Не за себя болею, за народ! А со мной всё ясно участковому — я служу. Да? Тогда и бандюганам довольно быстро станет всё со мной понятно — косяк, товарищи комитетчики! Если у служивого есть инфа о моей сопричастности к Конторе Глубокого Бурения, то все наши танцы так и останутся сольным выступлением. Пойду-ка расставлю точки в должную позицию.

— Товарищ капитан!

— Да, товарищ капитан. Вы уже исполнили порученное?

— Хрена там! У меня вопрос вскочил неожиданно.

— Ну?

— Мой участковый что про меня знает?

— Не переживай, ничего лишнего. Не тот у него уровень секретности, чтоб иметь данные по всем нашим на его участке.

— Угу. То есть через пару месяцев ничто не помешает ему прийти и начать спрашивать за мой статус?

— Теоретически такое может быть, ты прав.

— Угушеньки. И ксивой светить ему вот точно я не стану. Это как прямо сдать инфу по себе всему преступному и деловому миру Москвы.

— Сгущаешь. Но в принципе ты прав.

— Погоди, Андрей, со мной понятно, вопрос надо решать. А у остальных наших с тобой коллег что творится в этом плане?

— Нормально у них всё. В приватном порядке или через управление кадров уведомляет участковых… Чёрт! Да нет, не могут участковые сливать наших уголовникам! Бред.

— А за деньги? За тысячу рублей, к примеру.

— Если только за тысячу. Вот что ты за человек, Милославский. Пиши аналитическую записку, аналитичный ты наш.

— А чего я? Сам и пиши тогда.

— Инициатива имеет инициатора. — Научил на свою голову всяким присказкам коллег, сам теперь не рад.

— Напишу, куда я денусь. Только это… как могу, без всяких положенных «осмелюсь доложить, что во исполнение решений Партии и Правительства и в соответствии с духом оных, мною была подумана следующая мысль…»

— Жорж, ты уже сколько лет в этом мире крутишься, а ведешь себя как попаданец, честное слово! Ну принято так, в каждой стране, в каждом времени есть свой уклад, традиции. А тебе лишь бы поизгаляться над нами, хроноаборигенами.

— У тебя тоже классно получается, Андрей. Уважуха от меня!

— Уважуха? Ага, врубился. Я о том и говорю, вроде за три года, что ты служишь, уже можно было все эдакие словечки выпустить в нас. А у тебя то одно всплывает, то другое. Может, ты их просто сочиняешь, а нам втираешь, что это словоформы из будущего?

— Так уже проверить можно, у вас контрольный экземпляр под рукой — Корчагин!

— Не, ради ерунды юзать второго попаданца не буду. Правильно я сказал?

— Абсолютно.

— Стой, сбил. Жорж, что ты говорил про себя, какая идея?

— А давай через ВЛКСМ меня легитимизируем. Тема знакомая, никто не удивится. Буду отвечать за патриотизм в райкоме. Там-то уже можно будет корочку чуток светануть, там чуть не треть с такими же.

— Насчет трети ты у Онегина спрашивай.

— Он точно будет за, еще и подпоёт. Там интересная схемка закручивается.

— А пошли к нему, если он на месте.

Онегин оказался на месте. Как тот вратарь, который встал стеной и не пропускает ни одного мяча. И ни одного стакана. Вот интересно выходит в родном русском языке: сходные фразы зачастую несут противоположную смысловую нагрузку. Сравнить «пропустил стакан» и «пропустил тост». Почто одно и то же, а какая бездна пролегла между описанными деяниями!

Короче, идею Пётр пропустил и одобрил. Покосился на Долгова, махнул рукой и углубил.

— Жора, твоя идея с реконструкторами в этом свете заиграла новыми красками. Ты не просто самозахватом берешь ту церковь, тебе её выделяет Райком ВЛКСМ как помещение для историко-патриотического клуба. А заодно никто не удивится твоим ушам, с ногами торчащим из газеты. Ты же комсомолец, Милославский. У тебя это…

— Харизма и ум?

— Шило в заду и поручение комсомола! Харизма у него, ага. Словечек на придумывают и пользуются к месту и не к месту. Я всё сказал, проработка на вас обоих. Справитесь?

— Вот что ты за человек, вот зачем я с тобой попёрся? Вот кто мне твой Онегин? — Долгов научился у меня генерировать вопросы, не иначе. А может и сам умел, но вслух их не произносил. Чекист начинается с вопросов, ответы он ищет в процессе своей деятельности. Вопрос — начало цепочки, ответ — её конец. Или его, то есть чекиста.

