Вид ненасытных братьев, уплетающих пищу с чудовищной скоростью, заставил Коэна и Лиару отбросить сомнения и присоединиться к пиршеству. «Не хочешь обгладывать кости — не мешкай» — это правило стоило запомнить любому, кто ужинал в компании вечно голодных гномов.

Просохшая одежда, прекрасная еда, потоки эля и обещание чистой постели быстро привели путешественников в благодушное расположение духа.

Передряги и тяготы дороги разом схлынули, на один вечер уступив место веселью. Корчма наполнилась звуками смеха и оживленной беседы.

В самый разгар пиршества входная дверь распахнулась и в зал вошел невысокий, светловолосый мужчина, одетый в белую рясу. На его толстой шее, ниспадая на заметно выпуклое брюшко, болтался увесистый железный медальон.

Уверенной, твердой поступью он зашагал к трактирщику и тихо перекинулся с ним парой фраз.

Хозяин, в сопровождении новоприбывшего, подошел к столу, за которым ужинали гости:

— Прошу прощения, что отвлекаю. Разрешите представить вам светлейшего отца Хораса, жреца двуликого Бога Улу.

— Благодарю тебя, Расмус. — жрец небрежно дотронулся до локтя трактирщика, приглашая его вернуться на место.

Светлейший отец Хорас пододвинул к столу стоящий рядом стул.

— С вашего позволения. Не помешаю? — жрец окинул взглядом присутствующих и после недолгой паузы, не встретив возражений, уселся рядом.

— Конечно нет. Присаживайтесь, светлейший. — с запозданием среагировал Коэн.

— Спасибо. Какими судьбами пожаловали в наш забытый богами уголок? — полюбопытствовал Хорас.

— Идем в Даград. Хотим наняться на службу к лорду Вильфреду. — на ходу сочинил Коэн.

— Светлейший отец, а разве боги забыли ваш уголок? Двуликий Улу похоже приглядывает за деревней. — вмешалась в разговор Лиара.

— А кто такой Улу? И почему он двуликий? — бесцеремонно спросил Стиг.

— Стиг, это невежливо… — начал было Коэн.

— Все в порядке, ваша непросвещенность объяснима. Лжебоги затуманивают разум всем живым существам. — прервал его жрец. — Бог Улу двуедин и вездесущ, он белое и черное, свет и тьма. Он все то добро и то зло, что есть в мире, он и есть Мир. Тот кто верует, смиренно следует его заповедям, — добро и в конце пути будет вознагражден. Тот кто отрицает его, поддается богомерзким страстям, — зло и будет страдать до скончания времен. Все души отправляются к Улу.

— Обжорство — богомерзкая страсть? — поинтересовался Коэн косясь на Стига, который под шумок успел умять половину пирога.

— А если мы вообще о нем не слышали, то что будет с нашими душами? — пробубнил Стиг, пропустив мимо ушей замечание друга.

— Вся жизнь — дорога к Улу. Пока вы живы, у вас есть шанс встать на путь истинный и принять его в сердца свои. — терпеливо ответил Хорас.

— Ну раз время еще есть, тогда мы подумаем об этом позже. — Альдо наскучила проповедь, и он не собирался этого скрывать.

— Никто не хочет узреть темную сторону двуликого Улу. Поверьте мне. — светлейший отец недобро улыбнулся, но тут же овладел собой. — Однако не будем об этом. Вы должно быть устали с дороги и не готовы к теологической полемике.

— Не, к полемике не готовы. — беспардонно прочавкал Стиг, утомленный наставлениями жреца. — Вы, светлейший, лучше расскажите где все местные, почему по домам хоронятся?

— Местные люди богобоязненные, не хотят без дела сновать по улице и гневить Улу. После захода и до восхода солнца время смутное. Когда человек дома, его поступки благочестивы, даже если мысли порочны. Когда же человек на воле, как зверь дикий, то думы нечестивые обретают жизнь. — Хорас сердито зыркнул на гнома.

— В общем запретный распорядок. — заключил Коэн.

— Нет. Люди вольны выходить, когда заблагорассудится. — раздраженно прогнусавил жрец.

— Почему тогда не выходят? — насмешливо спросил Коэн.

— Потому, что никто не хочет узреть темную сторону Улу. — скрипнув зубами, напомнил Хорас.

— А что случается с теми, кто увидел темную сторону? — равнодушно осведомилась Лиара.

