Баюн поморщился.

– Такое разве забудешь…

Небо тем летом казалось чисто выметенным – ни единого облачка, даже самого завалящего. И ни одной капли дождя с той поры, как снег сошёл. По церквям служили молебны, крестным ходом обходили священные родники, какие ещё не пересохли. Деревенские, в тайне от попов, водяницам жертвы приносили. Начали с курей, дошли до жеребцов. Леший с Водяным об заклад бились, когда вспомнят люди о прежних обычаях – девицу невестой обрядят, да в омут кинут.

Баюну всё это не нравилось. Водяному, знамо дело, лишняя пара рук в хозяйстве завсегда пригодится, но ведь такое не скроешь. Прознают власти, пылать деревням ясным пламенем. А пожар в засуху поди уйми. Загоряться поля, за ними лес, Леший озлится, а кому за всё отвечать? Не стрельцам же.

Коту солнышко не мешало, наоборот. И сверху греет, и железный столб снизу горячий, не хуже печки. Вот только тревожные думы не давали лежать спокойно.

Спрыгнув со столба, Баюн скорым шагом направился в чащу леса. Заросли ежевики расступались на пути, деревья услужливо отводили ветки. Подлизывается Леший, стало быть, и его засуха обеспокоила.

– Куда бежим? – Из-под ракитового куста выглянул Серый Волк.

– На Кудыкину гору, мышей ловить и тебя кормить! – огрызнулся Баюн.

Волк ему сейчас был нужен, как пятая нога – никакого толку, вред один. Сколько лет прожил, а ума не нажил, дуралей серый. Всё верит, что сказки должны хорошо заканчиваться. И каждый раз одно и то же: выберет себе царевича и бегает за ним, словно приворожённый. А царевич, как на трон воссядет, так и норовит благодетеля своего в клетку посадить. А вызволять кому? Утешать, раны зализывать?

Баюн сплюнул. В последний раз пришлось Волка не из клетки – с костра снимать. Прошло время колдунов-оборотней, теперь от людей лучше держаться подальше, шкура целее будет.

Сзади послышалось сопение. Волк догнал Баюна, побежал рядом, вывалив язык.

– Сгинь! – прошипел Кот. – Я тебя не звал.

– Когда позовёшь, поздно будет. Она тебе все кости переломает, птицеед! А вместе, глядишь, уболтаем.

– Тебе-то какой интерес костями рисковать?

– Де есть тут один…

– Опять царевич?!

– Не, пастушок. На свирели, как бог, играет. Слушаешь и душу теряешь. А его невежы деревенские в омут бросить наладились.

– С каких это пор Водяному в жертву парней приносят?

– Так в той деревне всего одна девица и та старостина дочка. А Иванушка мой круглый сирота, за него заступиться некому.

Баюн хотел было высказать Серому всё, что на сердце накипело, но смолчал. Всё равно ведь кинется своего пастушка защищать – под дубьё, косы и цепи железные. Баюну-то на железо начхать, а прирождённому оборотню кованой цепью по морде получить – всё равно что горящей головнёй. Хуже только от серебра. И ничего с этим не поделаешь, за силу платить надо.

Бежали долго, солнце успело за лес опуститься, мимо промелькнул всадник на чёрной лошади, накрыл мир своим плащом. Когда добрались до поляны с вековечным дубом, всё небо часты звёзды утыкали и луна взошла – недобрая, щербатая, как разбойничья рожа.

Остановились в десятке шагов от необъятного ствола, за пределами шатра из могучих ветвей.

– Спит поди, – прошептал Волк. – Может, до утра подождём?

– С утра она злее. – Баюн встряхнулся от студёной росы и заорал во всю глотку: – Яга, спускайся! Дело есть!

От кошачьего вопля над дубом взметнулась стая летучих мышей.

– Дипломат… – простонал Волк. – Переговорщик хренов!

– Ежели перед ней лебезить, только хуже будет. – Кот напыжился, став втрое больше. – Яга-а!!!

– И незачем так орать! Чай не глухая, с первого раза услышала!

С вершины дуба спикировала огромная, с орлом сравнить – орлу польстить, птица с женской головой. Обыкновенно поражающее дивной красой, лицо её было перекошено от ярости. Волк присел и отступил за Кота. Змеиный хвост чудо-птицы хлестнул по траве, сшибая сухие колоски.

