Жерди старые

Не нужны больше,

Стоят, прислоненные

К большой ели,

Гниют медленно,

Рушатся, рушатся.

Я часто думаю, где ныне

все вы, что здесь ходили прежде

и наблюдали те же тропы, ту же воду.

Ты, дядя деда моего,

кровь заговаривал и духов изгонял,

узнать хочу, боялся ли ты силы,

Которою владел?

Ты, бабушка, что в тридцать шесть ушла,

родив ребенка мертвого, за ним отправилась.

Дед, жил один ты с девятью детьми

В большом красивом новом доме, что для нее построил,

Лишь раз отчаянье твое открылось детям,

На чердаке они твои шаги услышали, и крик, и вой —

Дом перестал дышать.

Письмо от бабушки нашла

Старшей сестре, вот первые слова:

Tulen tykösi muutamalla rivilä

Пишу тебе я пару строк,

Tulen tykösi muutamalla rivilä

Слов тоже не станет скоро,

Как и всех вас,

что здесь ходили прежде

по тем же тропам, вслед тем же потокам,

подобно им, конца не знали и начала,

лишь этот путь, деревню лишь одну —

и это был ваш мир.

Они говорят, говорят, говорят —

Двое мужчин. Один — мой отец.

Говорят не умолкая. Разные тоны. Разные голоса.

Где один закончит, другой продолжает. Будто они долго упражнялись

И теперь в совершенстве владеют искусством.

Я лежу на диване в кухне и слушаю.

Музыку в словах, как она

Переливается. Туда и обратно.

Туда. И обратно.

Гроза приближается —

И нам нужно успеть домой

С сенокоса

До дождя —

Перейти глубокую канаву

По гнилому бревну.

И вот я в чьих-то объятиях,

Она бежит и бежит,

Я знаю, что она никогда

Меня не отпустит.

Я знаю.

Я помню Ангелиику

А́нгелиика. С ударением на первый слог,

Это важно.

Она жила у нас, бывало,

Помню, как она лежала на кухонном диване,

Укрыв лицо косынкой,

И дремала после обеда.

Она гостила у нас несколько дней или недель,

Ангелиика, странница, сестра моей прабабки,

А потом снова шла в путь.

Идя по дороге через деревню,

Она вязала, держа клубок ниток

Под мышкой.

Мы до сих пор вспоминаем ее красивые варежки.

Никогда не забуду Лидию,

Как она сидит на высоком стуле

Посреди кухни, распустив

Длинные седые волосы.

«Можете начинать», — говорит она —

И мы начинаем.

По обе стороны от нее стоим мы,

Заплетаем ломкие старые волосы.

Кто устает, идет кормить

Мужа Лидии бананами.

Он лежит в комнате, благодарит за бананы —

Лидия не уставала никогда.

Она сидит на стуле, пока мы не закончим,

Будто впереди у нее вечность.

Иногда мы бегали встречать ее,

Идущую из магазина,

Чтобы помочь ей нести пакеты.

Тогда она улыбалась и отдавала нам пакеты,

Зажигала черную изогнутую трубку,

Потягивала ее, довольная.

Овин

Восемнадцатого века.

Во всех углах знаки высечены,

Для защиты от злых духов.

На одной из стен дата:

1809

Край наш делят, остается

Только западный нам берег,

Мы теперь — большой осколок,

Часть другого мы народа —

Говорит нам власть, велит нам:

Шведами должны все стать мы.

Имена забудьте, песни

И стихи, слова забудьте.

Я иду по дороге,

Крепко сжимаю ручку бидона.

Я иду по дороге,

И уже стемнело.

Я должна пройти мимо избы,

Куда кладут покойников.

Я должна спокойно пройти

мимо избы

с покойниками.

Бежать нельзя,

Бидон с молоком уронить нельзя,

Но я слышу шаги,

Слышу очень ясно!

Учитель бьет, указкой бьет —

Шведам реки помнить надо!

Учитель бьет, указкой бьет —

Вискан, Этран, Нисан, Лаган,

А за окном река Лайнионвяйля.

Моя Лайнионвяйля.

Лайнионвяйля.