– И все же я верю в победу разума и прогресса над этими скудоумными мракобесами! – расправил плечи этот автомобильный Атлант. – Моторы станут народным достоянием, причем весьма скоро. И через три или четыре года вы будете писать отчеты о гонках уже не для «Циклиста», а для журнала «Автомобилист».

Хотелось поддержать порыв этого мечтателя, но даже моего небольшого опыта в журнальном деле хватило, чтобы увидеть слабое место грандиозной идеи. Атлант на моих глазах обратился в Ахиллеса и шагнул своей уязвимой пяткой прямо на острые грабли.

– Увы, князь. Увы! Пока автомобилистов в России считают десятками и даже сотнями, такой журнал не имеет шансов появиться. Число подписчиков будет ничтожно и после пары номеров, выпущенных на чистом энтузиазме, проект заглохнет.

– Глупости! Вы видели, сколько народу пришли сегодня нас проводить? Сотни две, никак не меньше. На финише соберется человек триста. Мы выставим машины в Конногвардейском манеже, петербуржцы пойдут гулять туда с семьями, сажать детей за руль. Эти люди не шофферы, но мы сумеем раздуть искру их любопытства. Они полюбят автомобили! Не сразу, разумеется. Но мы будем простым и ясным языком рассказывать о сущности механического передвижения, объяснять конструкцию, фабрикацию и работу двигателей. Научим правильно с ними обращаться, находить недостатки и уметь их устранять. Подписчики повалят к нам толпами! И если всю шаткость нового издания вы увидели только в отсутствии денег, то я готов финансировать сей проект из личных средств! Возьметесь выпускать такой журнал, Жорж? Поразмыслите хорошенько, и еще до конца путешествия вы поймете, что подобное издание необходимо современной России. Мы познакомим публику с развитием автомобильного дела и настоящим его положением в Европе и Америке, и в конце концов докажем преимущество механического передвижения перед всяким другим.

Я кивнул.

Князь умеет убеждать. Денег даст – закрутятся колеса. Конечно, мне польстило его предложение и в глубине души вскипело желание встать у истоков автомобильной журналистики в нашей стране. Вооружить русских шофферов всеми нужными данными, чтобы они могли просвещать остальных. Заманчиво. Мне уже виделась обложка нового журнала, не менее яркая, чем у «Циклиста». Темно-бордовая, пожалуй, как пузыревский драндулет. И дюжину карикатур в каждый нумер, они для читателей – самое лакомое угощение.

Впрочем, наспех решать нельзя. Такие вопросы требуют всестороннего осмысления. А пока мой взгляд утопал в окружающей красоте. Знаете ли вы, господа, что родные просторы куда милее, если ими любоваться из автомобиля? Когда плетешься на телеге с неторопливой кобылой или ковыляешь, с узелком на плече, взгляд придирчиво изучает окрестности и подмечает несовершенства – гнилую корягу или кривое дерево, дохлую лису или кучку навоза на обочине. А при большой скорости поля и леса плывут, все видится слегка размытым, как на пейзажах художника Коровина. Чистейший импрессионизм! Изумрудные холмы, темно-синие речушки. По берегам изредка вспыхивают белые купола ядовитого веха. Чуть поодаль, на заболоченном пруду, лениво колышется шоколадный рогоз. Слева и справа от дороги стелются по ветру желтый бурхун и пурпурный иван-чай. В этой яркой картине для полноты палитры не хватает только красного цвета.

Зато мух и слепней вокруг с избытком. Жужжат. Липнут. Кусаются.

– И сколько по вашему, князь, пройдет времени, прежде чем автомобиль окончательно заменит лошадь?

– Самое большее – десять лет.

– Тогда вся эта зудящая мошкара уже не сможет отдохнуть на широкой спине кобылицы, а заодно и позавтракать. Придется им пить кровь из седоков, – я хлопнул себя по лбу, припечатывая особо назойливое насекомое. – То есть из нас!

Г-н Щербатов хотел ответить, но тут раздался зычный рев клаксона. Иван неожиданно свернул к обочине и сдал назад. Зачем это? А-а-а, понятно. Разглядел что-то в густой траве.

– Почему остановились, Ванюша? – спросил князь.

– Велосипед, – буркнул Пузырев.

– Что еще за велосипед?

– Там, – махнул рукой изобретатель. – Валяется.

– Подумаешь, велосипед. Эка невидаль, – все еще не понимал князь. – Затормозил-то ты почему?

