Мы едем быстро до самого начала города, где Крейн и Бром переводят лошадей на рысь, затем на шаг, когда мы добираемся до главной улицы, чтобы у Пороха и Сорвиголовы было время отдохнуть. Полицейский участок расположен на другом конце города, так что мы потратили немного времени, проходя мимо магазинов и всяких зданий.

Несмотря на то, что мы были здесь на прошлой неделе возле костра, немного неприятно снова видеть цивилизацию, особенно днем. Все эти белоснежные здания, ярко сверкающие на солнце, праздничные осенние витрины с резными тыквами и стеблями кукурузы, идеально подстриженная ярко-красная и оранжевая листва деревьев вокруг площади.

Как я и ожидала, горожане пристально смотрят на нас, некоторые перешептываются друг с другом, когда мы проходим мимо них. Я уверена, что все меня узнают, но Крейн для них чужой, и, судя по обрывкам разговоров, которые я слышу, весь город говорит о Броме, мальчике, который исчез и вернулся в Сонную Лощину.

— Учитывая, что школа для ведьм находится прямо у них под носом, они кажутся ужасно мнительными людьми, — размышляет Крейн себе под нос. — Они что, никогда раньше не видели двух людей, едущих на одной лошади?

— Они, наверное, удивляются, почему я с тобой, а не с Бромом, — тихо замечаю я.

— А, так они заметили, что золотой мальчик вернулся, — говорит он.

Мы спешиваемся и привязываем лошадей возле станции, а затем заходим внутрь.

Констебль Киркбрайд сидит за своим столом, попыхивая трубкой и просматривая какие-то бумаги. Он удивленно поднимает кустистую седую бровь.

— Чем я могу вам помочь? — спрашивает он с бостонским акцентом, откладывая трубку.

— Мы хотели бы сообщить о самоубийстве, — прямо говорит Крейн, опираясь руками о стол констебля.

— Боже мой, — говорит констебль. Он смотрит на меня и Брома и, нахмурившись, переводит взгляд на Крейна. — Что случилось?

— Молодая девушка по имени Лотта, — говорит Крейн. — Она спрыгнула с крыши. Есть много свидетелей, которые видели, как это произошло.

— Боже милостивый, — говорит он, перекрещиваясь и доставая перо, чернила и лист бумаги. — Как, вы сказали, ее звали? Лотта?

— Да, — нерешительно продолжает Крейн. — Я не знаю ее фамилии, но думаю, вы можете это выяснить. Необходимо сообщить ее родителям или родственникам.

— Конечно, конечно, — говорит он, записывая. — Где и когда это произошло?

Пауза. Я слышу, как Крейн сглатывает.

— Это произошло сегодня утром около половины десятого утра в школе, где я преподаю. Институт Сонной Лощины.

При упоминании об институте констебль напрягается, а затем медленно откладывает перо и откидывается на спинку стула.

— Понятно.

— Что понятно? Почему вы не записываете? — Крейн протягивает руку и нетерпеливо постукивает по бумаге.

Констебль сердито смотрит на него.

— Я не записываю, потому что это не мое дело.

— Что вы имеете в виду? — спрашиваю я, становясь рядом с Крейном.

— Самоубийство — это не мое дело, — говорит он, складывая руки на груди. — Если не было никакого преступления, то я не при чем.

— Но, казалось, вы считали это своим делом, пока он не упомянул школу, — говорит Бром.

Констебль, прищурившись, смотрит на Брома.

— О, это ты. Знаешь, когда я увидел тебя пару недель назад, я не сначала не понял. Но это ты, Эбрахам Ван Брант. Много лет назад мы перевернули весь город в поисках тебя. Мы думали, что тебя убили. Похитили. Избили мародеры. И вот ты вернулся в Сонную Лощину, словно вышел всего лишь на вечернюю прогулку.

— Вы должны быть счастливы, что один из ваших любимых граждан вернулся, — язвит Крейн. — Или вы бы предпочли, чтобы он оказался мертвым?

— Полегче… — говорит констебль, поднимая руки. — Как, вы сказали, вас зовут?

— Я не говорил, — говорит Крейн, презрительно глядя на него сверху вниз. — Профессор Икабод Крейн.

Констебль еще больше откидывается на спинку стула.

— Ну, мистер Крейн, как думаете, что мне делать в связи со смертью этой девушки?

