Нина тоже ждала. Молилась, выходила жаркими вечерами на городскую стену, выглядывая корабли, подставляя лицо соленому ветру. Вздыхала, растирая душистые травы в вечерней тишине аптеки. И ждала.

И теперь после разговора с Василием она никак не могла успокоиться. Пыталась молитвой сердце утешить, да тревожные думы окутали, жаркие воспоминания закружили.

По осени корабль Винезио возвращался в Геную, проведя в Константинополе самые жаркие месяцы года. Свой товар купец распродал, закупил шелка, ароматные масла, золотые и серебряные украшения. И отправился в родные края. А перед самым отъездом глубокой ночью он пришел к Нине, бесшумно открыв калитку на заднем дворе.

Он вошел без стука, сбросил шелковый плащ, устало провел рукой по густым, с легкой проседью волосам. Она подала ему вина в серебряном кубке. Он охватил чашу широкой ладонью, накрывая Нинины пальцы, улыбнулся. Нина отвела взгляд, все еще смущаясь того томления, что разливалось в ней каждый раз, когда он ее касался.

Позже, еще не выпустив Нину из объятий, Винезио пообещал забрать ее с собой следующим летом. Сказал, что лишь получит разрешение семьи и церкви на брак с ней и вернется. Пропуская ее черные локоны сквозь пальцы, он рассказывал, как ей понравится в Генуе, где весь берег изрезан тихими бухтами, где улицы шире, чем в этом городе, а жара не так мучительна. Где со склонов гор стекают ручьи, неся кристально чистую воду в предместья. Они будут жить в просторном каменном доме, где он сделает ее хозяйкой. Ей не придется больше работать и разносить заказы. А он будет любить ее звездными ночами и никогда не оставит.

От его ласковых слов, от жарких прикосновений и нежного шепота у Нины кружилась голова и замирало сердце.

Винезио ушел в темноте, не дожидаясь рассвета.

А поутру Нина поднялась на городскую стену над гаванью, закутавшись в шелковый мафорий. На берегу царила суета: отплывали два корабля в Геную, варяжские ладьи загружали огромные тюки с товарами и бочки с вином. Между судами сновали мелкие лодочки, чуть подальше причаливали рыбаки с предрассветным уловом. Изредка слышны были крики купцов и грузчиков. Суетились коммеркиарии, проверяя пергаменты, свидетельствующие, что все пошлины уплачены и товары вывозятся в разрешенном количестве.

На стену не доносились запахи рыбы, пота грузчиков, смолистой смазки кораблей и лодок. Робкий зефир приносил лишь солоноватую свежесть моря и крики чаек.

Нина молчаливо прощалась с Винезио, молила Богородицу не оставить его своей милостью в пути. Проводив взглядом уходящие вдаль корабли, аптекарша спустилась со стены и направилась к дальним пещерам. В корзинке у нее для этого тайного похода лежали припасенный хлеб, гроздь винограда и небольшой кувшин вина. Путь был неблизкий, но Нина, потерявшая мужа из-за капризов морской пучины, готова была сделать все, чтобы защитить того, кто был дорог ее сердцу. Грех, конечно, но даже с Анастасом не могла вспомнить Нина такой страсти и томления, что охватывали ее с Винезио.

К полудню она добралась до дальних пещер на берегу моря. Когда-то они с Винезио здесь встречались. Эта крохотная бухта, со всех сторон закрытая от посторонних глаз, была ей известна с детских лет, когда однажды она увязалась за отцом и ему пришлось взять ее с собой.

Нина смутно помнила тот день: лодка, усталые просоленные люди, какие-то свертки, которые отец бережно завернул в промасленную ткань и спрятал в суму. Позже он порой брал ее в ближние походы с собой. То в горах, то у воды встречали они скрывающих лица путников. Отец ее, Калокир, разговаривал с ними тихо, порой на разных языках. А Нине велел не вспоминать никогда этих встреч. После того, как отец сгинул вместе с караваном несколько лет назад, Нина случайно отыскала эту бухту и приходила туда, мечтая, что отец появится из-за обветренных камней, привычно усмехнется да протянет ей, как маленькой, лакомство.

