— Экую историю выдумал забавную, — хохотнул алхимик. — Ну надо же! Мать-колдунья, проклятья. Как будто в детском саду: сейчас маме всё расскажу, ахах. Я, мой дорогой, не боюсь всего этого. Я все-таки учёный, а это антинаучно! Ну, понимаю, что звучит странно, может даже глупо, и в мире безусловно есть антинаучные вещи, но все-таки они все связаны с Архонтами. Никак не с вымышленными ведьмами. Всё остальное вполне себе укладывается в обычную логику. Иногда её просто сложно понять. Не для средних умов, так сказать. Магия, безусловно, в мире есть, вот у тебя, например. А вот ведьмовского колдовства нет. Вот у тебя, например!
Хорошее настроение так и лилось вместе с улыбкой с морщинистого лица. Если не обращать внимания на обстановку, казалось, что добрый дядюшка общается с племянником и искренне рад общению. Да, по сути, так оно и было. Действительно — искренне рад.
— Ты пойми, я не издеваюсь, — продолжил старик, — в издёвках нет ничего рационального. Может думаешь, почему я тут толкаю такие длинные монологи? Из-за хвастовства? Нет. Хотя да, и это тоже, но главное — просто мне сложно носить в себе секреты десятилетиями и не поделиться ни с кем. А поговорить на эту тему не с кем. Знают двое — знает и грибосвин. А нас тут уже, можно сказать, не двое. Понимаешь о чём я? Один я тут! А твои секреты умрут вместе с тобой. Я скучаю по своей юности и учёбе в Академии. Помню, наши симпозиумы, которые могли проходить как в аудитории чинно и благородно, так и за кружкой пива в таверне, где доказательство какой-либо научной теории могло запросто перерасти в драку!
Учёный расхохотался, и в этом смехе даже не было ничего безумного, только нотки ностальгии.
— Эх, очень и очень скучаю по тем временам. Но знаешь что? Ведь у меня есть возможность их вернуть! Про ванну с кислотой ты правильно сказал, так и будет. Если я не предприму кое-что. Но я ведь предприму… Тридцать лет предпринимал, тогда я задумал этот проект, остаётся вот с тобой поработать, закончить кое-какие дела, а потом можно будет сделать главное в этой жизни. И перейти к следующей. Да-да, ты не ослышался. Если однажды, а точнее когда и довольно скоро в моей лаборатории произойдёт авария, например, алхимический взрыв, который превратит тут всё в мешанину, боссы порасстраиваются, — ну, не тому, конечно, что тут будет лежать обезображенное тело старого ученого, отработавшего всю сознательную жизнь на организацию, нет конечно, — будут расстраиваться упущенной прибыли, потери готового товара: капсул знаний, боевой алхимии, улучшенных артов и прочего такого же. По поводу меня скажут что-то типа: ну вот, старый стал, не уследил. Туда ему и дорога. Соберут ошмётки, да и в ванну. Даже не особо надо будет вводить в курс нового человека, мой относительно молодой заместитель уже несколько лет прикидывает, как бы мне что-нибудь такое устроить, что я и сам планирую сделать, типа этого взрыва. Хочет занять моё место, думает я не понимаю, хах, дурак. Пускай забирает себе мою должность, через какое-то время поймёт, что это паутина, а он муха. Как, впрочем, и я. Был ей, но я такая муха, которая вырвется. А он даже будет справляться, не с творческой, понятно, работой, а с её ремесленной частью. Ну, это разве работа? Обезьяну можно натренировать делать то, производство чего уже отлажено до мелочей. А вот что-то новое он никогда не сделает. Он ремесленник, а я Творец! Что, слишком пафосно, да? Потерпи, уже немного осталось, тебе даже больно не будет, обещаю. По первости, когда я начал этот проект, тут после опытов как на скотобойне было — кровища, дерьмище, кишки, — а сейчас всё отлажено.
В вены на зафиксированных руках воткнулись иголки, прикрепленные к прозрачным гибким трубкам, выходящим из странного аппарата. Нажатая на аппарате комбинация кнопок привела к тому, что по очереди по трубкам в вены полилась какая-то прозрачная жидкость, но вот из второй вены, уже розоватая, субстанция стала выходить обратно в аппарат.
— Контур замкнул, — зачем-то невнятно объяснил убийца своей жертве. Та уже давно перестала мычать и биться, хотя еще живая.
