– На пол брось, завтра постираю.

Обычно Сайген надолго не оставался. И подозревал, что как только уезжал, Шейд вырубал генератор.

– Где ты стираешь?

– В реке.

– Машинка же стиральная стоит, – не понимал такой упертости. – Закинул все и забыл. Ты сам себе жизнь усложняешь.

Шейд перевернулся, заскрипели доски под ним. Отвернулся к стене, наверное, потому как перед этим лежал на спине. Не хотел говорить. Хотел спать. Наверное, устал, если весь день ходил, дрова колол, за зайцами бегал.

– Помнишь, как я язвил у машины? – Сайген рискнул открыть рот. Простыня на кровати немедленно перестала шуршать. – Что от тебя останется только голова и часть?

– Помню, – ровно ответил Шейд. А ведь он тогда на самом деле испугался. Сейчас мог только посмеяться. Но не хотелось. Закрыл глаза, надеясь, что на этом исповедь закончена и они могут уснуть, но Сайгена потянуло на раскаяние.

– Я так никогда не думал. Считаю, ты должен знать об этом. Это была пустая досада и больше ничего.

– Понимаю, – голос Шейда стал уже натянутым. Красноречивый протест против словоизлияний, который Сайген проигнорировал. – Выместил ее на мне.

– Прости. Все хотел сказать тебе это.

– На тебя близость к природе так действует? Или отсутствие кофеина?

Сайген невесело рассмеялся в темноте и уселся вниз, на свое спальное место, отвоеванное у Шейда.

– Я не уеду завтра, – Шейд молчал, и Сайген продолжил, пока его по-быстрому не завернули с намерениями: – Схожу с тобой на речку. Покажешь мне, как силки ставить.

– Я не охочусь ради охоты. И тем более для твоего развлечения не стану этого делать.

– Но еда-то закончилась, – напомнил Сайген о контейнере с обглоданными косточками. – А тебе нужно питаться. Подарки с города ты не возьмешь, так что…

– Времени много свободного? – вновь раздражение прорезалось в хриплом голосе. Кровать скрипнула, Шейд вновь перевернулся. Теперь, наверное, к нему лицом. Сайген лег и положил голову на согнутые руки. Уставился в потолок широко открытыми глазами.

– Отец занялся Химерой, так что да. Полно. Рассказать тебе что-нибудь? О том, например, как Олив говорит с отцом шепотом? Она даже все кожаные шмотки сменила на сарафаны.

– Нет. Спи.

– Ладно. Покажу тогда тебе, как мясо тушить.

– Сайген… – Шейд произнес кличку уже с угрозой. Он явно не хотел продолжать разговор. – Ты сейчас отправишься спать в машину. Или я уйду.

Сайген замолчал. Но сон не шел, тогда как Шейд вскоре стал дышать тише и размеренней.

Все ерзал с места на место, тщетно пытаясь улечься удобней, но мысли мешались. Он таращился в окно, слушал сверчков и лягушек. Потом на стены, когда луна осветила их достаточно, чтобы разобрать деревянные панели. И в какой-то момент его невесомо коснулось припоминание, призрачное ощущение схожего занятия.

Давно; он столько времени смотрел на эти доски, что выучил наизусть все трещины и рисунок. По памяти начал прослеживать глазами линии, как в ту пору. И уснул.

К тому времени, как чернота неба немного разбавилась и Шейд открыл глаза, Сайген, с головой завернувшись в плед, сжался на полу в клубок. Скатился с матраца, подушку оставил там же. И точно у него будет все болеть, потому что спать на голых досках эрос не привык.

Шейд свесился с кровати, невольно улыбнулся, глядя на городского жителя. Потолкал его, спокойно достав рукой до спины.

– Утро.

Сайген замотался еще сильнее, заворчал. Шейд ухватил край пледа, потянул его на себя.

– Отстань, – глухой и сонный голос из-под покрывала был едва различим.

– Ладно, – Шейд спрыгнул на пол, потянулся. После чего зажег свечу и поставил ее на стол, еще раз глянул на Сайгена, который и не думал просыпаться. – Солнце скоро встанет, я на реку. Спи дальше.

Ему и не хотелось тащить за собой кого-то. Время рассвета принадлежало ему одному; река была его убежищем. В это время мерцающие ночные огоньки сливались с первыми лучами ласкового еще светила, холодный ветерок шевелил волосы и замечательно прочищал мозги. А Сайген, был уверен, станет без конца молоть языком, распугает всех птиц, заставит его думать, отвечать и в итоге испортит ежедневный ритуал.

