— Да? И как там было? — осторожно спросил я.

— Тяжело, — кивнула она, давая понять, что тема не запретная. — Голодно. Но узбеки нас очень радушно принимали. Представляешь, эшелон с сиротами приходит в эвакуацию, дети грязные, голодные, слабые. Тут же на вокзале каждому полстакана воды горячей выдавали и каши полтарелки.

— А что так мало? — удивился Костян.

— Врачи не разрешали сразу кормить помногу, — объяснила Ирина Леонидовна. — Времена голодные были, и враг на пятки наступал. Оттуда везли лишь бы вывезти. Еды почти не было… Прямо на вокзале врачи всех осматривали, совсем слабеньких и больных в госпиталь увозили, а кто на ногах стоял, тех в баню, переодеваться и по домам.

— В смысле, по домам? — не понял я.

— Узбеки всех сирот разбирали, — ответила она. — В Бухаре не было детских домов. Я на приемке эшелонов работала. Поезда по ночам приходили, к утру уже ни одного ребёнка на вокзале не было. Узбеки знали, что детей везут, в очередь выстраивались к приходу эшелона, всех разбирали.

— Ничего себе, — удивился я.

— Да, я слышала об этом, — подтвердила Виктория Францевна.

— А потом как родственники искали своих детей? — спросила Маша.

— Так мы же учёт вели, — ответила Ирина Леонидовна. — Некоторых деток родственники находили, но мало. Не сразу догадались детей подписывать. Маленькие же не знали своей фамилии, кто-то даже имя сказать не мог. А если сопровождавший сотрудник детдома заболевал по дороге или погибал, то всё! Кто там разберёт по списку, кто есть кто?

— И как вы их подписывали? — спросил я.

— Химическим карандашом, — грустно улыбнулась Ирина Леонидовна.

— Как это всё страшно! — прошептала Галия, прижимая к себе Андрюху.

— Да, — согласно покачала головой соседка, задумавшись.

— Да, всем в эту войну досталось, — вздохнул Загит. — Об одном судьбу прошу, чтобы наши дети и внуки того же не пережили… Забыть бы все эти кошмары поживее, да жить дальше счастливо…

— Помнить надо, — возразил я ему, — чтобы ценили подвиг наших народов, чтобы знали его цену, чтобы опасались повторения. И об этом надо всё время напоминать! Это же тоже подвиг жителей Бухары! Война, голод, а они за чужими детьми ночь в очереди стоят. Уму непостижимо… Я статью об этом напишу.

— Всё правильно, Паш, об этом надо написать, такие вещи нельзя забывать. Это я как педагог говорю, — поддержала меня Ирина Леонидовна.

Повисло молчание за столом. Каждый думал о своём.

— А что, Жень, ты запомнила, как плов готовить? — решил я сменить тему.

— Я записала, — смущённо улыбнулась она.

— Завтра попробуем приготовить, — взглянул на неё Костян. — Да? Мне очень понравилось.

Женька растерянно пожала плечами.

— Женечка, если что-то не запомнила, приди, спроси, — улыбнулась ей Ирина Леонидовна. — Я рядом живу, соседняя дверь.

— Спасибо, — улыбнулась Женька.

Тут малыши решили, что посидели в тишине и хватит. Женщины перебрались в спальню, а мы остались.

— Во сколько завтра приходить? — спросил Костян.

— Даже не знаю. Я хотел завтра в деревню съездить, бабушек проведать и пса своего.

— О, заодно кота поищи, а то Галия уже исстрадалась, — подсказал Загит.

— Чего она исстрадалась? — напрягся я.

— Так зима скоро! А бедный котик на улице… замерзнет, — подмигнул мне Загит.

— Только кота ей и не хватает для полного счастья, — с сарказмом произнёс я. — Может, я тогда, и Тузика из деревни заберу? А то всё спросить стесняюсь, не помешает ли он здесь.

Загит с Брагиным прыснули со смеху. Что смешного?

— Я, правда, думал, что собака может помешать, — попытался объяснить я, — лаять начнёт, детей разбудит, или ещё что.

— Ей не помешает, — успокоил меня Загит, — вечно всех бездомных кошек и собак жалела и подкармливала.

— Может, я, тогда, завтра с утра в деревню рвану? — с надеждой посмотрел я на тестя. — А во второй половине дня займёмся сборкой стенки.

