Мозг фиксировал и запоминал слова барменши, почти не задумываясь над смыслом. Я знала, что вспомню их позже, когда буду проводить первичный осмотр, и это позволит мне лучше понять и продумать дальнейшие действия. Но сейчас… сейчас я просто не могла заставить себя собраться и начать мыслить связно. В голове в такт бешеному биению сердца без конца крутилось лишь одно.

«Нет. Немыслимо, невозможно. Этого не должно было случиться, нет, нет».

К горлу подкатил горький комок, не давая вдохнуть.

«Это все из-за меня. Это моя вина».

Глубоко внутри я захлебывалась слезами от отчаяния и паники – трусливая мелочь, сопливая детка, трясущаяся в ужасе при одной только мысли о том, с чем придется столкнуться. Под руководством Саула браться за любые, даже самые сложные случаи, собирать пациентов по частям и вовремя отступать, признавая поражение, когда спасение уже невозможно, – это одно. А прикасаться скальпелем к манну и фемме, которые помогли мне найти свое призвание, обучили всему и фактически заменили погибших родителей – совсем, совсем другое.

Мне казалось, я не смогу. Испугаюсь. Не справлюсь. Сделаю что-нибудь и…

Я до боли впилась ногтями в ладони. Сомнения и колебания были непозволительной роскошью. Трусливая мелочь должна остаться здесь, в узких белых коридорах. Порог медицинского блока переступит только Шей Диаз, медик широкого профиля, бесстрастный профессионал – пусть и без официальной литианской лицензии, – поднявший на ноги не один десяток пациентов семнадцатого района Абисс-сити.

Саул всегда хотел видеть меня такой. Поэтому ради него… я справлюсь.

Пришлось повторить это не один десяток раз, но когда дверь медицинского блока распахнулась, пропуская нас внутрь, самоконтроль едва не дал сбой. Я до последнего упрямо надеялась, что Ракель перепутала медиков с какой-то другой парой шейдеров, но моему отчаянному желанию не суждено было сбыться. Это были они: Саул и Хельми Михель – непривычно бледные, неподвижные, изломанные. И кровь… всюду, всюду. Побуревшие пятна на белых бинтах, чернота в уголках ртов, лиловые подтеки, проступающие сквозь кожу…

Я стиснула зубы, сдерживая рвущийся из горла крик. Безумно захотелось закрыть глаза, прогоняя жуткую картину, словно ночной кошмар, – лишь бы не думать, не видеть. Но… хватило одного удара сердца, и я взяла себя в руки.

«Соберись, Сола. Это просто пациенты – такие же, как и все другие, прошедшие через твои руки за долгие годы работы в клинике. А остальное сейчас не важно».

Легче не стало, но паника немного отступила.

Вдох, выдох.

Я обернулась и заметила, что Кессель и Ракель смотрят на меня.

Что ж…

Я бегло осмотрела медицинский отсек. Стандартная комната на пять коек, две из которых сейчас были заняты, операционный блок, закрытый складной ширмой, смотровая с полукруглым сенсорным столом для дежурного медика, длинный ряд встроенных шкафов и полок. По сравнению с кабинетом Кесселя выглядело пустовато, но, возможно, основное оборудование скрывалось за раздвижными панелями.

Разберемся.

Вернувшись взглядом к Михелям, я заметила, что обе панели мониторов у коек выключены. За время, пока Ракель бегала до Кесселя и обратно, система уже могла бы закончить сканирование и выдать примерные результаты обследования, но отчего-то фемма не сделала этого. Возмущаться, впрочем, было некогда.

Я мотнула головой в сторону пациентов.

– Нужно осмотреть их. Снимите верхнюю одежду и все, что можно удалить, не задевая раны. Цепочки, браслеты, кольца тоже снять.

У Саула на груди должен был быть его старый военный жетон. А Хель всегда надевала целый ворох браслетов, пряча ид-чип, который, как ей казалось, слишком некрасиво проступал под кожей. И оба носили парные кольца из какого-то переливающегося металла, добытого далеко за пределами Литианского сектора…

– Сделаю, – коротко откликнулся Кессель.

Отыскав взглядом санитарный уголок, я быстрым шагом направилась к нужным полкам. Надела медицинский халат и перчатки, достала нераспечатанный санитайзер. Ракель тенью следовала за мной.

