Мои слезы льются безжалостно, ставя меня в неловкое положение, унижая меня, лишая всякого достоинства, которое я мог бы обрести в этот момент.

И он оставляет меня голой, когда встает и натягивает свою одежду, не говоря ни слова, пока не оденется полностью.

Он все еще не смотрит на меня.

“Я не должен был этого делать”, - с горечью говорит он. ”С другой стороны, я также должна была знать, что последние несколько месяцев спала с убийцей”.

Наконец, он смотрит на меня холодными голубыми глазами, в которых нет ни капли тепла.

Сначала боль, а потом агония.

Прошло много времени с тех пор, как я испытывал ту агонию, которую обрушиваю на своих жертв.

Но сейчас я это чувствую.

Он глубок до костей, выворачивает наизнанку и достаточно силен, чтобы стереть вас в порошок изнутри. Обнаженная и прикованная наручниками к кровати, плача мучительно горячими слезами, я пытаюсь игнорировать агонию, которая продолжает разрывать меня с безжалостной силой.

Но это бесполезно.

У меня все еще слишком болят раны, которые я открыла прошлой ночью.

Я слишком влюблен, чтобы притворяться, что мне все равно.

И душевная боль слишком реальна, чтобы не чувствовать ее каждой клеточкой моего существа.

Я больше не хочу быть романтиком. Потому что это чертовски больно.

"Логан, я ... ”

” Ты заткнешься к чертовой матери прямо сейчас, Лана", - огрызается он, его глаза блестят от собственных непролитых слез. “Я любил тебя. Я заботился о тебе. А вы? Все, что ты, блядь, сделал, это солгал! Ты использовал меня!”

Я снова начинаю говорить, но он хватает меня за рот, болезненно закрывая его. Худшее, что он мог сделать, - это то, что он делает сейчас.

Заставляя меня замолчать.

Это было самое худшее во всем этом.

Его заставили замолчать, потому что никто не хотел слышать.

Теперь единственный человек, которого я открыла для себя достаточно, чтобы полюбить, заставляет меня замолчать.

Я хватаюсь за гнев; Я ищу холода; но меня не встречает ничего, кроме еще большего страдания и слез, когда они льются каскадом со слишком большой свободой.

Но ему холодно. Он как лед. И все же говорит, что то, что я чувствовал, было ложью.

“Ты болен. Тебе нужна помощь. И я, честно говоря, понятия не имею, что с тобой делать прямо сейчас, потому что… Знаешь что? Ты поймешь, почему. Ты заварил эту кашу, втянул меня в нее, не заботясь о том, как это повлияет на меня, и ты можешь остаться здесь и обдумывать то, что должно произойти”.

Он резко поворачивается, и я сдерживаю свои слова.

“Кеннеди Карлайл", - говорит он себе под нос. “Чертовски неправдоподобно”.

Это вертится на кончике моего языка, чтобы все объяснить, но эта холодность, наконец, накрывает меня, крадет часть боли, когда я закрываю глаза и ищу ее...прошу об этом.

Джейк был прав. Логан никогда бы не выбрал меня.

Он только что доказал это.

Он даже не спросил.

Ему было все равно.

Когда он захлопывает дверь и уносится прочь, я медленно открываю глаза, уставившись в никуда, пока мои запястья скользят вниз по шесту. Мое тело работает на автопилоте, моя нога находит сумочку и тянет ее вверх.

Я не отрываю глаз от стены, когда все больше холода проникает внутрь, пробегая по моим венам с новой целью. Я хочу оцепенеть, но это займет некоторое время. На это уйдет больше убийств, чем у меня есть времени на сегодня.

Это займет больше моей души, чем то, что я только что получил обратно.

Когда я нахожу набор отмычек и беру его в руки, чтобы найти подходящие инструменты, я продолжаю смотреть вперед, ни для чего не нуждаясь в глазах. Обычно я не слишком хорошо умею вскрывать замки, но, по-видимому, вырванное у тебя сердце-это дополнительный стимул сделать все правильно.

Как только я освобождаюсь, я медленно встаю с кровати, одеваюсь, беру свои вещи, собираю сумку и небрежно выхожу из каюты, как будто нет причин спешить. Мой разум почти пуст. Даже когда падают свежие слезы, холод становится сильнее.

Как только я добираюсь до нового места, которое Джейк обустроил с тех пор, как покинул охотничью хижину своего отца, я нахожу своего лучшего друга.

Его глаза поднимаются, и черты его лица бледнеют, когда я падаю на колени, мое тело сдается, когда оно начинает дрожать от тихой боли, которую я так стараюсь подавить.

Я думал, любовь вырвет мое сердце.

Я думал, что это подожжет меня.

Вместо этого это превратило меня в лед.

Конец книги 4