Клуб реконструкторов «Наследие предков» ютился по соседству с опорным пунктом милиции и не попал в сводки по криминалу исключительно благодаря такому соседству. Никому в голову не приходило, что под боком у милиции расцвёл махровым цветом такой рассадник всего плохого против всего хорошего. Дисциплина? Не слышали. Техника безопасности? Некогда. Доспехи вообще для трусов. И да, в десятом веке никаких трусов! Ленка — проверка! Трусы к осмотру!

Бред? Лютейший бред! Куда милиция смотрит? А она наивно думает, что рядом с ними осели спортсмены-фехтовальщики, птенцы Милославского. А там мутанты. Знакомые, уважаемые и свои. Представьте себе руководителя викингов-реконов, матёрого бородатого мужика со взглядом исподлобья, руками-брёвнами и низким голосом, у которого каждое слово по червонцу. Представили? Теперь эту картинку аккуратно сложите в четыре раза, а лучше скомкайте и киньте в урну. Пашка Проказов был строен, улыбчив, легок на подъем и удар. Улетал от моего толчка щитом на пару метров, но всегда оставался на ногах — проверено. Один раз, правда, я не дал ему улететь — наступил на ногу перед толчком. Вот тогда он шлёпнулся, восторженно заорал: «Я всегда так хотел сделать!» и стал моим корешем. Ах да, в тот памятный раз я приперся тестировать клуб без своих доспехов, потому дрался в чём-то скромном и беззащитном как истинный викинг.

Вот и сейчас я сидел перед странным руководителем странной формации со странным названием. Сезон выгодных предложений на рынке душ был в разгаре, но клиент этого не знал.

— Погоди, а чем тебе наше название показалось странным? Наследие предков — самое то для исторического клуба.

— Ну да, особенно для того, кто незнаком с историей. Товарищи из Органов еще не приходили?

— Не-а! — Улыбается гад, а чего им тут делать?

— Я знаю, как ваше название переводится на немецкий язык. Ahnenerbe.

— Аненербе? И что? А по-английски это ансестрал херитаж. Херитаж хуже звучит, признаю.

— Ну и какое отношение имеет фашистская оккультная организация к вашему клубу?

— Никакого. Хотя да, прикольно. Мы, когда вдуплились, тоже прифигели. Но название уже укоренилось, не стали менять.

— Или всё было не так. Да, Паша?

— Или нет. Ты почему спрашиваешь?

— Да вот думаю, стоит с вами связываться по той интимной теме.

— Так ты надумал?

— А вы?

— Жорж, не темни уже. Чего ты хочешь от меня?

— Бойцов, молчание, подчинение. Не всегда, но на мероприятиях. А еще хочу видеть скромность в быту. Разгулы, оргии, массовый пердеж скота — я понимаю, что викингу без этого никак. Но исключительно на своей территории, а не вне её.

— Братишка, да где я её тебе возьму, территорию? Ты хоть знаешь, кто у нас за стенкой? То-то же. Какой там массовый пердеж.

— С меня база, с тебя душа.

— Какая база, где?

— Стоп, передумал. С меня цитадель с укрепленной территорией, подземельями, рекой… — На каждом моем слове Проказов бледнел и бледнел. — С тебя пяток душ. Твоя и ближников твоих.

— Суууука! — Прошипел викинг придушенно. — Я сначала думал, ты всерьёз. Народ бакланил, что Жорж трепаться не любит. А ты чисто поржать зашёл.

— Угу. Мне скучно стало, дай, думаю, скатаюсь на другой конец Москвы, поприкалываюсь над приятелем, макну его в коричневое. Чуть свет уж на коня, и ты у наших ног.

— Чего?

— Я всерьёз, как обычно. У меня есть брошенная церковь на берегу реки с мощным забором вокруг и кучей хозпостроек на территории.

— Сильно далеко от Москвы?

— Забыл предупредить, там электричество подключено, вам же это в минус. Вы этим бесовством не пользуетесь. А территориально всё хозяйство в черте Москвы.

— У-у-у-уууу! — Мечтательное выражение в глазах главы клуба реконов было столько глубоко, что из него с трудом выскочила следующая здравая мысль. — А ты там каким боком, Жорж? Самозахватом возьмём? Какое-то время продержимся, но обидно потом будет, когда нас выкинут из обжитой крепости.