Он помотал головой и выставил перед собой раскрытую ладонь. Видимо, я СЛИШКОМ сильно его рассмешила – просит дать ему время успокоиться!
– Да чтоб тебя!
– Avalés in áksast khar, mõrí. Ah am vasahtü im zült?
Я повернулась к вошедшему в комнату Драха. Он отвел кулак от груди, глядя на нас с Аиком по очереди. Я мысленно застонала – теперь ему показывать придется! И он тоже хохотать начнет.
– Мне нужно на улицу!
Я указала на дверной проем и изобразила пальцами ходьбу. Драха медленно кивнул, посматривая на товарища с удивлением.
– Dal, kasráh.
– Нин! Я пойду одна!
Я продемонстрировала ему указательный палец, ткнула себя им в грудь и указала на проем, снова изобразила ходьбу.
– Одна!
Драха перестал улыбаться, когда мой голос зазвенел от раздражения, и перевел взгляд на Аика. Я внутренне сжалась, хотя на лице всадника не было ни намека на злость. Только смятение.
Аик что-то буркнул, не отнимая рук от лица. Драха воскликнул и понимающе улыбнулся.
– Ah hisaraáh a pis? Dal, kasráh!
Я смерила Аика мрачным взглядом. Он все понял! И это пис точно значит пи́сать!
– Если бы ты понимал меня, я столько всего высказала бы!
Аик снова рассмеялся, да так заразительно, что я выдохнула… и согнулась пополам в приступе хохота, представив, какую картину ему только что пришлось наблюдать. Мочевой пузырь отозвался недовольством и слабой болью. Я тут же прижала руку к животу, скрестив ноги уже по необходимости, и взглянувший на меня Аик едва не задохнулся от смеха.
– Mar mõrí!
Он рухнул на «кровать», махнув Драха рукой. Тот вопросительно посмотрел на меня.
– Ah kasráh?
Посмеиваясь, я вытерла глаза и кивнула.
– Касра́х, касра́х. И побыстрее, если можно.
Драха радостно заулыбался, услышав родную речь, и поспешил к выходу. А я помчалась за ним, запоминая: касра́х значит идем.
***
Всадники накормили меня вяленым мясом и сыром и угостили приторным вином, от которого по всему телу разлилось блаженное тепло, а сознание немного затуманилось. И пусть у мяса был странный сладковатый привкус, а сыр был чересчур твердым и жевался со значительными усилиями, я поймала себя на мысли, что ничего вкуснее я еще не ела! Я так громко урчала за едой, что мужчины смотрели на меня, разинув рты. И смеялись…
После трапезы мы покинули укрытие. Мне показалось, что на улице потеплело, и я даже обрадовалась свежему воздуху. Хотя, может, дело в том, что я отдохнула и плотно поела?
Небо до самого горизонта заполонили тучи. Серо-синие гиганты ворочались, толкая друг друга, и грозили обрушить на нас очередной снегопад. Одинокий дом на фоне бесконечной арктической равнины смотрелся жутко – словно оплот маньяка, в который обязательно забредет кучка потерявшихся туристов.
Я окинула взглядом ровные стены без единого шва. Строение словно было вырезано из огромного монолитного куска снега или выстроено прямо в сугробе. Но уровень белого покрова был значительно ниже. Очень странно.
Я приближалась к скакунам, с опаской поглядывая на желтые клыки. Животные мирно сопели и прядали ушами, будто отгоняя надоедливых насекомых. Но стоило мне приблизиться, троица рогатых монстров синхронно подняла морды. Рубиновые глаза засияли, расплескивая по черным шкурам потеки багрового света.
Сердце уже привычно ринулось в пятки, а в голове застучало: это невозможно, это просто невозможно! Так не бывает! Глаза не могут светиться!
Драха подхватил меня под локоть, когда я испуганно замерла в десяти шагах от скакунов, и медленно подвел к одному из них. Так же медленно положил мою ладонь на черную шею, накрыл своею и провел до попоны, расшитой белыми и серебристыми узорами. Я невольно сглотнула, перебирая пальцами короткую жесткую шерсть.
Вопрос: «как они не мерзнут с такой тонкой шкурой?» снялся с обсуждения моментально – местные скакуны были гораздо горячее наших. Настоящие шестиногие обогреватели!