— Лотта, — говорю я ему, раздражаясь из-за его равнодушия. — Ее звали Лотта.

— Поезжайте в школу и заберите тело, — говорит Крейн. — Проведите вскрытие.

— Вскрытие, — смеется констебль, поднимаясь на ноги. — Из-за самоубийства при свидетелях?

— Возможно, ее накачали наркотиками или отравили, — объясняет Крейн.

— «Возможно» для меня недостаточно, — говорит он. — Кроме того, это дело школы. То, что происходит в институте, меня не касается, если только Сестры не обратят на это мое внимание. До тех пор я буду держаться от них подальше.

— Но они просто замнут дело, — говорю я. — Они не приедут в город и не расскажут вам об этом.

— И это будет их прерогативой, мисс Ван Тассел. А теперь, если вы не возражаете, убийца разгуливает на свободе. Кажется, вас троих это не слишком беспокоит.

— А стоит беспокоиться? — спрашивает Крейн, подначивая его. — Что вы делаете, чтобы обезопасить Сонную Лощину от очередного нападения всадника?

Констебль закатывает глаза.

— Хватит историй о привидениях. Всадник без головы — всего лишь легенда о Сонной Лощине, не более того. Это убийца, больной человек. Честно говоря, я ожидал большего от учителя, — он наклоняет голову. — С другой стороны, вы преподаете в этой школе. Вы все странные ребята, вот, что я могу сказать.

— Пожалуйста, просто приезжайте туда, — говорю я, складывая руки вместе. — Осмотрите все. Что, если это повторится?

— Еще одно самоубийство? — он смеется. — Ваш академический график действительно такой сложный? Я знаю свое место, и мое дело — защищать жителей Сонной Лощины. По закону эта школа находится за пределами города и моей юрисдикции. Если вы действительно хотите с кем-то поговорить, обратитесь в полицию Плезантвиля. Посетите фабрику по производству маринадов, пока будете там, — он выходит из-за стола и указывает на дверь. — А теперь, если позволите, мне нужно поймать убийцу.

— Грубиян, — бормочу я, когда мы выходим из участка на улицу и дверь за нами закрывается. Обычно констебль довольно уравновешенный и дружелюбный.

— Грубый и бесполезный, как сиськи у быка, — говорит Крейн, кладя руку мне на поясницу. — Но, вероятно, он прав насчет того, что школа находится вне его юрисдикции. Нам следует обратиться в полицию Плезантвиля. Возможно, они не так боятся Сестер, как констебль. Если мы заберем Подснежницу в другой раз, то сможем вернуться в кампус до наступления темноты.

Я киваю, взбираясь на Пороха, и замечаю, что Бром стоит неподвижно и смотрит на констебля через окно полицейского участка.

— Бром? — спрашиваю я, когда Крейн садится на лошадь позади меня.

Бром продолжает смотреть прямо перед собой, пока, наконец, не поднимает взгляд на меня. Его глаза темные, но когда он встречается со мной взглядом, его губы изгибаются в жуткой ухмылке.

— Бром? — повторяю я, на этот раз чувствуя себя неловко.

Он просто кивает и отвязывает Сорвиголову, запрыгивая на спину жеребца.

— Пойдемте.

Мы едем по главной улице, потом поворачиваемся, оставляя город позади. У старого особняка дорога раздваивается, одна ведет на юг, в Тэрритаун, а другая — на север, в Плезантвиль.

Мы несемся легким галопом по дороге на север, мимо экипажей и других всадников, пока дорога не переходит в лес, заросший оранжевыми и желтыми кленами, и впереди появляется большая карета, которая разворачивается, лошади, запряженные в нее, выглядят взволнованными, пытаясь пробраться по узкой дороге.

— В чем проблема? — Бром кричит мужчине, стоящему впереди.

Водитель в цилиндре качает головой.

— Дорога перекрыта. Не могу проехать.

Он разворачивает карету в нашу сторону, ненадолго съезжая в кювет, и тогда мы видим, в чем проблема. Огромное дерево упало поперек дороги, полностью перекрыв ее.

— Когда это случилось? — спрашивает Крейн.

Водитель пожимает плечами.

— Наверное, недавно. Днем я отвозил людей в Плезантвиль, и все было в порядке. Лучше пойду скажу констеблю.