— Тебе сколько надо, столько и езди, — ответил Загит. — Я могу и один с утра начать.

— Давайте я тоже с утра приду, — предложил Костян. На том мы и порешили.

Первыми засобирались домой Шадрины. Мы все вышли их провожать. Ирина Леонидовна с малышом на руках тоже вышла в коридор. Они нашли общий язык с Викторией Францевной и очень тепло прощались друг с другом.

Галия с Андрюхой на руках светилась от радости и приглашала их приезжать почаще. Сразу за ними ушли и Брагины.

Ирина Леонидовна вручила мне Руслана и пошла готовить ванночку для купания.

— Дорогая, хочу завтра в деревню съездить, — начал я готовить почву для возвращения Тузика, до сих пор не очень веря, что жена согласится вернуть в дом пса, когда в доме два грудничка. — Надо бабушек навестить.

— О! Поищешь Мурчика заодно, — обрадовалась жена. — А то холодно стало, как зимой. А он на улице.

— Я бы и Тузика уже забрал, — закинул я удочку.

— Конечно, — моментально ответила Галия. — Да, и я в деревню гостинцы соберу, не забудь захватить с собой завтра.

Она пошла раздевать Андрюшку, а мы с дедом Загитом остались развлекать Русланчика.

Москва. Квартира Шадриных.

— Ну, и ничего Галия не загнанная, как ты меня пугала, — проговорила Маша, глядя на бабушку, как только они вернулись домой из гостей. — И выглядит хорошо, прямо похорошела.

— Да я сама удивилась… — призналась Виктория Францевна. — Думала, у неё круги под глазами от недосыпа будут с блюдца размером. А она хорошо выглядит. Но с ней Ирина Леонидовна целый день по будням, я специально её спросила, кто она, родственница? Она ответила, что она помощница, Павел нанял. Вот, так…

— Правда? А я подумала, что это бабушка Галии или Паши! — удивилась Маша.

— Детка, а ты уверена, что Павел из провинции и у него никого из родни нет на высоких должностях?

— Галия рассказывала, что они оба из одного провинциального городка, — растерянно взглянула Маша на бабушку. — У Паши отец преподаёт в Горном институте. Доцент.

— Нет, это не то. Ты видела, что у них в холодильнике? Как они питаются? Это министерский уровень.

— Ну, Паша же в Верховном Совете работает, — пожала плечами Маша.

— Детка, ну он же там не начальник. Это всё не то… А он квартиру эту выкупил, Галия сказала. Гараж купил недалеко от них. И это он ещё только перешёл на второй курс. Маловероятно, что тут нет чьей-то серьёзной помощи, понимаешь?

— Даже не знаю, что тебе ответить, — пожала растерянно плечами Маша. — Но что-такое может быть, верно. У него влиятельных знакомых много. Вон он как быстро две хорошие работы для студентов на лето нашел!

— Н-да, загадочный юноша, — задумчиво проговорила Виктория Францевна.

Москва. Дом Ивлевых.

Супруги Данченко возвращались поздно из театра и застали у подъезда Елену Яковлевну, охраняющую вещи, картины, складные мольберты…

— Вы переезжаете? — неприятно удивилась Ида. — Как же так?

— Ни в коем случае! Мы наоборот, возвращаемся, только приехали! — поспешила успокоить её художница. — Добрый вечер. Как в Москве холодно! — поёжилась она, стоя в лёгком плаще.

Вышел Михаил Андреевич за очередной партией вещей.

— Вот, бегаю, пока Леночка совсем не закоченела, — протянул он руку Якову. — Здравствуй, Идочка.

— Где вы пропадали столько? — спросил Яков, берясь за чемодан и сразу несколько картин.

— Пленэры, — ответил старый художник.

— Что ж на помощь-то никого не позвали? — пожурил их Яков.

— Да смотрю, что у всех знакомых свет уже не горит, — расстроенно ответил Михаил Андреевич. — Не будить же людей.

Они вышли за очередной партией вещей.

— Ой! — опомнилась Ида. — А у нас же новость какая! У Павла с Галиёй двойня родилась!

— Да ну! — переглянулся с женой удивлённый художник.

Немножко помолчали, осознавая новость.

— Миш, а ты когда последний раз младенцев рисовал? — с улыбкой спросила Елена Яковлевна.