— Мой нойон похлопотал за тебя, боярин, — заявил монгол, многозначительно поглядывая на меня.

По моему знаку слуга притащил очередной мешок с мехами. Пусть. Скоро заберу обратно.

— Когда сможешь выступить?

— Давай утром? Посидим, выпьем. А мои пока соберутся.

— Хорошо, — согласился кочевник.

Утром выдвинулись, изображая из себя нестройную толпу. Монголы ехали в голове отряда, с нескрываемым презрением поглядывая на моих вояк.

— Что-то они совсем без доспехов и оружия, — покачал головой сотник.

— Кое-что есть в обозе. Кольчуги, шлема. Но не у всех. Зато копьё, топор и щит имеются у каждого.

— Их перебьют в первой же стычке.

— А что делать? Мы не богаты.

— Попроси у Берке. В счет будущей добычи. Хороших доспехов он не даст, но простых кольчуг и шлемов у нас горы. Взяли с боя. Все равно этот хлам только в переплавку, а так хоть какая-то защита.

— Так где я Берке встречу? Мы, как только получим проводников, должны двигаться в Венгрию.

— Он приедет на вас посмотреть, — выдал секрет монгол. — Попроси, думаю не откажет. Хочешь, пошлю своего, пусть донесет до его ушей вашу нужду? Тогда и ждать не придется.

— Отправь. Если получится я тебя отблагодарю.

Что ж, этот парень заслужил, чтобы ему оставили жизнь.

К устью Ворсклы подошли вечером 11-го февраля. Было уже темно, так что по-быстрому разбили лагерь на берегу, перекусили всухомятку и завалились спать. Утром прискакал гонец, с известием, что нас почтит посещением Берке. Сразу же за вестников в лагерь въехало пять возов, с наваленными на них кольчугами и оголовьями. Подошёл, посмотрел. М-да. Все ржавое, многие кольчуги пробиты. Изобразил на лице радость и велел раздать своим. Сотник самодовольно улыбнулся и тут же побледнел. По моему знаку, мирно стоявшие только что бойцы, набросились на его людей и моментально перебили.

— Бросай оружие, останешься жив, — предложил ему.

— Зачем?! Ты что наделал?! — заорал монгол.

— Будешь сдаваться?

Вместо ответа сотник потянул саблю из ножен. Не судьба. Тренькнула тетива и он свалился с арбалетным болтом в глазу.

— Всем одеть брони и укрыть их тулупами. Шлемы закрепить на поясе сзади. Пики и алебарды положите рядом с собой и присыпьте снегом. Терции Петра и Казарина слева и справа, Федора в центре. Ждем моей команды и продолжаем изображать деревенских недоумков.

Берке заявился через час, во главе отряда из 500 всадников. Мы ждали, выстроившись нестройной толпой. Монгол подъехал и стал озирать печальное зрелище, которое ему приготовили. Наконец что-то сказал, повернувшись к одному из спутников.

— Берке-хан спрашивает, кто из вас главный? — на хорошем русском перевел тот.

Я выступил вперед.

— Ты боярин Иван Владимирович из Стародуба?

— А ты кто?

— Я киевский боярин Петр Васильевич.

— Какой же ты боярин? Киевские знатные люди лежать в земле, а ты холоп монгольский. Слушай сюда, убогий. Перед тобой Великий князь Владимирский Ростислав Владимирович. Так что быстро соскочил со своей клячи, раб, и упал на колени!

Переводчик выпучил глаза. Берке заволновался и спросил его что-то по-монгольски.

— Всем присесть! Арбалетчики! Хана и вон ту сволочь не трогать, убить только лошадей под ними.

Передние ряды присели. Я вместе с ними.

— Залп!

Свита стала падать на землю. Я заскочил в толпу.

— Поднять пики и алебарды!

Сумятица среди врага продолжалась. У них было время ускакать, но как бросить хана?! Арбалетчики между тем перезарядились.

— На колено! … Залп!

Вот и все. В живых остались только Берке и киевлянин. Они лежали на снегу, придавленные конями.

— Взять их!

— Как ты посмел! Теперь вас всех убьют! — вопил бывший боярин, когда его вытаскивали из-под мертвой лошади.

— Повесьте этого Иуду. Хана свяжите и на воз, к Байдару. Укутайте хорошенько, чтобы не околел. Свернуть лагерь, выдвигаемся.

Пока разводили возы и запрягали лошадей, отправил помещиков за приготовленной для нас отарой, велев перебить пастухов и проводников. Через час тронулись.

