Пожалуй, переодеваться не стану, встречу Гуревича в домашнем. А по дому я предпочитаю ходить в шортах и футболке. Шорты в теплой Польше оказались неплохим выбором. Раз шорты, то вроде неофициальный видок, ноги голые. С другой стороны — это классические скаутские шорты-бриджи с карманами и поясом. На Западе в таких даже военные раньше рассекали. Из Польши и Чехословакии вообще много одежды догадался притащить.
Нарочно ехал туда чуть не в одном комплекте стремных советских шмоток. Зато с изрядной пачкой долларов. Провезти их через границу без использования служебного положения нам было проще простого. Поддоспешники, прочая амуниция произведены полукустарным способом, на глазок вообще не угадаешь, где шов сделан школьной артелью, а где сам боец порол и контрабанду зашивал. Таможенники зеленели, мяли в руках наше барахло, скрипели зубами… Даже вспороли одному неудачнику стёганый тигиляй. Неудачником оказался сотрудник таможни — ничего, кроме старых тряпок он не нашел. Поначалу обрадовался — какая-то ткань торчит между слоями сукна! А хрен там — такой ткани в каждом поддоспешники не один килограмм для смягчения ударов мечей.
Мои доллары, честно скупленные у барыг-валютчиков, аккуратно были уложены под подбивку щита и спокойно прошли пограничный контроль. Что было у других, тем более у забрасываемых «на холод» парней, я не знаю и знать не хочу. После поездки, по итогу которой меня уволили с поста главного тренера, даже Жанна удивилась, насколько хорошо я прибарахлился. И снова погранцам ничего не светило — все мои вещи были без ярлыков, со следами носки и не в товарном количестве. А то, что импортные и почти новые — так в командировке обносился, пришлось как-то выкручиваться. Кстати говоря, большую часть своих боевых тряпок, щиты и половину мечей мы не привезли. Всё было измочалено на тренировках, показательных боях и двух дружеских турнирах. Вот я и повелел не трястись за эту рвань. Этот маневр позволил нам сэкономит на провозе багажа, все спортсмены из-за бугра тащили шмотки. По деньгам получилось очень хорошо, фарца и Львовские спекулянты остались без навара.
Ага, звонок в дверь, Гуревич подъехал. Дверной глазок придуман не нами, не нам от него отказываться. А кто это маячит рядом с Олегом Петровичем возле двери? Я никого не жду. Так что сначала схожу-ка я в кладовочку за молоточком. Молоток — универсальный инструмент, что мятый шлем выправить, что соседей попросить, чтоб не шумели — везде одинаково хорош! Вот только гвозди я им не забиваю — квартира отделана без единого гвоздя. А еще мой молоток на самодельной ручке. Не то, что я не доверяю заводским, просто мне нравится ручное дробящее оружие определенной длины, поэтому у молотка ручка раза в полтора длиннее стандартной. Колено собеседника достаю, даже не приседая.
Ну ладно, окрою дверь, а то так и не узнаю, кого судьба притащила под мою дверь. Намного самонадеянно, сам понимаю, но в той среде, в которую собрался погрузиться, уважают ум и силу — то, чего у самих нет. А у кого всё есть, те вообще ничего и никого не уважают, такие акулы ходят кругами вокруг того, кто сильнее и ждут, когда он ослабнет или ошибётся. Так что не надо создавать у себя романтических представлений про благородных разбойников. Про них слагают баллады нанятые менестрели за еду и прочие блага.
Замок мягко щелкнул, дверь открылась наружу рывком, вылетев из моей руки. А потом на меня полетел Гуревич, чуть не сбив с ног. Еле успел увернуться, благо дистанцию до двери я уже увеличил. Ага, вот и гость незваный, который хуже татарина. И плевать, что светловолосый типичный славянин. Сказано предками — конкретно этот хуже татарина, а предки фигню не скажут. Мужчина лет тридцати в легкой спортивной куртке, джинсах и кроссовках, достаточно хорошо упакованный, стоял и изучающе на меня смотрел. Крепкий и высокий, то есть крупный, матёрый. Я тоже не маленький, но против природы не попрешь — тридцатилетнее тело спортсмена всегда крепче такого же, но на десяток лет моложе.
