Слова протеста покинули голову и мысли. Вцепившись в ворот его куртки, я позволила ему перетянуть меня к себе на колени, помогла ему снять с меня толстовку и оставить в бюстгальтере.

- Мы должны остановиться, - шептала я с закрытыми глазами, позволяя его языку ласкать мои соски.

- Должны, - тяжело дышал Сергей, вжимая меня в свой пах.

От желания, чтобы он оказался во мне прямо здесь и сейчас, буквально ныло и тянуло внизу живота. Наверное, никогда ещё я не хотела чего-то так же сильно, как его.

- Потрогай меня, - взмолилась я, расстегивая для него свои джинсы. – Прикоснись.

Сергей скользнул пальцами мне в джинсы и коснулся, наверняка, насквозь мокрых трусов.

- Твою мать! – выдохнул он рвано и начал кружить подушечками пальцев по клитору.

Ловя губами мои тихие стоны, он доводил меня до исступления, вынуждая извиваться на нём и молить о большем.

- Нет! – мотнула я головой, понимая, что вот-вот кончу. – Нет! – резко одёрнув его руку, я сползла с его коленей и вернулась на пассажирское кресло, где трясущимися руками надела толстовку. – Мы больные. Ясно тебе? Больные!

- Я знаю, - Сергей тяжело дышал, так же, как и я, пытаясь прийти в себя.

- Оставь меня в покое. Отстань от меня! – закричала я, чувствуя горечь слёз. – Ты не понимаешь, что мы животные? Я тебя даже не знаю. Кто ты? Такой же извращенец, как твой толстый дружок? Или хуже?

- Хуже, - выронил Сергей, откинувшись затылком на подголовник. – Гораздо хуже. Я понимаю, какую хуйню я творю, но всё равно еду к тебе, хочу тебя…

- Хватит! – заткнула я его, накрыв его рот ладонью. Встав на сиденье на колени, подалась к нему и уперлась лбом в его лоб. Прикрыла глаза и уже шепотом добавила. – Остановимся сейчас. Дальше будет только хуже, понимаешь?

- Понимаю, - шепнул он и, не встретив сопротивления, убрал мою ладонь со своих губ, чтобы ответить на поцелуй, с которым я сама же к нему тянулась. В этот раз мы целовались не как умалишенные. Сейчас поцелуй выходил куда более нежным и трепетным. – Я больше не приеду.

- Пообещай мне.

- Обещаю, - заверил меня Сергей и отстранился первым. – Иди домой.

Молча я взяла свой рюкзак и покинула его машину. Стараясь не оборачиваться, вошла в подъезд. И только тогда, когда дверь за мной закрылась, и я услышала, что машина Сергея сорвалась с места, я позволила себе скатиться по стене на пол подъезда и поплакать от боли, скопившейся в грудной клетке.

Одномоментно мне хотелось, чтобы он вернулся и больше никогда не возвращался или, чтобы снова меня поцеловал, но никогда ко мне не прикасался.

Я запуталась, я устала, я не понимала, что происходит со мной, с ним, с нами.

Но я понимала, что эта хрень так просто не закончится.

Что я творю? Какого хрена?

Прошло всего три дня, как я пообещал Арине, что больше к ней не приеду, а меня уже до зуда в зубах тянет к бару.

Теперь я тоже знаю, график её работы не хуже, чем Мишаня.

Начал больше курить, меньше есть, часто нервничать. Намеренно задерживаюсь на работе подольше, чтобы как можно меньше контактировать с семьёй. Дважды чуть не сорвался на жену и сына просто из-за того, что в какой-то момент начали раздражать их разговоры и глупые вопросы о работе. И дважды прикусывал язык, понимая, что не имею права злиться на них, только на себя.

Секса с Наташей - после случая в машине - не было. Я прикидывался уставшим и после душа просто отворачивался и делал вид, что засыпаю. Я не хотел обижать жену, не хотел делать ей больно, но и делать вид, что всё как обычно, у меня тоже не получалось.

Даже на вопрос о том, откуда у меня синяк под глазом и разбита губа, я не мог внятно ответить. Сослался на уличных хулиганов, стреляющих сигареты.

Я начал врать жене. Врать, глядя в глаза.

