Я заметила, что его речь полностью избавилась от растягивания шипящих. Похоже, в тёплой постельной обстановке этот змей контролирует артикуляцию даже лучше прежнего. Канделябр он у меня отнял, да снова уложил на лопатки.
— Тихо-тихо, не дёргайся, — успокаивал он и гладил меня по волосам когтистой рукой. — Ты мне тоже очень нравишься, но извини, не хочу проснуться с пятном на штанах. Вот если встретимся наяву... Кстати, где мы? Это полностью выдуманное место или ты зеркалишь реальность?
Он снова отпрянул, а я уронила голову на подушку и сдула локон со лба.
Дайте мне, пожалуйста, отравленную орхидею...
Чешуйчатые пальцы раздвинули гардины с бахромой, плетёной из золотых нитей. Гхар прильнул к окну, всматриваясь в темноту, и что-то сумел рассмотреть, хотя свечной огонь должен мешать такому занятию.
— Слиш-ш-шком детально для выдумки ради перепихона, — констатировал змеелюд, снова начав шипеть. Взгляд метнулся к камину: у того на дымосборнике красовалась лепнина, изображавшая герцогский герб. — Знакомый олень. Мы что, во владениях Кадогана? — жёлто-оранжевые глаза вернулись ко мне.
Я тем временем забралась под одеяло: просто со стыда, а не собираясь приглашать нахаша полежать со мной в обнимку. Кстати, идея!
— Что будет, если я усну во сне? Я проснусь?
— Может быть, а может, перенесёшься в другой сон. Так куда ты нас затащила?
— Да, это резиденция Кадогана, — я не нашла поводов для вранья. — Только откуда ты его знаешь?
— Ну, это же твой сон, — хищник со злорадной усмешкой промял перину рядом со мной, — я всего лишь его персонаж, следовательно, не могу знать больше или меньше твоего. Ну, а тебе ведь точно известно, в чьей спальне ты засыпаешь. Логично?
Подушка снова огрела это наглое чешуйчатое рыло.
— А если серьёзно? — выдрать постельную принадлежность из цепких лап оказалось не просто, а этот ещё и поржать успел: странным шипящим смехом с нотками рокота. От таких звуков крови полагается образовывать в жилах снежные заторы, не говоря о том впечатлении, которое производят полностью оголившиеся зубки нахаша.
Наши чешуйчатые соседи вроде как стараются их не показывать, чтоб не пугать людей — так мне разъяснили ребята ещё в ту злополучную поездку на Атль. Но со мной Гхар, похоже, совсем расслабился, зараза такая.
— А-а-а, — протянул он, продолжая веселиться, — так ты уже признаёшь за мной право на самостоятельное существование?
— Не знаю, возможно, — буркнула я, прижимая отобранное к груди, будто этот щит мог заслонить воспоминания о том, что с ней только что проделывал вот этот вот персонаж. Блин, если он настоящий... срам-то какой...
— Упёртая, ладно, — ящер театрально развёл руки, дескать, что тут поделать. — Тебе же хуже, девонька. — Его глефа торчала из-за спины, но не припомню, чтобы он убирал её туда. — Кто же не знает лорда-канцлер-р-ра? Человек, столько всего сделавший на благо Сиар-р-рана, не может остаться безвестным даже в самых глухих уголках обитаемого мир-р-ра, — в его речах стало слишком много рыка. Смею предположить, что это связано с ироничным тоном и сокрытой за ним злостью.
— Он чем-то вас обидел? — напрямик спросила я, хотя и сама не питала приязни к герцогу, но больше по личным соображениям.
— Я даже не знаю, — он глумливо поскрёб мелкую чешую на подбородке. — Герцог — фигура уважаемая. Его поддерживает Красный Яхонт, паладины, азарии, колдуны и все, кому не лень. И за р-р-репутацией он своей следит, верно? Следовательно, должен всячески выражать преданность традициям. Например, после каждого переизбрания подтвер-р-рждать Фазарский декрет. Слышала о таком?
— Да, — пришёл мой черёд морщить нос. — Подписан пару веков назад тогдашним королём, запрещает нахашам ступать на берега Сиарана.
— И определяет в качестве меры наказания ослуш-ш-шникам смертную казнь, — эту ремарку ящер фактически пропел. Перебросив ременную петлю через голову и приставив древко к столбику балдахина, Гхар завалился поперёк постели с руками, заложенными под голову. — Ох, клянусь крыльями Нираха, как же хорошо... — он зажмурил веки и добавил: — Ну-ка, брось в меня ещё разок той подушечкой. Спасибо, давненько не приходилось спать на мягком.