– Ума не приложу. Мармеладов крикнул мне в ухо: «Стой!» и спрыгнул на ходу, не дожидаясь полной остановки, словно бешеный кот. Вот… Изучает теперь…

Пассажир пузыревского драндулета бродил по лугу, вытаптывая молодые побеги гусятника. Сгибался, опираясь на трость, чуть не до самой земли, а в одном месте даже присел на корточки и прижал ладонь к земле.

– Г-н Мармеладов! – окликнул князь. – Откройте секрет, что вас так привлекло?

– Велосипед.

– Да что вы с Иваном заладили – «велосипед», «велосипед»! – вспылил г-н Щербатов. – Твердите это слово, будто оно все объясняет. Но ведь ничего не понятно!

– Скажите толком, что не так с этим велосипедом, – поддержал я.

– А вас разве не удивляет, что на обочине дороги, в полусотне верст от Москвы, лежит новенький «Фебус»?

Мы переглянулись, все еще не осознавая ужаса ситуации, но по ледяному тону г-на Мармеладова, предчувствуя близкую трагедию. А тот продолжал:

– Велосипед протащило вдоль дороги, а потом еще по траве, – он прищурился, прикидывая расстояние, – около десяти саженей. Обе шины разодраны в клочья, заднее колесо сплющено и изжевано.

– Изжевано?! – не выдержал князь. – Что за чудище нанесло столь жестокий удар…

– Это чудище вам прекрасно знакомо, – г-н Мармеладов кивнул на «Бенц». – Автомобиль.

– Э-э-э, – сказали мы с Николаем Сергеевичем, онемев от изумления.

– Но это же очевидно. Трава примята характерным образом. Две параллельные линии. След шире ладони, стало быть, колесо мощнее, чем у пролетки извозчиков или почтовой кареты. А у крестьянской лошади попросту не хватит силенок разогнать телегу до такой скорости, чтобы отбросить велосипедиста на изрядное расстояние. К тому же, взгляните сюда, – он поманил пальцем, и мы послушно сделали несколько шагов вперед. – Постарайтесь найти отпечаток подковы. Хотя бы один, самый слабенький. Нет? Вот и я не нашел, а ведь земля здесь мягкая – следы колес прекрасно видны. Все еще не убедил? Тогда главное доказательство: лошадь после подобного наезда должна была истечь кровью – спицы из этого разлохмаченного колеса легко проткнули бы ее грудь. Но ни в дорожной пыли, ни на деталях велосипеда вы не обнаружите ни капли крови! Есть лишь крошечная лужица в траве, однако этого недостаточно для предполагаемых ран лошади. А по вкусу эта кровь больше похожа на человеческую.

Г-н Мармеладов умолк, а мы заговорили все разом.

– Вы, в самом деле, лизнули эту кровь? – выпалил я, брезгливо поморщившись.

Пузырева интересовал совсем другой аспект, и я бы определил его интерес, скорее, как научный:

– Неужели на вкус и впрямь можно определить разницу?

Только князь не отреагировал на упоминание кровавой лужицы. Слишком переживал из-за того, что кто-то посмел использовать автомобиль столь жутким и варварским способом.

– Пусть вы доказали факт наезда, – пробормотало он, – но все равно трудно поверить в злой умысел шоффера. Возможно, это был несчастный случай. Ведь возможно же, г-н Мармеладов?

Тот покачал головой.

– Давайте я отвечу по порядку.

Да, Жорж, в силу весьма специфического рода занятий, мне часто приходится изучать чужую кровь. Самыми разными способами, в том числе, и столь необычным, которому меня научили индейцы в Америке. Хотя отдаю себе отчет, что сама мысль об этом вызывает у большинства людей отвращение.

Да, Иван, по вкусу кровь людей и животных отличается. Вам разбивали губы в драке? Помните, как рот наполняется солоноватой жижей? Вкус этот очень яркий, ни с чем не спутаешь. У лошади кровь более сладкая, у птиц кислая, а у медведя – горькая, словно рябина неспелая…

А вам, князь, вынужден сказать решительное «нет». Я не сильно разбираюсь в автомобилях, но трижды наблюдал, как резко тормозит Ийезу – не жалея шин, буквально сжигая их, и после этого на дороге остается характерный след с частицами содранной резины. А тут дорога чистая. Значит, некий шоффер сбил велосипедиста на полном ходу, не собираясь притормаживать. Так что возьмусь утверждать: он четко сознавал, что делает.