– У всех есть проблемы, Чжан Энлэй. – Я смотрела в его глаза прямо, практически жёстко, хоть и понимала, что что-то от его взгляда внутри скручивалось. – Просто некоторые, как я, не знают, как их решить. Спасибо, что подвёз.

Я, чуть оперев руку о колено Энлэя, перекинула ногу через мотоцикл, вставая на асфальт. Чувство земли под ступнями сбавило напряжение, но не настолько, чтобы я пошла в дом, не смотря через плечо. Он попрощался первым – я неловко помахала ему ладошкой, выдыхая. Я была действительно благодарна ему. А сейчас самое время пойти в дом.

Дверь отворилась без скрипа. После того как я скрылась в прихожей, Энлэй завёл двигатель и уехал в своём направлении, а я принялась снимать ботинки и стягивать куртку. Что уж поделать, раз явно моё отсутствие заметили, прятаться не стоит – вдвойне попадёт.

Мама вышла из кухни и скрестила руки на груди, смотря на меня хмуро, исподлобья. По закону жанра, если бы я была пьяной, я бы икнула, а потом завалилась бы к курткам, но я не находилась в состоянии алкогольного опьянения: ни капли в рот не взяла, вот вообще. Но казалось, мама знала больше, чем я могла себе представить.

– Хэджин, у тебя совесть есть? – Она была, но я её успешно задавливала. Была бы совесть, я бы ложилась спать в девять вечера, делала все домашние задания наперёд и пила чай с малиной. А ещё бы никогда не спорила с родителями, но, к сожалению, только так я и могла с ними общаться. – Почему ты меня не слушаешь в последнее время? Мои слова для тебя пустой звук?

– Мам, я…

– Хэджин, я всё понимаю, вот действительно всё, но ты же ещё ребёнок для всего этого. Послушай хоть раз меня, оставь свой выпендрёж.

– Мам, это не выпендрёж. – Я раздражалась всё больше и больше. Мне, как и многим людям, не особо приятно, когда на них выливают всю грязь, но в том и дело, что это была не грязь, а чистая правда, которую мама предпочитала говорить мне прямо в лицо. – Я уже взрослая, а значит…

Мама втянула ноздрями воздух – плохой знак, очень плохой знак. Она подошла ко мне, критически осмотрела спутанные от шлема, ветра и пальцев Вэйлонга волосы, увидела на мне футболку, в которой спокойно бы поместились две меня, куртку, в карманах которой явно не было ни мобильника, ни бумажника. Как только она открыла рот, я сжалась до размеров молекулы. Представляла, что она скажет. Но не думала, что её слова будут настолько жестокими.

– Я растила из тебя хорошую и послушную дочь, а ты уходишь вечером, возвращаешься ночью, приходишь в вещах каких-то парней и пахнешь рвотой. Что я о тебе должна подумать, Хэджин? Что наши соседи о тебе подумают?

Я раскрыла рот, чтобы начать защищаться, но мама резко дала мне пощёчину. Голова закружилась, как в той комнате с Вэйлонгом, я повалилась на колени, а в глазах замигали звёздочки. Больно.

– Я не растила шлюху, Хван Хэджин. А теперь пошла наверх, умылась и легла спать.

Я плакала в подушку. Долго и навзрыд. А что рыдать, сама в этом виновата. Но я винила маму. Все подростки так делают: винят в своих промахах и неудачах кого угодно, только не себя. Забылась я только спустя час, когда уже занимался рассвет, и приснился мне сон, что не привиделся бы в обычной ситуации. Мне не снятся парни, но именно Энлэй пришёл в дрёме, обнял, утешил, а потом произнёс, подарив самую что ни на есть настоящую надежду:

– У меня для тебя есть крылья. Я подарю тебе спасение.

И этот парень вскорости стал моим спасением.

[01 марта 2017]

У Элизабет Кюблер-Росс есть модель принятия неприятных событий, и она включает в себя пять стадий: отрицание, злость, торг, депрессию и принятие. Кажется, я до сих пор находилась на предпоследней стадии и не могла принять ситуацию целиком. Принять, что после двух лет отношений мы расстались. Расстались с болью, с вырванным на опыты сердцем, со слезами и моими попытками забыть его. Как много было разбито бутылок с алкоголем, как много было выкинуто пустых упаковок от сигарет. Я не курила ни разу за то время, что мы встречались. Я начала курить потом: заполняла ядом организм, чтобы не чувствовать боли, не чувствовать ничего.