— Тебе лучше этого не знать, дитя мое. — жрец зловеще сверкнул глазами.

— Светлейший, поймите нас правильно, мы здесь всего на одну ночь и предпочли бы не вмешиваться в дела духовные. — примирительно заверил Коэн. — Лучше выпейте с нами эля.

— Спасибо за предложение, но я пожалуй откажусь. Рано вставать на утренний молебен. — отец Хорас поднялся с места. — Позвольте откланяться. И да прибудет с вами светлая сторона Улу.

Молча кивнув трактирщику, жрец вышел.

— Жутковатый тип. — Лиара слегка поежилась.

— Убойтесь темной стороны великого Ули! — гримасничая перекривил жреца Стиг.

— Двуликого Улу, дубина. — поправил Альдо.

— Великого, двуликого, Ули, Улу — без разницы. — Стиг встал, задрал подбородок вверх, выпучил глаза и промолвил скрипучим голосом. — Есть только два бога истинных — Дарт Громовержец и Жнец Манир! Остальное от демонов лукавых и шельмецов нечестивых!

Лиара уставилась на него с недоумением.

Стиг замер с напыщенным видом, как разом Коэн и оба гнома прыснули со смеху.

— Ну копия, наш дедуля Шмуэль. — хохотал Альдо.

— Все с вами ясно. — Лиара жалостливо покачала головой.

Братья не успокаивались и стали наперебой изображать дедулю Шмуэля, сопровождая это громким гоготом.

— Довольно, довольно. Пора на боковую. — Коэн попытался утихомирить гномов. — Завтра в дорогу.

После долгих уговоров не на шутку разгулявшихся братьев, трапеза наконец завершилась и все разошлись по комнатам.

… Теплая, уютная постель благоухала чистотой и свежестью. Сон настиг измученных дорогой путников едва только их головы коснулись мягких, пушистых подушек.

Посреди ночи Лиару разбудил странный звук. Открыв глаза, она сонным взглядом огляделась по сторонам, но ничего не увидела. Ночная свеча догорела либо погасла на сквозняке. В комнате царила кромешная тьма.

Лиара потянулась за экзальтом, прошептала короткое заклинание и стеклянный шар тускло засиял.

Неожиданно отблеск света озарил зловещую, сгорбившуюся тень. В облике незваного гостя волшебница с трудом узнала светловолосого трактирщика. Его лицо, иссеченное прожилками, напоминавшими зарубцованные раны, оскалилось острыми, беспорядочно торчащими в разные стороны, зубами.

— Зря вы сюда притащились. — прошипел Руфус.

— Глот?! — изумленно воскликнув, волшебница вскинула ладонь с экзальтом.

В этот момент две крепкие руки обхватили Лиару сзади, закрыв ей рот чем-то влажным, разящим горьким, дурманящим запахом. Комната закружилась, поплыла перед глазами и погрузилась во тьму.

Лиара очнулась от резкой, обжигающей холодом боли, принесенной потоком ледяной воды. Дыхание перехватило. Сознание неохотно возвращалось.

Онемевшие руки и ноги волшебницы отказывались шевелиться. Причиной тому были тяжелые кандалы на запястьях и лодыжках, плотно приковывающие ее к стене.

Затхлый запах подземелья, смешанный с едким зловонием тлена, бил прямо в мозг, вызывая мучительные приступы дурноты.

Один из сыновей трактирщика бросил на пол ведро, из которого только что облил волшебницу. Он поднес изуродованную рубцами морду вплотную к ее лицу, глубоко втянул носом воздух и ощерился острыми зубами.

— Таллер, что там? — раздался голос Руфуса.

— Очнулась. — прошипел Таллер.

Трактирщик подошел к Лиаре, сжимая в кулаке ее амулет силы.

Волшебница попыталась освободить запястья, однако металл больно врезался в плоть, до крови распоров кожу.

— Даже не пытайся. — безобразно ухмыльнулся Руфус и медленно провел пальцами по шее волшебницы.

— Я знаю кто вы. Глоты. — лицо Лиары скривилось от отвращения. — Жалкие пожиратели человеческой плоти.

— Как же жалкие пожиратели плоти схватили такую великую колдунью? — с издевкой спросил трактирщик, вертя в руках амулет. — Ах да, вся ее мощь в этой побрякушке, без которой она лишь простая травница.