До ставки шли три дня. В полдень второго на нас выехал отряд тысячи в три, судя по всему — туркмены. Они постреляли, мы тоже. Результаты и у нас, и у них так себе. Через пару часов боезапас у противника подошел к концу, и наша колонна двинулась дальше. Так и двигались, периодически обмениваясь стрелами и болтами. Потом туркмены ускакали вперед.

— Вся Орда перекочевала северо-восточнее, — доложил один из разведчиков утром третьего дня. — На месте осталось около пяти тысяч воинов. Встали на склоне холма, ждут нас. С женщинами, детьми и невольниками ушла тысяча, к ним подтягиваются мелкие отряды со всех сторон. Часть воинов разбегается, огибают нас и уходят к Днепру. Это половцы, торки и берендеи. Мы с ними поговорили, предлагали присоединиться. Но они не верят, что победим.

— Ясно. На вот, — протянул кметю серебряное кольцо. — В конце обоза котлы на возах, с кашей. Ступай, перекуси.

К вечеру обогнули большой холм, с крутыми склонами, на берегу Ворсклы и увидели второй, поменьше и более пологий, в полторы версты от нас. Все пространство между холмами, было вытоптано и загажено. Видимо здесь и была стоянка кочевников. На верху склона темнела стена войска. Начинать сражение было уже поздно, так что разбили лагерь и завалились спать.

К утру монголы никуда не делись. Лезть на холм не хотелось, потери в этом случае стали бы неприемлемыми для меня. Задача у противника была задержать нас, пока их женщины и дети, с награбленным на Руси добром не откочуют подальше. Не будем им мешать, мы тоже не торопимся. Так и простояли, до захода.

На следующее утро у врага началась движуха, очевидно с севера к ним пришли дурные вести. В полдень они добрались и до нас, прискакал гонец от Бачмана и эмира. Их отряд разбил несколько небольших монгольских заслонов и напал на откочёвывающую Орду. Резали своих заклятых врагов они не торопясь, так что основная часть женщин, детей и стариков, побросав стада, добро и пленников, успела развернуться на юго-запад и бросилась назад. Ильхам-хан с половцем установили кое-какой порядок среди хаоса, творившемся в толпе бывших невольников, оставили несколько десятков воинов за старших и, растянувшись широким загоном, продолжили выдавливать на нас монголов.

Через день показалась туча беглецов. Спустя два часа к нам прискакали договариваться.

— Я Куча, сын Кюльхана, — представился парень, лет восемнадцати. — Могу я поговорить с вашим предводителем?

— Говори. Я Великий князь Владимирский Ростислав Владимирович.

— Берке жив?

— Пока жив.

— Мы можем его выкупить?

— Нет. Я собираюсь повесить и его, и Байдара на глазах у Батыя, когда он вернется. Потом повешу и самого хана.

— Байдар тоже у тебя? Говорили, он погиб… Но мы чингизиды! — возмутился Куча. — Так нельзя поступать!

— Почему? Федор Юрьевич, Владимир, Всеволод и Мстислав Юрьевичи были родовитее каких-то катышей из-под хвоста степной овцы, коими вы все и являетесь. Это не помешало вам их убить. Так что умрёте все.

— У хана непобедимое войско. Это вы все умрёте, когда он вернется!

— Может быть. Но как это поможет тебе? Предлагаю следующее. Вы сдаетесь. Твоих воинов, женщин и детей я продам на юг, поживут еще. Пусть и жалкими рабами. Ты и остальные потомки Темуджина присоединитесь к Берке и Байдару. Как с вами поступить, я придумаю позже. Может тоже продам. В вашем роду это станет доброй традицией.

— Это невозможно!

— Ну тогда умрите. Прощай.

Послы уехали, а еще через час войско начало спускаться с холма, чтобы прикрыть проход своих по реке. Мы ждали. Когда всадники построились вдоль берега, я скомандовал:

— Трубач, сигнал канонирам — огонь!

Двадцать фальконетов дружно рявкнули. Промахнуться в такую цель было сложно. Каменные ядра, врезавшись в плотный строй, убили по два, а то и три, человека или коня каждое. Будь они из чугуна, то потери врагов увеличились бы вдвое, но и так не плохо. Монголы заволновались, попав под воздействие неизвестного оружия, однако вскоре успокоились, поняв, что перезарядка не быстрая. К их несчастью, беженцы тоже не на крыльях летели и пока половина нонкомбатантов прошла мимо нас, мои пушкари успели сделать еще пять залпов.