В принципе, моё поведение не удивительно. Слишком сильно я прикипела к человеку, стала от него зависеть, послала к чертям всех, кто говорил, что мы не сможем быть вместе. Люди порой постоянно напоминали мне, что он старше, что он студент-врач, одновременно учащийся и работающий, что он иностранец, да плевать я хотела на то, что у него «на меня» денег нет. Присутствие рядом – вот, что действительно важно в отношениях. По крайней мере, я любила Чжана Энлэя именно за это, он всегда был рядом, поддерживал меня в моих начинаниях и утешил, когда Ким Бокхё разбился в аварии буквально на моих глазах. Да, я видела смерть друга. И да, это тоже на меня очень сильно повлияло.

Хотелось вырвать все свои волосы, добраться до мозга, вынуть его и хорошенько встряхнуть. Так нельзя, вообще нельзя было влюбиться, принимать ухаживания, делать всё так, чтобы мы находились в одном месте в одно время. Я была ему не обузой, ни в коем случае. Но порой чувствовала, что навязывалась.

Так нельзя было делать.

Но так хотелось.

В начале марта каждый год все корейские школьники и студенты окунались с головой в учёбу. Я не исключение. Беда была только в том, что из раза в раз, как наступал март, а я, как и многие другие, не могла сосредоточиться на учёбе. Абсолютно не понимала половины предметов и уже который год сидела в классе «С». Зато не одна, а с подругой, которая так же, как и я, вроде старается, но получает всё равно низкие баллы.

На следующий день после той злополучной вечеринки меня разбудила мама. Она вела себя как обычно: пришла, разбудила, сказала, что оставила завтрак на столе, и уехала на работу. Папа уехал ещё до неё. В доме я была одна. Позавтракав, пошла умываться, на ходу вставляя в уши наушники и включая самые энергичные и быстрые треки, чтобы проснуться и быть свежей до конца сложного дня.

За произошедшее вчера мне отчасти было стыдно. Поняла, что если бы не мой длинный язык, я бы не получила пощёчину. Место удара до сих пор жгло. Коснулась рукой щеки. Боль. Ненастоящая. Остаточная. Она ещё долго будет преследовать меня, невидимо напоминая о себе во снах и слегка-слегка показываясь в реальности.

Пора собираться на учёбу.

Толпа, состоящая из мне подобных подростков, шла к воротам школы. Мне повезло: я не ездила на автобусе или велосипеде по утрам, хоть мой дом находился в получасе ходьбы от образовательного учреждения. Многие ученики проезжали мимо, знакомые махали рукой, держа в зубах с завтрака недоеденный бутерброд. Они такие смешные, на самом деле. Что им мешало поесть дома?

Хвиён была сонной и немного лохматой. Она сидела одна за партой, положив сумку под голову, и тихонько посапывала, лишь бы никому не мешать. Я опустилась на стул рядом с ней, вынимая из рюкзака учебник по корейской литературе, а потом зевнула. Вечер и ночка были явно и у меня, и у Хвиён не из лучших. Конечно же, терзало любопытство, что было между ней и Тэёном, но такт надо знать.

– Я ненавижу четверги, – прохрипела девушка рядом со мной. – И ненавижу корейскую литературу. Ненавижу!

Хвиён зевнула, потягиваясь. Рукава формы немного смялись, погнулись, но девушку это мало волновало. В то время как я даже пальцами разглаживала светлую плиссированную юбку, моя подруга очень уж неаккуратно закатывала рукава, побуждая моего внутреннего перфекциониста кричать от ужаса.

– Четверги— это всего лишь одни из дней недели, которая в конце принесёт нам выходные, – ответила я. – А корейская литература… ладно, я тоже не понимаю, зачем она нам сейчас, но, возможно, для общего развития?..

Хвиён поправила серёжки, а потом сладко потянулась. Я смотрела на девушку с улыбкой – она меня умиляла, ей единственной я могла довериться. Хотелось высказаться по поводу вчерашнего, ведь она явно не знала о моих приключениях ночью, и меня действительно распирало от всего, что произошло: хотелось рассказать про Вэйлонга, про Энлэя, про поцелуи первого и заботу второго, умолчав лишь об одном: о том, как мы поругались с мамой. Как бы я ни была на неё обижена за несправедливое обзывание и пощёчину, выносить сор за пределы нашего дома не хотелось. А хотелось по-девичьи посплетничать про мальчиков.