Шестиногие… Твою ж…
Животное выдохнуло облачко пара и мотнуло головой, словно приветствовало наездников и одобряло ласку. Заплетенная грива разметалась по мощной шее, сверкая крупными бусинами. Я подхватила одну косичку, погладила круглое украшение, любуясь изящной резьбой. Какие-то символы…
– Ah mõrí?
Я взглянула на Драха. Он кивнул на скакуна и похлопал по вытянутому седлу из черной потертой кожи.
– Ah adráh?
Касра́х – это идем. А адра́х значит забирайся? Или что?
Я глянула поверх плеча на Гардаха. Он уже сидел верхом на лошади и наблюдал за нами, с лукавой улыбкой поправляя щекочущую губы опушку. Аик закреплял объемную седельную сумку, пряча улыбку в тени капюшона.
Да что с ними не так?! Они либо улыбаются, либо смеются! Постоянно!
Я повернулась к Драха, ткнула себя пальцем в грудь, указала на него и на лошадь. Он пожал плечами и кивнул на Гардаха. Вполне понятно – решай сама, с кем хочешь, с тем и поедешь.
– Даа́, поехали.
Я примерилась к высокому стремени, не представляя, как засунуть туда ногу, но сделать ничего не успела – мужчина схватил меня за талию и в мгновение ока усадил в седло.
Вот это силища! Один из сугроба рывком вытаскивает, другой забросить может на шкаф!
Я вскрикнула от неожиданности и, потеряв равновесие, вцепилась в гриву лошади. Та повернула морду в попытке посмотреть на меня… и зарычала! Раскатисто, басовито, как хищник, готовый к атаке.
Аик и Гардах расхохотались, а Драха успокаивающе похлопал скакуна по шее и пробормотал ему в ухо:
– Dal, piharáh!
Потом посмотрел на меня и прижал ладонь к груди.
– Mar kahümán, mõrí! Sas hrafáht.
Я поняла по смущенной улыбке – извиняется, подумал, что напугал. Значит, мар кахума́н – это извини?
Господь всемогущий, как же не хватает блокнота с ручкой! Я не успеваю запоминать! А еще лучше было бы найти словарик! Или онлайн-переводчик…
– Нин, все… хорошо.
Я показала ему кулак с оттопыренным большим пальцев. Глаза Драха округлились. Он посмотрел на спутников, и те синхронно пожали плечами, поглядывая на меня с недоумением. Я быстро опустила руку, осознав – либо в этом мире такой жест не используют, либо… он означает что-то совсем другое.
Я прижала ладонь к груди.
– Драха, все хорошо… Мар… кахума́н!
Он тепло улыбнулся и поправил меня:
– Kahümán, mõrí. Ka-hü-mán.
– Даа́, кахюма́н.
Всадники радостно засмеялись, а я отвернулась, пряча пылающее лицо и делая зарубку в памяти – быть осторожнее с жестами. Так обидишь собеседника ненароком… Убежишь ли потом?
Драха забрался в седло. Я почувствовала себя крошечной, когда большая ладонь надавила на мой живот, заставляя прижаться лопатками к груди мужчины – какой же он… крупный!
Гардах поймал мой взгляд.
– Ah adráh?
И указал на лошадь.
Ага. Касра́х – идем, адра́х – едем. Во множественном числе. Отлично!
Вместо меня ответил Аик:
– Dal, adráh.
Даль. Это я уже слышала. Звучит как побуждение к действию вроде нашего «давай!».
Как же мне нужен переводчик…
***
Мы пересекали снежную равнину целую неделю и каждую ночь проводили в абсолютно одинаковых снежных домах.
Каждый вечер с наступлением сумерек Аик подгонял скакуна и уезжал вперед, видимо, чтобы проверить место ночлега. Как сообщал остальным всадникам, что там все в порядке, я не понимала. Мы подъезжали к очередному дому уже в кромешной темноте.
Аик был единственным, кто не брал меня в седло. Я не настаивала – Драха и Гардах везли меня по очереди. Просто отметила, что он сам ни разу не предложил, а попроситься к нему я стеснялась. Да и не рвалась особо – его огромный меч немного пугал.
Однообразный пейзаж вгонял в депрессивное состояние. И пусть ветер смилостивился и перестал хлестать по обмороженным щекам, снегопады не замедляли путешествие, а всадники и кони служили неплохими обогревателями, мне было невыносимо тоскливо.
