Вино я выпил слишком быстро, мой бокал был уже пустым, и я оглядывался вокруг в надежде как можно скорее взять новый.

У Элы, вероятно, была та же проблема, и мы с ней в один и тот же момент оказались возле стола. Каждый взял себе по бокалу.

Чарли и Сильвы на горизонте не было. Неуверенная улыбка Элы предупреждала меня о том, что общаться не с кем.

— Саня тебя не видела?

— Видишь, какой здесь хаос, — сказала она. — Время ещё есть.

Я немного отпил из своего бокала.

— Как дела в целом? — спросил я.

— Супер, — сказала Эла.

Супер, супер, супер, ага, подумал я. О чём теперь говорить? Мне тоже сказать, что всё супер, а потом мы отменим передачу?

— А у тебя? — спросила она.

— Катастрофа.

Она восприняла это как слишком трагическую новость: — Да ты что? Что случилось?

— Катаклизм, — добавил я.

Она молча смотрела на меня.

— Да ладно, Эла… Мы имеем право быть в жопе. За это не наказывают.

Я подумал, что такие слова могли бы подействовать расслабляюще, однако ошибся.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она с признаком начинающейся паники во взгляде.

— Да ничего, успокойся… — Я почти разозлился. — Мы с тобой не обязаны сейчас разыгрывать супердиалог… И… И быть один другого успешнее. Ведь мы с тобой знакомы ещё с тех пор, когда у меня не было машины!

Тут мы, к счастью, рассмеялись.

Потом к нам подошла Саня. Они с Элой расцеловались и обменялись парой визгливых реплик. Но я видел, что после начального восторга Саня не знала, что с ней делать дальше. Всё просто, она была гораздо оживленнее, чем Эла, которой, бедняжке, при всех её диетах, не удалось даже нюхнуть.

Я видел, что Саня может оставить меня наедине с Элой, и решил её опередить, шмыгнуть в туалет. Но совесть сказала мне: так не годится, нехорошо всё время избегать Элу.

Я остался. Почему я хочу сбежать от Элы? Ответ я знал. Меня пугала такая картина: мы с Элой стоим здесь как два аутсайдера… Я бросил взгляд на Саню, и мне показалось, что она смотрит сквозь нас.

Тут появился Ерман. Он что-то говорил. Мы знакомы с ним ещё со времен моей драматургии, на факультете мы были одной командой. Надо бы поздравить его с ролью, подумал я, и тут же поздравил, но чувствовал, что лицо моё было напряжено.

Он — сама сердечность, я вижу, что он смущен из-за того заголовка. «Мы стали свидетелями химии на сцене», опять завертелось у меня в голове…

— Пойдем что-нибудь выпьем? — сказал он, спросил. Хотел убедиться, что между нами всё в порядке.

— Ну, так как? Пойдем что-нибудь выпьем, а? — повторил он неуверенно.

Должно быть, есть какое-то дерьмо, которое во мне накопилось, и я вдруг понял, что не могу вдохнуть воздух.

— Ты же видишь, я пью, — процедил я.

— Ну да, — кивнул Ерман. — Но тут нет пива. Я пошел к стойке, за пивом.

И ушел.

— Как растерялся, — насмешливо сказала Эла о знаменитом актере.

— Да он глуп как пробка, — авторитетно отозвалась Саня.

Я стоял как между противоборствующими силами.

— Пойду немного подышу воздухом, — сказал я.

— Что с тобой? Тебе нехорошо? — вскинулась Саня.

— Нет, всё в порядке.

Я оставил ей шляпу.

— Правда всё в порядке?

— Всё в порядке, — повторил я. — Просто здесь мне как-то душно.

Она бросила на меня задумчивый взгляд.

Я вышел.

Действительно, мне нужен был только воздух, ничего больше.

Только воздух, обычная городская ночь, звуки автомобилей с Илицы… Мальчишки, которые спешат выскочить на остановке, потому что задержались в вагоне до последней секунды… Мне был нужен влажный тротуар, пар из окошка фаст-фуда, через который они берут хот-дог и потом по очереди откусывают от него, нет, мне ничего не было нужно, только воздух. Я смотрел на всё это, как кто-то укрывшийся от дождя, рядом с остановкой трамвая, возле витрины, в которой теснятся трендовые кроссовки, как будто ждут не дождутся возможности вырваться на волю.

