– Но пустить по ветру столько магии – это…это кощунство!

– Гоблинам не нужна магия лепрекона. Им вообще не нужна магия – кроме той, которую они извратили, отравив своей ржавчиной. Будь проклят Железный король и память о нём во веки веков! Как ни горько признавать, дорогой мой, но будущее за гоблинами. Другой вопрос, когда это будущее наступит – сейчас или через сто лет?

– Лично я намерен драться за каждый год! – Дилан взмахнул руками, и задремавший ястреб встрепенулся, завертев головой в поисках врагов. – Возможно, нам стоит пересмотреть свои взгляды в отношении Благого Двора? Союза с манурмами недостаточно. Нам требуется больше воинов.

– Нет, Финварра слишком дорого себя ценит. – Этайн покривила губы, вспомнив надменного короля Благого Двора. – И у него своё представление о счастливом будущем, в котором нам места нет.

– И что ты предлагаешь?

– Как ты и сказал – драться. Драться за каждый месяц, день и час. Главное – дожить до Самайна. А потом мы заключим союз с тем, кого гоблины действительно боятся.

– Ты ведь не имеешь в виду… – Дилан содрогнулся.

– Да, именно его. – Этайн вздёрнула подбородок. – Год за годом мы безответно взывали к Морриган, впустую тратя жертвенную кровь. Пришла пора поменять бога. Я уверена, что Дикий Охотник проявит большую отзывчивость.

– Но он неуправляем!

– Зато никто не сомневается в его существовании.

– Но как же правила? Ведь Кернунн считается покровителем Благого двора!

– А кто говорит о Кернунне? Дикий Охотник – это не Рогатый бог. Уже нет. А если Финварра упорствует в своём заблуждении, это не наша вина.

– Полагаюсь на твою мудрость, королева, – Дилан зябко передёрнул плечами. – Но до Самайна ещё далеко. Что будем делать сейчас?

– Пошли кого-нибудь к старейшинам… Нет, лучше отправляйся сам. Намекни, что нам известно о лепреконе. Если они проявят заинтересованность в сделке, поторгуйся. Но сначала убедись, что он жив. И будь осторожен, Дилан.

– Я всегда осторожен, – он поцеловал ей руку.

Этайн устало улыбнулась. Бережливость и осторожность – вот новый девиз Неблагого Двора. И пусть этот девиз не напишешь золотыми буквами над королевским троном, зато есть шанс, что сам трон уцелеет.

***

Холодно… как холодно, аж до нутра пробирает! Вихан подтянул под себя руки и ноги. Зазвенели цепи. Вот откуда этот холод! Его заковали в кандалы из холодного железа. «Эх я дурень дурацкий! Дон меня убьёт…»

Вокруг была угольная чернота, как в шахте. Пахло гнилой сыростью, на голову Вихану падали тяжёлые капли. Он перевернулся на спину, поймал капли ртом и тут же выплюнул. Язык обожгло ядрёной солью. «Со всех сторон обложили, суки!»

Кто поймает лепрекона и сумеет удержать его, тот получит клад. Это нерушимое правило. Вот только проще воду из камня выжать, чем золото из сейфа змея! Стало быть…

Додумать Вихан не успел. Что-то скрипнуло, по стене, возле которой он валялся, мазнул луч зеленоватого света и тут же погас.

– Да, – сказал в темноте надтреснутый голос. – Это действительно он.

– Всё как вы приказали, ваше старейшество! – поддакнул второй голос, скользкий, словно угорь.

– Превосходно, – старик сухо кашлянул. – А теперь убейте его.

– Кто обидит лепрекона, – просипел Вихан, едва двигая обожжённым языком, – того дьявол свяжет цепями и проклянёт!

– Дьявола не существует, – ответил старик. – Но даже будь он реальным, нет таких цепей, чтобы удержать гоблинов.

Что-то кольнуло Вихана под левую лопатку. Боль ветвистой молнией прошила всё тело – до пяток и корней волос. Цепи натянулись, выворачивая суставы. Затрещали, ломаясь, кости, от невыносимой натуги лопнули глаза. Вихан кричал, пока не захлебнулся кровью. А потом боли не стало. И темноты тоже. Вихан оказался на бескрайней равнине под сумрачным небом. Пахло мёдом, как на пустошах Ирландии, но плотный ковёр вереска под ногами был чёрным.

«Чтоб мне провалиться! Это я что, помер?!»

