— Крейн, — говорит он тихим голосом. — Я здесь.

Такие простые слова, и все же они так важны.

Он кладет руки мне на плечи, нежно массируя их.

— Хорошо, — говорю я сквозь слабый вздох. — Хорошо.

Потому что я сейчас видел, как у меня на глазах умирает девушка, и уже второй раз вижу смерть.

По крайней мере, на этот раз я знал достаточно, чтобы не повторить ту же ошибку.

По крайней мере, я не пытался вернуть ее к жизни.

Никого нельзя возвращать к жизни.

— Как странно плакать, — бормочу я, наблюдая, как слеза скатывается с моего лица и падает на землю. — Как странно, что наши сердца так сильно обливаются кровью, что боль вытекает из глаз.

Я поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Бромом.

И на этот раз позволяю ему быть моей опорой.

Кладу руку ему на затылок и мгновение держу там.

— Спасибо, — шепчу я, надеясь, что мои глаза скажут ему больше, чем слова. — Спасибо.

Его лицо остается бесстрастным, и это так непохоже на обычного Брома, который показывает все взглядом, движением бровей, ухмылкой. Но сейчас он делает так, как нужно мне. Раньше он был ураганом, а сейчас успокаивает.

В глубине этих черно-карих глаз я вижу, как он смягчается.

Я поднимаю голову, делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, а затем оглядываюсь. Одноклассники обнимают друг друга и плачут, учителя в шоке. Затем появляется Кэт, которая серьезно смотрит на меня, а за ней Сестры Софи и Маргарет. Сестра Маргарет что-то напевает, обращаясь к небу.

Сестра Софи смотрит прямо на меня с выражением, которое я не могу до конца понять.

Но это похоже на предупреждение.

Глава 16

Кэт

Весь кампус перевернут с ног на голову. Занятия отменены. Все оказались заперты в этих маленьких очагах горя и шока. Колокола собора звонят, и звонят, и звонят. Я больше не могу этого выносить, ложусь на кровать, закрывая уши.

Сестра Маргарет обошла общежития и сообщила студентам, что сегодня в девять часов вечера в соборе состоится собрание, на котором мы все будем скорбеть и обсуждать то, что случилось с Лоттой.

Но я не смогу провести целый день, шатаясь в оцепенении, и не смогу найти утешение в объятиях других людей, которым я безразлична. Я видела, как человек умер у меня на глазах уже во второй раз, и хотя я Лотту совсем не знала, все равно это было травмирующим зрелищем. Тяжело было видеть эту бедную девочку на крыше и знать, что она все равно прыгнет, и мы не успеем до нее добраться.

Через несколько часов после инцидента, я сидела в своей комнате, не зная, что делать дальше, и вдруг услышала, как кто-то позвал меня по имени за окном, так тихо, что я даже прислушивалась. Я увидела снаружи Крейна и Брома, две высокие темные фигуры в тумане. Они оба делали жесты в сторону конюшни и направлялись к ней.

Я быстро схватила пальто и надела его, потом выбежала из своей комнаты в тихий туманный день.

Догнала я их уже в конюшне.

— Что вы делаете? — спрашиваю я, когда они оба направляются в кладовую.

— Мы едем в Сонную Лощину, — говорит Крейн, снимая со стены седло Пороха. — И ты с нами.

— В Лощину? Зачем? — я следую за ним к стойлу лошади.

— Увидеться с констеблем, — объясняет Крейн. — У нас на глазах только что умерла девочка, и у меня такое чувство, что школа не спешит сообщать об этом остальному миру. Мы должны опередить их, прежде чем Сестры успеют солгать или замять дело. Ее семья нуждается в известии.

— Вы думаете, они бы так поступили? — спрашиваю я. — Скрыли бы ее смерть?

Из стойла Сорвиголовы доносится фырканье Брома.

— Это ужасно удобно, что воспоминания учеников стираются начисто, как только они покидают школу, — говорит он. — Кто, кроме нас, скажет об этом?

Я раздумываю, пока Крейн заканчивает запрягать Пороха и выводит его из стойла. Уши коня дергаются из стороны в сторону, улавливая нашу бурную энергию, поэтому я пытаюсь несколько раз успокаивающе погладить его, чтобы дать понять, что все в порядке. Это не срабатывает. Он не верит, вероятно, потому, что я тоже не верю.

