«Вот раздвигаю ложесна конверта…» Вот раздвигаю ложесна конверта — И белый мягкий хрусткий твой полуквадрат Ложится в руку, туго вынут. Пульсирует, покрыт венозной сетью Письма — И вот альтернатива паутине! (Всего прочней бумага, Носитель вечный, чрево, стратостат) — Батут над безднами: Хореография и вязь прыжка, Провалы, петли, горки шариковой ручки, Вдруг пропадая, Выныривают к жизни, Карабкаются в гуттаперчевую высь, К карнизам смысла, К вершинам сердца. Кровь, поя, летит. Продавлен вязью лист, И плоскость будней гипсовую, слепок С лица новорождённого, Гель Гелиоса заполняет всклень! Нажим: та сторона листа: Вот выпуклостей впуклость Вбирают пальцы, и два дня твои Опознаю как настоящее в минувшем. Всего теплей бумага! Девятимесячно вспревает целлюлоза Живым теплом в утробе, слизью, соком: Прожёванное древо, нежный трэш Второю жизнью всходит, новым смыслом, Езекиилевым восстаньем восстаёт — И не умрёт отныне. Бумага, ручка, рук рукопожатье: Лишён мой век тепла и кожи писем — Се, щупалец дуэль В несовпадающих, различнонаклонённых Срезах, В пространстве одиноком симулякра, Однополый рой слепой В провале гулкого презерватива: Всегда вперёд, о никогда навстречу! Сон: блоггер зависает и не чает: Он – пользователь, он – писюк бескровный (Нужда и польза: пользовать и нудить) — Он – зомби, он – иван, не помнящий Тактильного родства живой бумаги. Всё это душевное, слишком душевное, Почти, на грани, На полстопы – в плотском. Рекомендуют: «Батюшка должен быть духовен! Душевное – рассадник Тактильных бесовских инфекций!» Всё так. Но мир людей обезлюдел. Простые движения плоти развоплотились, Сочтены редкостью, ересью, извращеньем. Растворяется всё, что тварно (Остались в минувшем Сплошные времена похорон: Бога, смысла, Человека, потом и самой смерти, Проводили и девять дней, и сорок, и полгода). Сосуд треснул, вину не в чем держаться. Нажуй бумаги, попробуем Целлюлозой и слюной трещину заделать. Подними, обними! Дай руку, Утешай, утешай народ Божий, «Утешитель» – так Дух Святый назван, Пиши письмо, дыши на клеевой край конверта, Коснись руки, брате, побредём вместе. «Помнишь, в сороковой полдень…»
Помнишь, в сороковой полдень У песчаного домика по тебе литию мы пели? И вдруг притихли: это Отстранённо, уверенно Нечто о тебе и о нас кукушка заутверждала. Конечно, я далёк от мысли, Что это сам ты, лучащийся, лысый, Невидимый, Сухими лапками на деревянном кресте утвердившись, Нам подпевал! Нельзя верить в приметы. Но необходимо уметь читать знаки, Поскольку мы – не вне книги, Но в то же время – читатели, а не буквы. Это всё: кладбищенский полдень, Кадило, песок, венки, ветер, Пластмассовое время сороковин — Всего лишь миния на странице, А голос кукушки – смысл сноски. Да и прежде-то, Август, Посвящённые тебе тексты Так и были полны птиц! И сам ты Для всех своих близких Как бывал пернат и психагогичен! И даже – вот теперь. Теперь-то – и больше Всего: одинаковые обмылки, Траченные миром сим, во Христе плотнея, Проявляясь, мы обретаем свою разность, Медленно, так сказать, меняем Просопон на ипостась (прости: снова Пишу барочно, как образованец! — По-птичьи, как ты теперь, я ещё не научился). «Полёт и встреча; всё выше!» В том месте, где в свете нет тьмы, но нет и скуки, Лоно Авраамово, верю, полно трепета и крыльев, И жизнь поёт на всех щебетах мира. Послания на открытках 1 Вот – аспидный Питер, серебряная Нева. Вот – статуи, стынущие мосты. С глянцевой лицевой – крылья златые льва, С шершавой изнанки – ты. Шариковой ручки привет! Скромен, как март, Сухощав, как бодлеровский поэт, Священник или солдат; Голосом, как пробежка на Невы Льду серобездонном, Тонко глухим, как трещина в Фарфоре коллекционном, Екклезиаст Мелочей, смут, суеты, Предметов, по Кузмину, вполупоказ — Кунсткамерный ты. 2 Зима, норвежки, пустыня льда, Скольжение по льду С другом, что никогда Не удержим на ходу. Голос по касательной, почти не о том; Звукожест, скуп, тих, О том, что аутизм – смерть подо льдом Надвое распадающихся двоих. Антисюжет, разлом, неуверенная рука — Не о том, не то; Ледяная стружка из-под конька Завернулась вокруг ничто. Да, если зерно не умрёт — Не принесёт плода. Конькобежец не вынырнет, если не нырнёт, Асфиксии не скажет «да». Только утонувшего хватятся среди этой зимы И подымут со дна, И это будет смерть аутизма, крушение льда, тьмы, Пасха. Весна. |
