— Да, я сделаю всё возможное чтобы никто не пострадал кроме демонов.

— А почему ты хочешь помочь уничтожить всех демонов?

— Услышав историю Чарли, я понял, что кто-то может испытать боль подобную моей. Я не хочу, чтобы другие страдали. Я не хочу, чтобы другие испытывали боль подобную моей.

— Ты слишком добрый, Уфи.

— Уфи?

— Прости, ты против если я тебя так называю?

— Нет, просто так меня называла одна девушка…

— Расскажи мне больше о ней, пожалуйста.

— Ты уверена что хочешь это знать?

— Да, ведь я с тобой поделилась своей историей. Я чувствую твою боль, но я не могу читать твои мысли.

— Хорошо, с чего бы начать… В детстве я встретил очень милую девушку, которую я полюбил. Думал вырасти и жениться на ней, чтобы всегда быть рядом. Какое же детское и глупое желание, правда?

— Вовсе нет! Тем более я сама ребёнок, ты же помнишь? Чего плохого в желании любить и быть любимым.

— Порой мне кажется, что ты взрослее своего возраста. После того как я переехал в город, чтобы закончить последние два класса, я жил мечтой поскорее встретиться с ней. Писал ей постоянно письма. Я был одержим ею, и она стала частью меня. А затем… она умерла.

— Так вот почему ты каждый день пил?

— Говоришь так, будто я алкоголик. Только сейчас я понимаю, как я был жалок и ничтожен.

— Люди справляются с горем по-разному, и я не думаю, что ты был жалок или ничтожен. Многие бы могли совершать более жалкие вещи.

— Меня поддерживает ребёнок?

— Ребёнок, который провёл в одиночестве и скитанию по кладбищу больше двух сотен лет. У меня было много времени подумать. Я видела множество счастливых людей, проходящих мимо кладбища. Некоторые были счастливы, а некоторые грустили. Мне было больно от мысли, что они живы, а я нет. Они могут испытывать разные эмоции, и их друзья всегда были рядом, чтобы разделить их горе и радость. А меня никто не видел, никто не слышал, никто не мог разделить со мной ни боль, ни радость…

— Мне всегда казалось, что люди после смерти куда-либо попадают, но почему ты стала исключением?

— Я не знаю. Священники говорили, что хорошие люди попадают в лучший мир и живут без забот, а плохие попадают в преисподнюю. Я же не была плохой, но никуда не попала.

— Может быть у тебя есть незаконченное дело? Мне мать рассказывала, что призраки, это души людей, которые что-то не успели.

— Я не успела только одно. Прожить полную счастья жизнь. Завести настоящих друзей, которые смогли бы меня защитить.

— Давай я буду твоим другом?

— А ты не против?

— Раз я предлагаю, то, как ты думаешь сама?

— Ура! Уфи теперь мой друг и защитник.

— Рад скрасить твои дни. А чем ты обычно занимаешься?

— Раньше я скиталась по кладбищу. По непонятным причинам я не могла покинуть его пределы, но с приходом тебя, я наконец смогла увидеть что-то за пределами туннелей под церковью и территорий кладбища.

— Значит, ты можешь теперь ходить где захочешь?

— Я не хочу отходить далеко от тебя, потому что я боюсь. За долгое время я видела, как наш город возводится на костях.

— На костях?

— Да. Люди жестоки, и я много раз видела, как они убивают друг друга. По началу мне было больно смотреть на это, но со временем я поняла, что смерть, это что-то естественное.

— Она и вправду естественна и ждёт каждого, но человек не имеет права забирать жизнь у другого человека.

— Почему ты так считаешь?

— Я не давал человеку жизнь, чтобы её забрать.

— А ты смог бы убить, если бы убили твоего близкого?

— Я… Не знаю.

— Я бы убила каждого священника, который причастен к гибели моей мамочки.

— Но за более чем сто лет они уже наверняка умерли.

— Да… Думаю, ты прав. Но тем не менее, ты правда никогда бы никого не убил?

— Только если демона.

— А если ты встретишь человека хуже демона?

— Я честно не знаю. Когда я представляю человеческую кровь на своих руках, мне становится не по себе.