Живой. Конечно живой, кто даст ему умереть в такой момент. Просто, похоже, сделал вид, что все откровения учёного ему безразличны, и пропускает мимо ушей. Хоть так уколоть напоследок своего палача, который решил выговориться перед тем, кто не раскроет тайн.
— В общем, как ты понимаешь, восьмидесятилетний старикан умрёт. И никто никак и никогда не свяжет его с восемнадцатилетним молодым парнем, появившемся в столице Сумеру для того, чтобы поступить в Академию. Он там, конечно, смог бы даже преподавать, чай поумнее тамошнего преподавательского состава, но… не будет! Хочу заново вкусить прелесть учёбы, пожить весёлой студенческой жизнью. Я мечтаю об этом! Только вот на этот раз не буду тем нищим оборванцем, который может повестись на щедрые посулы преступников, потому что медяков не хватает даже на еду. О нет, это будет очень богатый студент, а самое главное — могущественный. Не просто могущественный. Возможно, самый могущественный! Элита элит! А знаешь, почему он будет к ней принадлежать? Ну, догадываешься ведь, да? Я ведь, по сути, тебе уже всё объяснил. Для этого ты мне и нужен. Я уже почти готов отсюда отчаливать. Тревожный чемоданчик наготове. Что ж, спасибо, что выслушал все мои длинные откровения. Хотя деваться-то тебе некуда было, ха-ха. Но вёл ты себя достойно. Поначалу понервничал, принял свою судьбу и успокоился. Говорят, ожидания смерти хуже смерти. В твоём случае это действительно будет так: ты её даже не почувствуешь. Алхимический состав, который сейчас вливается в тебя содержит и обезболивающее. Цени мой подарок, я ведь не собираюсь никого мучить просто так. Захотел бы — мог бы наоборот добавить что-то такое, от чего бы ты сейчас визжал от боли и ужаса. А для меня ничего бы не изменилось. Что бы я сейчас ни делал — уйдешь легко. А сделать кое-что придется, да.
Алхимик задвигал рычажками на дверце сейфа, набирая совершенно головоломную комбинацию, открыл его и достал оттуда пустую капсулу и странного вида кинжал. Его ручка была сделана как будто из пустой прозрачной трубки, похожей на те, что шли из аппарата.
— Вот, выглядит неказисто, но по факту вершина моего гения. Знали бы люди, что такое существует… Но не надо им этого знать… Март — Он в первый и последний раз назвал жертву по имени. Потом подумал и решил назвать своё: — Блэкгар. Меня зовут Блэкгар. Прощай.
На аппарате зеленоватым цветом моргнул ряд лампочек, и в отличие от предыдущих длительных разглагольствований «добрый дядюшка» сделал пару быстрых шагов к жертве и осмотрел привязанное тело. Примерно в районе сердца на нём был застаревший шрам. Причем довольно аккуратный. Как будто бы надрез. Странно, обычно на обладателях Глаза Бога раны заживали как на собаках, даже старые, полученные до инициации — регенерация у них сильно повышена. Впрочем плевать, скоро у него тоже будет повышенная регенерация.
Он поднял руку и плавным аккуратным движением воткнул кинжал в район сердца до гарды. Собственно, в старый шрам и воткнул. Привязанное тело дернулось. Тут произошло что-то незапланированное: в районе прокола как будто пшикнуло воздухом. В принципе ничего странного, возможно, какие-то особенности Анемо-элемента. Дальше всё пошло штатно. Ручка кинжала как будто заполнялась зеленоватым газом, а на её поверхности проступали линии нужного знака. Так и должно было быть. Этот процесс был не быстрый. За это время алхимик прикрутил переходник к капсуле и подготовил всё нужное к переносу в неё. Потом, когда она заполнится, предстоит еще не менее, а даже более важная и ответственная работа. И вообще дел еще много. Но это потом, сейчас методично и скрупулёзно надо довести процесс до конца.
***
Деревенский дом стоял на окраине. Из дверей вышла женщина на вид чуть старше средних лет. А что такое средние лета у женщины? Этот вопрос проходит по ведомству тайн мироздания и лучше бы ответ на него не выяснять, может плохо закончится. Тёмное в крапинку платье, странная конусная шляпа, расшитая непонятно какими фигурами — не каждая жительница деревни или даже горожанка такую наденет. Выглядела она чудаковато, вот только тяжелый взгляд из-под шляпы, с которым никто из её соседей, а также знакомых — постоянных или случайных — не хотел встречаться, сводил на нет эту чудаковатость.
