит число бандюганов. Послужит на Заставе, поприсмотрится к атьдватийцу. А ровно через двенадцать месяцев мне доложит, завершился ли успехом процесс перевоспитания малолетнего подлеца или же ты сел в лужу.

Чем жарче Кацман нахваливал нового дознавателя, тем сильнее в душу Дэва закрадывалось подозрение: дело здесь ой как нечисто… Никогда, никогда бы Армейский Лев не унизился бы до подобного грубого шпионажа. Пошептаться с кем с Заставы – да (тем более, что почти с каждым приграничником он не в один поход хаживал). Но не так же в лоб? Поди, гнилой типчик этот дознаватель, если Лёва собирается вышвырнуть его к Свараденжу на кулички.

– Лёва, – пристально глядя в глаза А.Л., проникновенно произнёс Дэв. – Я ведь знаю тебя как облупленного. В чём подвох?

Генерал-полковник помялся и выдал со скорбным вздохом:

– Это мой племянник – Моня.

Племянник генерал-полковника Кацмана, небезызвестный уже нам Соломон (для друзей – Моня) был уникумом в своём роде. По выражению лица собеседника, подергиванию бровей, взглядам и прочим мелочам, порой незаметным окружающим, он мог с уверенность сказать, врет человек или говорит правду, какие эмоции испытывает и даже что собирается сделать в ближайшее время.

Дознавателей подобным штучкам учили в Академии пять лет, плюс требовались долгие годы практики. Моня научился щёлкать окружающих, как орешки, годам к семи.

Когда потрясённые сослуживцы спрашивали, как у него так получалось, эльфёныш рассказывал весьма забавную историю.

– Ну ви ж таки знаете, шо мой папа, дай ему Отец здоговья и не буйных пациентов, – целитель. А некоторое время назад лучшего нагкоза, чем спигт, не существовало. Моя же почтенная мама с самого начала супгужеской жизни вела богьбу с пьянством в отдельно взятой эльфийской семье. Вот и пгиходилось ей постоянно бить начеку. Пгиползёт, бывало, мой почтенний папа со службы, а моя уважаемая мама спгашивает: «А почему от тебя спигтом разит?» Мой почтенний папа, газумеется, на голубом глазу ей заявляет, что с опегации, мол. И тут, главное, понять: вгёт или говогит пгавду. Вот уважаемая маменька за долгие годы супгужеской жизни и поднатогела допгосы вести. И нас с братьями научила. Вдгуг она к соседке Фае пойдёт за новости обсудить, а тут почтенний папа заявится…

Если эльфёныш и покривил душой, то самую малость. Монина мама и впрямь обладала талантом вытягивать из собеседника всю информацию. Даже ту, о которой бедняга предпочел бы умолчать.

Сам Армейский Лев, как и всякий следопыт, превосходно умеющий противостоять подобного рода штучкам, и тот ежился под пронзительным взглядом любимой родственницы.

Ему было, что скрывать!

Мама находилась в твёрдой уверенности, что её дорогой Монечка ходит на службу с понедельника по пятницу, сидит в тёплом кабинете и кушает три раза в день. Узнай она, что дитятко с утра до ночи носится, как угорелый, по всей Аринелле без сна, отдыха, перерыва на обед и выходных дней… Да её бы удар хватил!

После жизни племянника спокойствие Мониной мамы было для генерал-полковника Кацмана превыше всего. Вот и приходилось на пару с отцом Мони, Марком, держать наивную Эсфирь в неведении относительно трудностей работы дознавателя.

***

А ещё маленький паскудник обладал удивительным даром разговаривать собеседников. Все как один чернокнижники, которых приводили на приватную беседу к стесняющемуся, нервно теребящему перо дознавателю, всерьёз этого болвана не воспринимали. И совершенно напрасно. Когда часа два спустя бандюков выводили из допросной, бедняги искренне недоумевали: как, Свараденж всё побери, они сумели не только в мельчайших подробностях поведать о совершённом преступлении, но и подельников сдать скопом?

***

Чего у молодого шельмеца было не отнять, так это мужества.

Однажды в ходе разработки очередной магической банды ему потребовалось пообщаться с некоторыми субъектами, отбывающими наказание в Мухлюндии. Но по информации, полученной от местного отделения Ордена, субъекты на контакт с дознанием совсем не шли. И даже такой талант, как аринельский коллега, обломает о них зубки.

Моня слишком хорошо знал мухлюндийского дознавателя, чтобы не прислушаться к его словам. В голове эльфёныша созрел хитрый план: сесть в тюрьму по придуманному обвинению, войти в доверие к субъектам и вызнать всё, что требуется для успешного окончания дела.

А поскольку охраной магических исправительных учреждений занимались те же следопыты, Моня ожидаемо обратился к высокопоставленному родственнику.

Генерал-полковник, как уразумел, чего от него хочет племянник, чуть не поседел. Уголовники равным образом ненавидели как гражданских, так и магических дознавателей. И узнай кто из сидельцев, чем на самом деле занимается молодой эльф, судьба Мони оказалась бы очень печальной.

– Только через мой труп! – заорал всегда сдержанный следопыт.

– Хогошо, дядюшка, – смиренно согласился племянник. – Я попгошу у дедушки Якова яд понадёжнее.

Генерал-полковник обречённо взглянул в невинные глаза эльфёныша и понял: с этого фанатика дознания станется сесть в тюрьму не за придуманное, а самое настоящее преступление.