– Я обработала, что смогла, вколола обезболивающее и слабый раствор стима для поддержания организма, – проговорила она, протирая сочленения экзоперчатки. – Думала, начнется регенерация, но…

Да, похоже, с цивилизованными пациентами местной барменше-медичке сталкиваться не доводилось. Неудивительно…

– Она и не должна. – Я щедро выдавила на руки санитайзер. – Блокиратор подавляет способности шейда, а Саул и Хель делали инъекцию не больше недели назад.

– Ясно, – кивнула Ракель. – В «Логове» иногда приходится подлатать кого-нибудь, и для этого моих навыков хватает. Я могу вправить вывих, зашить дыру или вытащить пулю. Шейдеры обычно регенерируют сами, поэтому с ними просто. А здесь… – Она вновь поджала губы и оглянулась на бессознательных Михелей. – Я не медик. От меня пользы не будет.

«От меня пользы не будет…»

Воспоминания ударили под дых. Ситуация до боли напоминала ту, другую – только тогда молодой нор-р свалился посреди улицы от передозировки, а рядом оказалась я, никогда в жизни не бравшая в руки ничего серьезнее заживляющего пластыря и тем более не ассистировавшая при экстренной реанимации. И Саул…

Саул заглянул мне прямо в глаза и, будто бы разглядев там что-то, поманил пальцем. И сказал…

Я посмотрела на Ракель.

– Я научу.

Как когда-то научил меня он.

Когда мы вернулись к столам с пациентами, Кессель уже успел снять с Саула прожженную выстрелами куртку и рубашку, а остатки футболки распорол по шву острым когтем, частично трансформировав руку. Манн возился с Хель, стараясь как можно меньше прикасаться к медичке, чтобы не потревожить крайне неприятную рану на боку. Ракель закрыла ее плотным бинтом, но кровь уже пропитала повязку и не собиралась останавливаться.

Плохо, очень плохо!..

На первый взгляд было похоже, что Михели стали жертвами разбойного нападения. Синяки, гематомы, ожоги от прожигающих плоть энергетических зарядов – классическая картина, разве что слишком много следов дорогого профессионального оружия для рядовой уличной банды. И ничего не было украдено. Кольца, снятые Кесселем, лежали на столике между койками. Браслеты Хель – ровно двадцать один по числу лет, прожитых с Саулом. И вообще, кто в своем уме додумался бы напасть на медиков, неприкосновенных в трущобных районах Абисс-сити?

Но отчего же тогда?..

Я встала напротив Саула. Медик, неподвижно лежащий на койке, казался мертвым, но я не позволила себе удариться в панику. Мерно загудел подключенный к питанию сканер. Я нацепила на палец Саула датчики, и по монитору немедленно пробежала рваная линия пульса. Сердце шейдера еще билось, а значит, не все потеряно.

– Ракель… – Фемма вскинулась, готовая следовать моим указаниям. – Займешься Хель. Нужно осмотреть ее. Повторяй все, что делаю я. Включи монитор, закрепи датчики. Я покажу, как пользоваться сканером.

– Поняла.

Фемма держалась молодцом – действовала решительно и безошибочно повторяла каждое мое движение. Новенькие манипуляторы послушно развернулись полукольцом над бессознательными медиками. Лучи сканера сошлись на затылке Саула, скользнули ниже. На мониторе белым контуром высветилась фигура манна.

– Проговаривайте все, что видите, – коротко попросила я, не отрывая взгляда от экрана. – Я не смогу следить за обоими одновременно.

– Сотрясение мозга, – начала Ракель. – Рассеченная скула. Губы разбиты, язык прострелен навылет. Синяки на шее, похожие на след от удушья…

Кажется, с просьбой я немного перестаралась.

– Сосредоточься только на критических повреждениях, остальное пока не важно.

Ракель замолчала, напряженно вглядываясь в монитор.

Молчание сейчас – это хорошо.

Даже на первый взгляд было очевидно, что Саул пострадал ничуть не меньше Хель. Сотрясением и гематомами дело не ограничилось – у шейдера была переломана половина ребер, а обугленных следов от выстрелов в упор из энергетического пистолета оказалось гораздо больше. И не просто выстрелов… Обе ладони Саула, заботливо обернутые бинтом с заживляющей пропиткой, были искалечены почти до неузнаваемости. Я вспомнила ловкие пальцы медика, с одинаковой легкостью управлявшиеся со скальпелем и наноманипулятором для внутреннего хирургического вмешательства, и с трудом сглотнула подступивший к горлу горький ком. Восстановление после ожогов всегда протекает тяжело, и неизвестно, вернется ли рукам прежняя подвижность.