Поэтому, стараясь не шуметь, достал из шкафа на этот раз полотенце. Сегодня он не мерз, хватит и такой подстилки. Поискал глазами свое копье для рыбы, обнаружил его у печи.

Фоном гудел генератор, отвлекая, и Шейд попытался вспомнить, сколько еще топлива осталось и когда этот агрегат заглохнет окончательно. Хотя Сайген сразу же пригонит грузовик с бочками. Решив по дороге заглянуть в канистры в пристройке, на цыпочках прошел мимо груды на полу.

Только вот Сайген как назло ему завозился, протер глаза. Шейд с досадой выдохнул и остановился, развернулся, слушая стоны: гость попробовал подняться на ноги, поняв, что его оставляют, но смог лишь сесть на задницу, потом оглядеться. Причину утренних мучений отыскал сразу: матрац лежал отдельно от него. Под выжидающим взглядом Шейда встал на колени, потом схватился за край кровати и поднял себя.

– Твою ж налево… Как вагоны разгружал… – нагнулся, растер ноющие, затекшие ноги. Поднял голову и криво усмехнулся. Шейд раздражался задержкой, поэтому выпрямил скрюченную спину. – Все, иду я. Иду.

Припадая на одну ногу, невыспавшийся и понимающий, что сам себя обрек на купание в реке спозаранку, поковылял к двери в одних спортивных штанах, не став одеваться. Повертать назад было стыдно.

– Видок у тебя тот еще, – заметил Шейд. Задул свечу, пока Сайген кривился и открывал дверь.

– Да темно еще на улице! – вырвалось у эроса, едва ступил на порог. Обернулся. – Сколько времени??

– Около четырех. Самое то, – Шейд подвинул Сайгена и вышел наружу. Прикрыл глаза, отыскивая ту звенящую тишину, что обычно сопровождала пробуждение и раннюю прогулку. Но сопение за спиной ее заглушало.

Мысленно пожелав Сайгену сесть в машину и исчезнуть, перехватил покрепче заостренный сук.

– Рыбу ловить? – воскликнул Сайген, разглядев копье, и вышел за ним. Босиком, наступил на сухие комья земли и, прежде чем открыть рот, глянул на такие же босые ноги Шейда. На улице быстро светлело, сизый полумрак не скрыл очертания ступни тени. Одной, второй.

Сайген запнулся. Медленно поднял глаза. И машинально дотронулся до своей шеи, до змея, обвивающего ее, хранящего часть Шейда.

– Я бы вернул, – сказал быстро под пристальным взглядом. Не мог разглядеть их цвет, зелень казалась беспросветной чернотой. – Если бы мог. Вернул бы.

– Ты начинаешь бесить, – негромко заметил Шейд. – Приезжаешь сюда только для того, чтобы я тебя исповедовал? Чтобы снял твою мнимую вину с твоих бедных плеч?

– И вовсе нет!

– Тогда закрой рот, – попросил Шейд и пошел впереди. Сайгену ничего не оставалось, как двинуться следом.

За кроссовками возвращаться не стал, исколол все ноги, пока пробирался по притоптанной траве, наступая на прячущиеся невидимые колючки, мимо кустарников к темнеющей полосе деревьев. Там петлял по голой уже земле, обходя большие камни и морщась, когда вгонял в пятки острый щебень. Держал перед глазами спину Шейда и удивлялся, как закалила того жизнь в горах: стал намного рельефнее и шире. Ни грамма жира, лишь твердые мышцы перекатывались под загорелой кожей. Еда без излишеств и физические нагрузки за три месяца сделали то, чего многие добиваются упорным трудом в спортзале, и иногда годами.

– Шейд…

– Молча, – напомнил Шейд, не оборачиваясь. Сайген прикрыл рот. И подумал о реакции тени, если заикнется о проживании тут же, в доме. Вместе.

Шейд наверняка на скорую руку построит себе отдельную землянку и съедет в тот же день, с него станется.

Над головой дрогнули ветки, метнулись тени. Сердце ушло в пятки, машинально Сайген пригнулся, задрав голову к верхушкам над собой, сквозь которые проглядывал уже розовый свет, окрасивший небо. Шейд фыркнул, заметив, а Сайген перевел дыхание, поняв, что всего лишь птицы прятались среди листвы: нежная трель разнеслась в вышине.