Арина права – мы животные. Мы грязные животные, одержимые необъяснимой похотью. Разум здесь бессилен.

Тряхнув головой, снова посмотрел на своё отражение в зеркале ванной. Пора выходить. Я и так нахожусь здесь дольше, чем обычно моется Наташа.

Обернув бёдра полотенцем, вышел из ванной комнаты, прошёл в нашу с Наташей спальню и понял, что мой телефон, лежащий на тумбочке, лежит не так, как я его оставлял. Не специально, но я запомнил, как я его положил перед уходом в ванную.

Наташа с невинным видом читала что-то в своём планшете.

Наверное, это женская интуиция или что-то около того. Но она явно чувствует и понимает, что со мной что-то не то. И, конечно, подвох может быть только в любовнице. Как думают все женщины. А Наташин беззаботный вид говорил только о том, что она вполне удовлетворена тем, что ничего не нашла в моём телефоне. Значит, мои сказки о проблемах на работе теперь для неё кажутся вполне реальными, и волноваться больше не о чем.

Вряд ли она догадается, что я совершал вещи куда более хуже, чем банальная переписка по телефону.

Но совесть, и без того душащая меня все эти дни, толкала на то, чтобы я извинился. Пусть не вслух, пусть не напрямую, но мне нужно сделать хоть что-то, чтобы жена перестала во мне сомневаться. Раньше ведь никогда не сомневалась.

Но раньше я и не делал то, что делаю сейчас.

Скинув с себя полотенце, подошёл к постели со стороны Наташи и забрал у неё планшет, положив его на тумбочку.

- Вау! – выдохнула жена восхищенно и слегка повела бровью, взглянув на пах. – Смотрю, дела на работе пошли в гору?

- Не совсем, - бросил я и накрыл её губы поцелуем.

Наташа охотно ответила на поцелуй, потянулась ко мне и помогла мне снять с неё сорочку. Следом – кружевные трусы…

Ещё никогда я не брал свою жену чисто механически, двигаясь и целуя её по памяти, находясь при этом мыслями даже не в нашей квартире.

Я пытался вспомнить и восстановить те эмоции, которые когда-то накрывали меня с головой, когда я занимался любовью с женой, но сейчас я не находил ни одну из них.

Сами собой проблемы рассасываются только в сказках. Мне же стало понятно, что мои проблемы только ширятся, когда я, выходя из бара после смены, в очередной раз вместо такси начала подсознательно ждать машину Сергея. Серёги. Серёжи…

Вот настолько у меня поехала крыша, раз я начала крутить в своей бестолковой голове варианты того, как могла бы обращаться к нему по имени, будь мы обычной парочкой.

Проведя несколько дней, как приличная девочка, разрываясь между работой и домом, я увидела решение нашей проблемы недалеко от детской площадки на соседней улице – сын Сергея. Если я не ошиблась, это был.

Мальчишка лет десяти гонял с другими пацанами мяч и не подозревал, что за ним наблюдает поехавшая головой тётка.

А решение проблемы было простым: если мы сами с Сергеем не можем остановиться (а мы не можем и не сможем – это точно), то нас остановит его жена.

Я никогда не отличалась деликатностью в отношениях с кем-либо, кроме сестры и племянницы. Не стану и сейчас нарушать свои традиции.

Подойдя к мальчишке и, отведя его чуть в сторону, я разузнала у него, всё что мне было нужно: и точный адрес, и то, что мама сейчас дома, и то, что папа совсем скоро вернется с работы. Только и нужно было сказать, что я дальняя мамина подруга, которая хочет ей кое-что передать.

В подъезде дома Сергея, глядя на себя в отражении лифта, я быстро изобразила из себя прилежную девочку, заплетя две косы и смыв почти всю косметику с лица влажными салфетками. Даже платье в горошек на фоне такого бледного лица выглядело так, будто я действительно была примерной домашней девочкой.

Чтобы не передумать и не убежать, выйдя из лифта, я сразу подошла к двери квартиры Сергея и позвонила в звонок.

Натянутая, как пружина, я ждала, когда шаги внутри квартиры станут ближе, а дверь медленно откроется.

- Здравствуйте! – сказала я милейшим голоском.

- Здравствуйте, - чуть насторожилась женщина за порогом и скептически осмотрела меня снизу вверх.