Я пошел дальше, я и шел теперь по Илице, без всякого плана, в сторону Площади… Здесь я почувствовал себя потерянным, как человек, который выпал из своей истории, и решил вернуться по Богичевича, там толпа уже полностью рассеялась, а дальше через Цветную, и я постепенно сосредоточился, как будто на этих улицах я вдыхал какое-то дружелюбие, и тогда я понял, как давно не ходил по городу просто так, без цели.

Вернувшись, я наконец-то достал из кармана тот самый легендарный кокаин, аванс от циклопа по кличке Долина.

Саня удивленно сказала: — Опа, так вот зачем тебе понадобился воздух!

Я нашел Элу, которая сказала: — Нет, нет, я не буду. — Но пошла с нами, когда я сообщил ей, что позову Чарли, а он в свою очередь сказал: — Немножко можно. — С ним была Сильва, которая как раз собиралась убежать домой, и она сказала: — Ух, как тут отказаться!

Саня провела нас за кулисы, по целому лабиринту театральных коридоров, в какую-то комнату для репетиций, и там мы втянули свои дорожки.

Возвращались мы возбужденной компанией по тому же лабиринту и попали на малую сцену, где была импровизированная дискотека, и там, в центре танцпола, отплясывал не кто иной, как Маркатович.

Его черный галстук летал, а танцевал он так, как будто пытался отогнать собаку, которая треплет его брючину. Тем не менее он не особо выделялся, по крайней мере после нашего появления: Сильва и Саня извивались в каком-то секс-дансе, Эла погрузилась в медитативное подергивание бедрами и шеей, а Чарли механически подпрыгивал и болтал руками в стиле техно, воображая, что вписался в ритм. Я поднимал руки, будто только что забил гол, и скалился Маркатовичу, а потом прорычал ему в ухо: — Что это было, с Дианой?

— Не можешь ты это… — сломленным голосом прорычал в ответ Маркатович. — Не можешь ты это…

А потом сказал ещё, что пришел сюда из-за Сани и из-за меня, и всё это патетическим тоном… Он рад за нас, что мы счастливы…

Вечеринка была в фазе подъема.

Люди через атриум циркулировали между кафе и импровизированной дискотекой на малой сцене.

Примерно раз в час мы удалялись в тот же лабиринт коридоров, наши разговоры становились всё более искренними и глупыми.

Маркатович там, у дверей, ведущих на малую сцену, объяснял мне, что мы с Саней идеальная пара, говорил о ней как о звезде мирового класса, рядом с которой моя жизнь никогда не станет затхлой, а что касается Дианы, то он, по его словам, глубоко потрясен тем, что она превратилась в «домохозяйку»; а неужели она могла стать другой с двумя близнецами на руках, пытался сказать ему я…

Но он не слушал, говорил, что она всё больше и больше становится похожей на свою мать и что его это ужасает, потому что он совсем не так представлял себе жизнь, со всеми этими кредитами, со всем этим говном, с Долиной и с кучей ни на что не годных акций, с женой, которая напоминает ему тещу, а ещё, как он сказал, после родов она перестала получать удовольствие от секса, ей внизу что-то резали, и теперь там болит, сказал он, и продолжал говорить, хотя я его ни о чем не спрашивал, потому что мне в моем состоянии никак не хотелось это слушать, но он исповедовался, ужасающе доверительным тоном и с лицом утопленника… И говорил, что Диана ушла от него, забрала близнецов и что она написала ему прощальное письмо на четырнадцати страницах, но у него не было возможности его прочитать… Потому что ему необходимо было выйти из дома, и он пришел сюда, потому что знал, что я буду здесь… Тут я ему сказал, что, черт побери, так для этого друзья и существуют, сказал я, верно, спросил я, а Маркатович, казалось, вот-вот расплачется, он молча кивал и закуривал новую сигарету и тяжело вздыхал…

И пока он вот так держал паузу, ко мне подошла Сильва и прошептала на ухо, что Главного не вдохновляет её идея взяться за тему о Николе Бркиче, что он сказал ей держаться эстрады, потому что это у неё получается лучше всего, и потом уткнулась лбом в моё плечо и грустно сказала, что её все считают глупой, а я ей сказал, что вовсе это не так… Тут я оглянулся, хотел посмотреть, не вызовет ли это у Сани ревности, но она танцевала спиной ко мне. И я увидел лишь тревожный взгляд Чарли с другой стороны. При этом Эла почти прижала его к стене, она чувственно извивалась перед ним, и он под этим давлением, похоже, постепенно начал сдаваться.