Добравшись, Нина опустилась на камень у самой воды, достала подношения. Она молилась великому Посейдону, богу морской пучины, просила о спокойном и безопасном пути для своего Винезио. Молилась Афродите, рожденной из морской пены, чтобы защитила ее любимого. Половину хлеба Нина раскрошила в воду у самого берега, оставшуюся половину бросила подальше в волны. Виноград оставила на камнях, вином полила и камни, и соленые волны, разбивающиеся о подножие большого валуна.

До дома тогда добралась она уже далеко после полудня, не чувствуя ног от усталости. И сны ей снились тревожные еще с седмицу. Нина просыпалась измученная, потерянная. С тех пор, как допустила она Винезио в сердце, не приходил к ней во сне больше ее покойный муж Анастас. Лишь изредка, просыпаясь ночью, чувствовала Нина, будто сказать он ей что-то хочет, да не может пробраться сквозь густую, словно патока, тьму.

Наутро, едва дождавшись непутевого Фоку, Нина отправила его разнести заказы. Сама уложила в корзинку чистую тунику, кувшинчик с настоем мыльного корня, отвар из крапивы и гамамелиса, что волосы делает блестящими и мягкими. Вода и горячий пар помогут и тяжесть с души смыть, и пот с тела, и, может, на верные мысли наведут. Опять же, где еще узнать все городские сплетни и новости, кроме бани?

Улица окатила жаром уже нагретого камня и привычными городскими запахами. Ароматы свежих лепешек из корзинок уличных торговцев сплетались с благоуханием жареных орехов и меда, струящимся из лавочки сладостей. Через пару шагов обдало крепким духом конского навоза, Нина поморщилась. Кожемяка прошел, пронес на спине пахнущие дубом и щелоком кожи.

Нина, в тонком мафории, мало защищающем от палящего солнца, старалась держаться в тени домов. Несмотря на зной, Меза была полна народу. Трусили крепкие слуги, несущие паланкины с богачами, прячущимися за шелковыми занавесками. Голосили уличные торговцы, перекрикивая друг друга, предлагая прохожим снедь и напитки. Толпа гудела, торговалась, спорила, ругалась и хохотала.

Неподалеку от овощной лавки сцепились в крикливой драке две женщины, видно, не поделившие пучок свежего кориандра, валяющегося теперь в пыли. Обходя их по широкой дуге, Нина перекрестилась. Но узнав в одной из них Аглаю, мать убитого пару лет назад подмастерья, замедлила шаг. Толпа уже окружала дерущихся. Нина огляделась и увидела приближающихся на крики стражников. Помянув мысленно всех святых, быстро вошла в круг людей, которые оживленно подбадривали неполадивших баб.

Один из наблюдателей хлопнул себя по ляжкам и зычно крикнул:

– Третья идет!

Нина повернула к нему голову – он смутился под ее строгим взглядом:

– Прости, Нина, не признал.

Аптекарша покачала головой, но выговаривать не стала. Его ребенка она на прошлой седмице у лихорадки отбила. Помнит, значит.

Аглая уже взгромоздилась на упавшую соперницу и воодушевленно таскала ее за волосы. Та визжала и неумело отбивалась. Приноровившись, Нина схватила сидящую драчунью за руку чуть повыше локтя и сильно нажала на одну точку, как Анастас когда-то учил. Рука Аглаи немедленно повисла, она взвыла от боли. Нина дернула ее вверх, заглянула в лицо и сказала негромко, но весомо пару слов, от которых Аглая даже оторопела. Не выпуская ее руки, Нина потянула воительницу за собой в толпу. Люди потешались над ними. Мужчины, увидев разорванный ворот туники Аглаи, увлеченно оглаживали и мяли воздух впереди себя, давая волю воображению. И все же толпа расступилась, пропустив их и оставив лениво подошедших стражников разбираться с обозленной, воющей от боли и позора женщиной.