Откуда-то сверху донёсся лай – тот самый, с жуткими подвываниями, которой один раз услышишь и больше ни с чем не спутаешь. Лай гончих псов Дикой Охоты.

***

У входа на Ярмарку манурмов встретил рослый гоблин в кожаных доспехах. Рогатый шлем он держал подмышкой.

– Господин Сверссон, господин Эйриксон, счастлив приветствовать! Прошу за мной, вас ожидают.

Стражник повёл их в обход торговых рядов, по короткому туннелю с редкими пятнами светящейся плесени на стенах. Дон сначала щурился, потом глаза вроде бы привыкли к зеленоватому полумраку. Манурм коснулся виска. Боль стихала, словно её вытягивали из головы.

– Что с тобой? – негромко спросил Лорн.

Дон промолчал, качнув головой. Выводы напрашивались сами собой, но когда имеешь дело с гоблинами, лучше не спешить с выводами.

Провожатый остановился, с поклоном отворил дверь под узорчатой каменной аркой. Между искусно вырезанных листьев чертополоха гримасничали остроносые рожи.

Дон мало знал о Совете Старейшин. Последние пятьсот лет, с тех пор, как пропал последний Железный король, у гоблинов не было верховного правителя, только вожди родовых кланов. Совет занимался Ярмаркой, и, похоже, именно это наделяло старейшин немалой властью. Дон видел представителей Совета на коронации Этайн, и вели они себя, как хозяева жизни.

Дон нащупал в кармане каменное кольцо. После смерти Буна остатки мятежного клана были объявлены вне закона, что фактически лишало кольцо смысла. Но на состоявшихся в январе переговорах старейшины дали понять, что заинтересованы отловить выживших приспешников Буна. В ответ Дон заявил, что готов отдать кольцо в обмен на голову заклинателя, изготовившего пули, едва не оборвавшие жизни манурмов. С тех пор прошло три месяца и надежды на сделку таяли быстрее скудного зимнего снега.

– Господа! – Навстречу манурмам из-за широкого стола, обитого зелёным сукном, поднялся лысый гоблин в чёрном сюртуке. Самый младший из Совета. Его старшие коллеги на переговоры явились только один раз и то не в полном составе.

Гоблин распахнул лапы в демонстративном жесте добрых намерений.

– Доброй ночи, господа!

– И да будет она воистину доброй, – вежливо ответил Лорн.

– Для нас, но не для наших врагов, – закончил ритуальную фразу Дон.

– Как приятно встретить знатоков древних обычаев! – Гоблин расплылся в улыбке, наводящей на мысли о глубоководной рыбе, питающейся отнюдь не водорослями. – И вдвойне приятно, что ваше пожелание целиком и полностью соответствует действительности.

Он щёлкнул пальцами. В стене за столом открылась неприметная дверь и двое стражников в кожаных доспехах внесли блюдо для пудинга, накрытое серебряным колпаком. Торжественно поставили на стол и встали рядом, опустив лапы на рукояти мечей. Из-под серебряного колпака выползла тёмная струйка. Лорн глубоко вдохнул и поднял брови.

– Если это…

– Да-да! – радостно подхватил старейшина. – Это голова заклинателя, посмевшего заговорить ружейные пули, хотя Совет категорически не одобряет огнестрельного оружия. Вуаля!

Он снял колпак. На блюде действительно лежала отрубленная голова гоблина. Редкие пряди пепельных волос прилипли к впалым щекам, острый нос обвис, мёртвые глаза смотрели куда-то за край мира.

«Убит совсем недавно, – подумал Дон. – Даже четверти часа не прошло. Вероятно, именно в тот момент, когда нас сюда вели».

– Это не он, – сказал Лорн. – И я надеюсь, что произошла ошибка, а не намеренный обман.

– До что вы, господин Сверрсон! – Гоблин всплеснул лапами. – Как вы могли подумать…

– Это он, – Дон тронул Лорна за локоть. – Ручаюсь тебе. Моё зрение и… общее самочувствие значительно улучшились. А это возможно только в случае смерти того, кто наложил проклятье.

– Но я продолжаю его чувствовать! Это проклятье… – Лорн осёкся. – О боги, их было двое! Двое заклинателей! Вот почему проклятье подействовало на нас по-разному!

Дон прикусил язык, останавливая готовый вырваться вопрос. Сейчас не время и не место выяснять, как сказалось проклятье на Лорне, и почему он об этом молчал.