– Фу-ты, ну-ты! – Яга наморщила изящный, хоть и малость длинноватый, нос. – То кошачьего духа слыхом не слыхать, видом не видать, а ныне сам пришёл! Вот будет мне пожива: Кот на ужин, Волк на завтрак, да ещё и на обед останется. И шкуры сгодятся – деточкам на обновки.

– Не дели шкуры, не сняла покуда. – Баюн демонстративно выпустил и снова втянул когти. Каждый – словно кривой кинжал. Ягу эта демонстрация не впечатлила. На её птичьих лапах когти были длиннее. Одна радость, что лап всего две. – Ты что творишь, Яга? Зачем тучи гоняешь?

– Хоть над Заповедным лесом да вокруг него дозволь дождю пролиться, – вступил в разговор Серый Волк. – С весны ведь сушь, того и гляди, до беды дойдёт, заполыхает лес.

– Давно ли ты огня стал бояться, Волчек? – Яга ехидно улыбнулась. – Не переживай, как загорится, так и потушу. Я тебе не шиш-ворона, дело своё знаю. А дождя не будет, пока детки мои из яиц не вылупятся. Так и заруби себе на носу.

– И кого на сей раз высиживаешь? – спросил Баюн.

В начале времён из гнезда Яги жизнь так и сыпалась. В первый раз выползли гады земные. Во второй раз вылетели птицы небесные. В третий – насекомыши всяческие. С тех пор Яга не гнездилась и птичий облик принимала редко. Всё больше в ступе летала.

– Доченек жду, – Яга оскалилась так, что Волк с Котом попятились. – Доченек-лихоманочек. Вот вылупятся и полетят по свету, понесут погибель роду людскому. А то расплодились людишки не в меру, всем прочим скоро места не останется. Или скажешь, не права я?

Баюн задумался. Он не любил людей. Шумные, жадные, мирно жить не способные – ни с иными, ни друг с другом. Но, ежели подумать, не худший вариант. Баюн содрогнулся, вспомнив долгие века, когда на Земле хозяйничали Ледяные Великаны. Ему тогда пришлось отращивать шубу, как у мамонта. О тех временах, когда миром владели драконы, Кот и вспоминать не желал. Нет уж, люди лучше. Тем более, что живут они в тёплых домах, стало быть, есть куда пристроить его, Баюна, многочисленных отпрысков. А там, глядишь, век за веком, тихо и незаметно коты людей переживут и цивилизацию их наследуют. Вот только, наступит ли это светлое будущее, решается здесь и сейчас.

Кот наступил на заднюю лапу Волка. «Отвлекай».

– А хорошо ли ты подумала? – спросил Серый. – Людей извести – дело нехитрое, да ведь сделанного не воротишь. Готова ли ты детей своих на Ту сторону провожать? Дочерей, внучек да правнучек? Марью помнишь ли? Дочурка у неё родилась, Василисой назвали. Неужто не дашь правнучке своей пожить на этом свете? Где же твоя справедливость, Яга? За что жизни ломаешь? Племяшка твоя, Варвара-краса, только-только свадьбу сыграла. Елена с Купавой приданое шьют, Ванда ещё даже не заневестилась…

– Хватит! – Яга двинулась на Волка. – Чтоб твою память черви источили, Серый!

Волк попятился. Кот отпрянул в сторону от раскинувшей крылья Яги. Один шаг – сквозь ночные тени на Изнанку. Второй шаг – обратно на Эту сторону, к подножию дуба.

– Устыдить меня решил?! – кричала Яга, продолжая наступать на Волка. – Только мне стыдиться нечего! Я в своём праве – сама жизнь дала, сама и забрала!

– Да ты послушай… – скулил Волк, на полусогнутых лапах отползая к краю поляны.

– Не желаю ничего слушать! Да и поздно уже. Лихоманки мои вот-вот вылупятся.

Кот полез по стволу, стараясь даже когтем не скрипнуть. Если повезёт, Яга в запале ничего не почует, пока он до гнезда не доберётся.

– Не по правилам поступаешь! – Волк подпрыгнул, уворачиваясь от удара змеиного хвоста. – Хоть один шанс дай на спасение!

– Надоели мне ваши правила! Впрочем… – Яга остановилась. – Хотите геройствовать – мешать не стану. Как вылетят лихоманки, я им больше не указ. Ежели сумеете с ними справиться – ваша взяла. А не сумеете, стало быть, судьба у людей такая. У всех, без разбору! Вот такая у меня справедливость.