— Но ведь вам разрешают селиться на некоторых малых островах...
— Ага, особенно на тех, где после гнили не осталось ничего, кроме торчащ-щ-щих из воды скал. Атль — единственное полноценное исключение, но ведь мы все понимаем, что с-с-скоро и там ничего не останется, а Сиаран достаточно велик, чтобы пережить очередную эпидемию.
— Так ты слышал про беду с урожаем?
Упоминать, что видела его на фестивале, не стала. Сам змеелюд этой темы ранее не касался, не исключено, что вовсе не запомнил меня: будь на его месте человеческий мужчина, я бы наверняка испытала некоторую оскорбленность. Действительно, как меня можно забыть? Нет, это решительно невозможно. Всякий, кого осенила подобная красота, не сможет забыть её вовек. Это сарказм, если что. Самомнение у меня вовсе не столь раздутое, как у той миноги, и всё же я здраво оцениваю свою внешность. Но он не человек, и мы все вроде как должны быть для рептилий на одно лицо.
В чём после общения с этим охальником я тоже начала сомневаться.
Гхар покосился на меня с толикой иронии, развеивая эти сомнения. Да, он наверняка меня запомнил, но всё же я не стану сообщать, что видела его с оружием там, где это строжайше запрещено. Просто на случай, если он причастен к случившемуся. Нет, все мои инстинкты твердили, что он слишком положителен для террориста, и не стал бы выручать человеческую девицу из беды, если бы стремился извести нашу породу под ноль, но бережёного боги берегут...
— Я уже несколько месяцев живу на Атле, — не стал уличать меня в недомолвках змеелюд. — Хорош-ш-шее место, получше, чем любое на континенте.
— Так ты переселенец? — ухватилась я за это признание.
— Да, можно и так сказать, — он поёрзал, вминаясь в простыни поудобнее. — А что? Хочешь в гости пригласить? Я бы не против, да визу не дадут, — рокочущий смешок. — Можешь сама приехать, если захочешь, продолжим начатое... Эй, вторую подушку оставь себе!
— Никуда я не приеду, уж извини, — напыжилась я. — У меня свадьба на носу.
— Вот это поворот! — нахаш даже привстал на локтях. — Так это невинный адюльтер перед вступлением в пожизненную кабалу? Сочувствую, девонька! — он со смехом отвалился обратно. — И кто же счастливец? Нет, подожди, не говори. Да, точно, слыхал я одним ухом, что герцог вроде как собирается обвенчать сыночка. Вроде, какую-то бриарейку ему подыскал. Выходит, за оленёнка собралась?
Я прыснула. Оленёнок, да. Надо запомнить... чтоб ласково Гальтону на ушко шептать. Ох, блин, а ведь мне действительно придётся лечь с этим напыщенным ублюдком в постель. Пусть у него нет чешуи, но лучше бы не было рта. А что? Мне-то он язык вырезать угрожал.
Забавно, от мысли переспать с Гхаром меня совсем не передёргивает — вот что значит отношение. Ящер, который ради тебя геройствует и которому ты нравишься всяко привлекательнее пижона с высокомерным взглядом. Младший Кадоган будет вытирать об меня ноги, а мне придётся терпеть его всю оставшуюся жизнь и рожать от него детей.
Нет, серьёзно? Чего там эти убийцы медлят? Я сейчас одна, в спальне, гуляю по миру грёз. Самое то засадить мне кинжал в сердце, чтоб не проснулась. Халтурят, ребята, однозначно. Надо намекнуть этим колдунам-телохранителям, чтоб не усердствовали.
Кстати, а почему они не защищают мои сновидения? Или защищают... Но тогда это всё действительно просто плод воображения. И Гхар — лишь выражение моего нежелания идти под венец, побег от чопорной светскости к необузданной дикости.
От этой мысли сделалось тоскливо.
— Отвернись, я хочу одеться, — велела я развалившемуся в постели гостю.
— Да я там уже всё видел и не только... — вторая подушка обрела законное место поверх болтливой морды, туда же полетело одеяло.
Сбросив ноги на пышный ковёр, я направилась к шкафу. Стащила пеньюар, задницей чувствуя взгляд янтарных глаз, да натянула платье прямо на голое тело, после чего занялась чулками, хотя полагается наоборот.