— Но на твоих руках была кровь, когда ты так классно разобрался с бандитами!

— Тем не менее я не убил никого.

— Но хотел?

— От куда ты знаешь?

— Я чувствовала жажду крови от твоей ауры, когда ты говорил с их лидером.

— Что ты можешь еще чувствовать?

— Я чувствую всё, что может отразить твоя аура. Страх, грусть, радость, тоску и даже желание убить. Грустные эмоции обычно отражаются голубым цветом, веселые желтым, а агрессивные красным.

— Каким цветом была моя аура, когда я сидел в своей комнате и грустил из-за Хани?

— Грустил? Я бы не назвала это просто грустью. Твоя аура была темно-синего цвета и почти переходила в черный. Не часто я такое видела.

— А какой цвет жажды убийства?

— Это багровый цвет, который так же словно перетекает в черный.

— Получается сильные эмоции смешиваются с черным?

— Нет. Сильная радость светит ярко желтым и смешивается с белым. Я помню только один раз, когда ты испытал такую эмоцию.

— День, когда я получил письмо от Хани?

— Ага…

— Спасибо что рассказала об ауре. Но ты так и не ответила, чем ты занималась, до нашей первой встречи во сне.

— Пока что я была с тобой, то я просто наблюдала за тобой и размышляла обо всяком. Старалась с тобой связаться, но всё было напрасно, до того момента во сне. А сегодня на удивление я смогла тебе ответить, когда ты меня позвал.

— Тебе небось грустно быть рядом с кем-то, оставаясь одновременно в одиночестве.

— Это правда грустно. Но я привыкла и рада что могу с тобой погулять по миру!

— Подожди, ты постоянно за мной наблюдаешь?

— Да, я всегда же рядом.

— То есть, ты видишь, как я моюсь и…

— Не важно!

— Нет, важно! Я хочу знать, ты подглядывала?

— Как будто это имеет значение.

— Еще как имеет!

— Да ладно тебе, я всего лишь призрак.

— Но тем не менее, мне теперь будет не комфортно принимать ванну и ходить в туалет, зная, что ты смотришь.

— А если бы ты был призраком, ты бы не подглядывал за девушками?

— Это… Это другое! Ты же ребёнок.

— Ты забываешь, что мне больше лет чем тебе.

— Давай договоримся, ты не будешь за мной подглядывать.

— Хорошо, я честно больше не буду!

— Так значит, ты подглядывала? Вот ты и попалась!

— Что? Нет, я такого не говорила! Но обещаю не подглядывать.

— Очень надеюсь, что ты сдержишь своё обещание.

— Но не забудь про своё обещание защитить меня.

— Конечно, я помню. Я не разбрасываюсь обещаниями.

Уфир продолжал осматривать библиотеку, вглядываясь в каждый угол, ища что-то, что привлекло бы его внимание. И вот, его взгляд упал на старый каменный стол, покрытый пылью и обломками старых свитков папируса. Уфир снял со стены факел и поджег его. Поднеся факел к столу, он начал бережно убирать пыль, разглядывая обломки и сохраненные фрагменты древних текстов. "Опять ничего," — подумал он и ударил по столу. Камень оказался не таким крепким, и с боков отпало пару камней, когда вдруг его сердце забилось сильнее, заметив свечение, исходящее изнутри стола. Раскопав стенку стола, он достал манускрипт, покрытый таинственными символами и рисунками.

— Уфир, у меня очень странное чувство от этой штуки.

— Похоже мы нашли то, что искали.

— Я чувствую ару, полную черного оттенка.

Трепетно, словно касаясь святыни, Уфир взял в руки манускрипт и начал внимательно изучать его содержимое. Смахнув пыль с пергамента, он осознал, что держит в руках предмет, способный изменить жизни миллионов людей. Открыв книгу на случайной странице, странные символы и непонятные тексты на латыни захватили его внимание. "Что это за язык?" — поинтересовалась Эстер. "Это латынь. Говорят, это язык мертвых" — ответил он. Перелистывая страницу за страницей, он обнаружил рисунок звезды в круге.

— Пентаграмма? — спросила Эстер.

— Да. От куда ты знаешь, что это?

— Такую штуку рисовали священники, перед тем как убить меня.