— И расположено рядом с общежитиями, — дополнила моя супруга. — Так что добираться им будет куда удобнее.

— Но?..

— Но уездная администрация, — тут Натали я подпустил ироничности в голос, — недавно обнаружила некие непорядки в разрешительной документации, и теперь отбирает помещение себе. Говорят — под Центр сельскохозяйственного образования крестьян.

Столыпин нахмурился. Создание этого Центра было его идеей, и воплощал он её, как привык, весьма энергично. Небось, когда уездное начальство доложило, что «с помещением решим и быстро», он только обрадовался и в детали не входил. Или вошёл, но недостаточно глубоко. А тут такой конфуз. Получается, под обучение крестьян, дело, несомненно, нужное, он пускает под нож программу, работавшую на создание научно-технической элиты края. Тут в разговор вступил и мой тесть:

— Мы предлагали построить центр в Сосновце. Строят наши конторы быстро, так что уже в октябре корпуса поставили бы, а к Рождеству закончили бы и оборудование с отделкой.

— Опять же, Центр для образования крестьян требует иной планировки помещений, чем наш расчётно-вычислительный центр. — снова подхватил я нить беседы. — При нем разумно создать общежитие, которого тут не предусмотрено, сделать большие аудитории, а не отдельные комнатушки с повышенной шумоизоляцией.

— И что вам ответили? — поинтересовался Пётр Аркадьевич, уже совершенно явно собирая материал для разноса подчинённым.

— Что они с нами совершенно согласны. Но непорядка в выдаче разрешения на строительство это никоим образом не касается! А там отсутствует ряд необходимых бумаг!

— Ясно! Ладно, поищут они недостающие бумаги! Авось, и отыщут! Не дело это — элиту по свинарникам гробить. А вы, пожалуйста, пришлите мне как можно скорее памятную записку по вашему варианту с Сосновцом. Дело-то тоже нужное и срочное!

Из мемуаров Воронцова-Американца

"…Подобные конфликты у нас возникали ещё не раз, и не два. Утешало только то, что не по дури чиновничьей это происходило. Просто Пётр Аркадьевич был невероятным человеком и просто поражал нас всех своей энергичностью и трудоспособностью. Помимо Центра сельскохозяйственного образования крестьян он открыл в Кеми женское приходское училище, в котором, кроме общих предметов, преподавались рисование, черчение и рукоделие, расселял крестьян по хуторам[20], открывал по мелким городкам и посёлкам двух- и четырёхклассные школы.

Причём, в силу своей невероятной ушлости, он моментально перенял у нас прием с доходными домами. Те земельные участки, что мы не успели выкупить, он теперь выделял только при условии пожертвования определённых сумм на учреждение и содержание школ. Ну да тут я даже особо бодаться не стал. Образование в этих краях однозначно работало на мои цели. А выиграть у нас конкурсы на застройку было проблематично, ведь у нас в этих краях были самые дешёвые стройматериалы и железная дорога. Потому и случилось такое всего трижды. Первый раз от неожиданности, второй — по дурости заказчика, впоследствии разорившегося и перепродавшего свой дом нам же, а третий — просто потому, что доходный дом в Лоухи мне был совершенно не нужен. Ну не было у нас там ни компаньонов, ни собственных деловых интересов.

Сентябрь отметился семейными переменами. Началось с того, что моя дражайшая половина вдруг обняла меня и счастливым шёпотом уведомила, что я скоро стану папой. Через недельку аналогичной радостью поделились Гребеневичи. Но круче всех отметился старший из Горобцов.

Началось все с того, что американцы прислали к нам целую делегацию, переговорить насчёт поставок взрывчатки для предстоящего строительства Панамского канала. Я предложил провести им экскурсию по цеху производства тротила. Ну и пригласил кучу наших важных шишек. Сандро с супругой приехал, губернатор был, заглянули и Менделеев с дочкой Любочкой. Прибилась и куча других любопытствующих, среди которых отмечу разве что свежеиспечённого выпускника Михайловской артиллерийской академии Владимира Рдултовского. В тот момент он мне запомнился лишь тем, что Семецкий, знакомя нас, с нажимом в голосе добавил: «окончил с отличием». Откуда мне было тогда знать, что судьба свела нас тесно, и мы то и дело будем сотрудничать в течение не одного десятилетия?