— Ну, раз уж мы едем в город, я заскачу домой и заберу Подснежницу, — говорю я. — Тогда мне не придется делить с тобой лошадь.

Крейн недоверчиво смотрит на меня, держа поводья.

— У тебя проблемы с этим?

— Я считаю, ты ездишь немного медленно, — говорю я с ухмылкой. — Возможно, тебе лучше поехать с Бромом, а я возьму Пороха.

— Он не поедет со мной, — говорит Бром, быстро садясь на Сорвиголову.

— Ты уверен, Бром? — спрашивает Крейн. — Я обещаю быть нежным.

— Это будет знаменательный день, — бормочет Бром себе под нос, натягивая поводья и объезжая вокруг нас на своем черном жеребце.

— Ясно. Поднимайся, — говорит Крейн, хватает меня за талию и сажает на спину Пороху. Сила, которой обладает этот мужчина, всегда застает меня врасплох, потому что я не легкая и стройная девушка.

Он запрыгивает в седло следом за мной, и я уютно устраиваюсь рядом с ним, по обе стороны от меня он держит поводья. Нет места, где я бы чувствовала себя в такой безопасности, и, несмотря на обстоятельства, я сразу же расслабляюсь.

— Все не так уж плохо? — шепчет мне на ухо его звучный голос.

Но, хотя Крейн говорит как обычно, в его тоне что-то не так.

Когда Лотта прыгнула с крыши, я бежала за Крейном и Бромом, пытаясь их догнать и проклиная свои маленькие ножки за то, что они такие медлительные. Крик, который издал Крейн, когда девушка упала, я никогда не забуду. Это был крик из его прошлого, и я могу только предполагать, что это было связано с его бывшей женой. Как она умерла? Чему он стал свидетелем? Винит ли он себя во всем этом? Потому что Мари даже после смерти винит его.

А потом, когда я увидела его рядом с умирающей Лоттой, поразилась тем, как тяжело Крейн это перенес. Казалось, это выходило за рамки просто ужасающего зрелища бедной девушки, это казалось личным, и Крейн почти потерял самообладание. Он всегда был таким сдержанным, поэтому то, как Бром уводил его и утешал, чуть не разбило мне сердце.

Теперь я чувствую тяжесть в душе Крейна, его энергия превращается в печаль, а в глазах появляется грусть. В кои-то веки я жалею, что не могу дать ему такое же чувство безопасности, какое он дает мне.

— Нам нужно поторопиться, — говорит Крейн, когда мы проезжаем через центр кампуса. — Как только мы выедем за ворота, мы не остановимся, пока не доберемся до города. Кэт, заберем Подснежницу на обратном пути, после того как поговорим с констеблем. Я не хочу оставаться там после захода солнца.

Ему не нужно объяснять, что это значит.

И снова я боюсь, что ворота не откроются и защитные чары будут сдерживать нас, но, к счастью, они позволяют нам пройти, и в тот момент, когда мы проходим, Крейн пускает Пороха в галоп, а Сорвиголова, будучи моложе и быстрее, легко вырывается вперед.

Крейн молчит, пока мы несемся по окутанной туманом тропе, деревья со свистом проносятся мимо нас, туман цепляется за наши лица, как пальцы, воздух наполняет грохот копыт, когда мы следуем за Бромом и Сорвиголовой. К тому времени, как мы проезжаем болото Уайли, погода меняется и туман рассеивается. Послеполуденное солнце пробивается сквозь деревья, и я моргаю, как будто никогда раньше не видела света.

Как только мы проезжаем по мосту через Холлоу-Крик, нам кажется, что мы попали в совершенно новую страну. Небо пронзительно голубое, с высокими белыми облаками, над золотистыми полями щебечут скворцы. Вдалеке река Гудзон сверкает так, что у меня режет глаза. Я вижу дом Мэри и чувствую, что меня тянет к ней, хочется узнать, как она. Что произошло после костра? Слышала ли она, как я стучала в ее дверь и звала на помощь? Вернулась ли ее лошадь?

Но с этим придется подождать. Мы галопом проносимся мимо ее дома, а затем мимо моего. Я не могу отвести взгляда от входной двери, думая, что мама в любой момент распахнет ее, чтобы остановить нас, но ничего не происходит, и через несколько секунд мы удаляемся.