— Вон пошёл, дядя, тебя я не приглашал.
— А ты еще ножкой топни.
И совершенно гад не боится моего молотка. Самбист поди, или непуганый, но вряд ли. Резкое движение, и противник, а как еще его назвать, уже рядом, берет меня в захват. Вернее пытается. Короткий круг молотком сбит блоком, а вот второй уже на что-то наткнулся. Думаю, что на предплечье правой руки — быстрый гад какой, не успеваю зафиксировать попадание визуально! Но и так догадываюсь — привычка атаковать правую руку никуда не делась. У меня в команде два удара в секунду считается нормой. Так это мечом почти полтора кило, да в доспехах. А лёгкий молоток без сковывающей движение снаряги, без наруча и латной рукавицы у меня залетает в цель где-то за четверть секунды. И то первый удар не прошел — серьёзный противник.
Секунда с начала контакта — а уже оба порвали сходку, стоим в двух шагах друг от друга, его организм даже еще не начал диагностику, вражина на адреналине и не знает, что правая рука — всё. Удар стопой по моей голени прошел вскользь, только кожу ожёг. Небось и содрал. Если у него кроссовки смочены ядом, то мне хана — погибну как принц Гамлет. А если нет, то еще повоюем. Это я так думаю быстро головным мозгом, потому что телом управляет спинной. Он отвёл меня еще на полшага от опасности. Удар молотком — обманка, основной посыл левой ногой бандюга расшифровал и принял в захват. ОЙ! Какая неудача, его правая ручка не слушается, так что незафиксированная левая пробила в живот, никак особенно не повредив этого кабана. Зато второй круговой удар молотка сверху зацепил кисть, снова правая рука пострадала. А вот теперь до него дошло. Как принято говорить, не дрогнул ни один мускул на лице. Хрена два, чуток подрагивает слева — боль пошла дёргать мозг.
— Чудила, завтра в семь вечера забиваем стрелку. У него в столярке, там и поговорим обстоятельно. Разъясню тебе, куда ты полез, на кого пасть раскрыл.
Какой невоспитанный «хуже татарина» пошёл нынче. Стоит со сломанной в двух местах рукой и обзывается. Ещё и угрожает.
— Вон пошёл! Я тебя не приглашал. Или с лестницы спустить?
Кто-нибудь видел на соревнованиях однорукого самбиста? Не в кино, не на показушных выступлениях, где противник сам подсовывает свою тушку под бросок, а на настоящей сходке без поддавков. Скажу так — у самбиста есть шансы, только с револьвером. Без предохранителя и необходимости досылать патрон. У этого «Нагана» не оказалось, с лестницы лететь не захотелось, так что амбал предпочел слинять. Всё хорошо, кроме одного — теперь неприятель знает, где я живу.
На самом деле не такая большая беда. Двадцатый век ничего не знает о защите личных данных. В «Горсправке» за пять копеек любой человек может по имени, отчеству, фамилии и году рождения получить адрес и номер телефона любого проживающего в городе человека. Если в городе числится десяток полных тезок одного года выпуска, то дадут адреса всех. Номера телефонов опубликованы в телефонных справочниках. И вообще, уважаемый гражданин, твой номер телефона и адрес — они не твои, а государственные! Страна распоряжается информацией так, как ей удобно. Скрывать что-то от общественности? А чем таким секретным вы занимаетесь, что прячете от своих товарищей? Вот так стоит вопрос с личными данными в СССР. Все про всех всё знают и со всеми делятся. Участковый ли придет, незнакомый гражданин… любые данные о тебе ему с готовностью выложат соседи. Еще и интимные подробности добавят, упиваясь своей информированностью, значимостью и пользой для общества. Главное — ни гость, ни гость незваный не знают, где я служу. А то б не приперлись.
— И как это понимать, мой несостоявшийся клиент? — Поворачиваюсь к Гуревичу, изящно покачивая молотком в руке.
— Жорж, не знаю! Не видел за собой никакого хвоста, приехал, вошел в подъезд, поднялся к тебе на площадку, а тут такая вот беда. Догнал и набросился.
— Кто это был?
— Серёга Бармалей. Бармашев, то есть. Главный у этих, которые были нашей группой по решению всяких вопросов. Которые теперь в долю просятся.