От Холдинга были я с женой, тесть, братья Горобцы полным составом, Семецкий и отчего-то Гольдберг с женой.

Провести экскурсию я поручил Степану. Пора ему было привыкать выступать на высоком уровне. Ну а если и сказанёт что-то не то, то не так и страшно, я, переводя американцам, поправлю.

Одного я не учёл. Присутствия Любочки. Дмитрия Ивановича Стёпка обожал давно и преданно, но теперь, похоже, перенёс обожание на Любочку. Сложились вместе пиетет перед Менделеевым, юношеские гормоны и обаяние симпатичной девушки[21].

В результате у Степана напрочь снесло крышу. И он вместо серьёзной экскурсии начал отчаянно форсить перед дочкой Менделеева. Его лекция была изложена в эпическом стиле, как история борьбы отважного рыцаря Триоксида Серного со злобным драконом по прозвищу Ашдвао.

Мне же вместо перевода пришлось править эту сагу по химическим мотивам в серьёзный текст. К счастью, это было не очень трудно, так как, если отбросить мишуру, то излагал Степан самую суть процесса.

Закончил же он историю эпизодом в стиле «легенды о Данко». Мол, на последнем этапе самоотверженный Триоксид «сам вырывает себе сердце» — за счет перегонки получают обогащенную серную кислоту, которую отправляют в начало — на насыщение новым Триоксидом, а обедненная часть «умирает», превращаясь в алюмонатриевые квасцы. «Чтобы даже смертью своей служить людям!»

Но усилия его были вознаграждены. Любочка, всю экскурсию не сводившая со Степана восхищённых глаз, по окончании прочувствованно произнесла: «Стёпа, да вы — поэт!» И от чувств поцеловала в щёчку. При всех.

А в декабре мы уже справили их свадьбу. Натали мне сразу сказала: «Милый, придётся нам местный театр как-то усилить. И съёмку фильмов начать. Нельзя же нам будет Степушкину жену в столицы отпускать! А она видит себя в жизни только актрисой. Так пусть здесь и блистает!»

Мне оставалось только кивнуть…'

Беломорск, 28 декабря 1902 года (10 января 1903 года), суббота, после обеда

— Аа-а-а! А-а-а! Ещё! Ещё, всё, хорош!

Теперь аккуратно сесть, дать организму сориентироваться, потом встать, быстренько нырнуть в маленькую дверцу в предбаннике и…

— А-а-а-а! Хор-ро-шо-о-о-о то ка-а-ак!

Повалялся немного в снегу и обратно в предбанник. Там укутался обтёрся насухо, укутался в простынь, теперь всё, банный этикет соблюдён, можно и к столу!

— Вот, Юрий, совсем другое дело! Теперь вы выглядите человеком! Говорил же я, баня — великое дело!

— Вы, как всегда, правы, уважаемый Фань Вэй! Тем более, что ваш Братец Ксу парит даже лучше незабвенного Малыша Яна!

— Оправдывает своё имя[22]! — улыбнулся мой китайский приятель. — Джиан, внучек, чего ты в сторонке стоишь? Подойди, чай пить будем, разговаривать…

Ага, значит всё, отдых закончился, снова дела. Да и не могло быть иного. Раз собрались только узким кругом — сам глава местных китайцев, его «лейтенант» Братец Ксу да внук-наследник, потихоньку начинающий не просто входить в курс дел, а принимать участие в совещаниях старших, значит, разговор предстоит непростой. Впрочем, сначала мы вволю попили чая. Русского, из самовара. Глава местных «Старших братьев» не только активно призывал китайских переселенцев ассимилироваться, учить русский язык и культуру, но и сам от этого не отлынивал. Единственное послабление, которое он позволил — чай подавали без сахара. Хочешь сладкого — вот в сахарнице кусочки лежат, пей вприкуску. Но я не стал, а другие и не захотели.

— Может, пивка? — снова предложил хозяин. — Вы же, Юрий, в Нью-Йорке любили после баньки.

— Так то когда было! — хмыкнул я. — Годков-то прибавилось, до возраста Христа считанные месяцы остались! Так что не стоит портить беседу. Каковы результаты вашей поездки?