– Сначала мне нужно было понять, что они не на пустом месте.
– А не сделай я вчера предложение, когда бы ты поделилась ими со мной?
Она отвела глаза.
– Не знаю.
– Ты знала, что собираешься поставить точку, разбить мне сердце, и все же ездила на такие уик-энды?
– Я не знала, что и когда сказать. Когда лучше всего разбивать чужое сердце?
Он потрясенно мотнул головой и дал ответ, который отражал самую суть Джона-управленца, и, как она со страхом понимала, был бесконечно мудрым:
– Как можно скорее.
Глава 7
За что платишь, то и получаешь, и в отеле, за который платил Джонатан, внезапный отъезд только что (не)обручившейся пары был воспринят сдержанно, без явного интереса – Харриет не сомневалась, что персонал узнал их, учитывая объем приготовлений, сделанных Джоном.
Возможно, отъезд объяснялся внезапным романтическим порывом, скажем, бегством в Гретна-Грин, но это плохо вязалось с нервозностью пары при выписке – они скорее напоминали грабителей банка, ожидавших, пока кассир выгребет наличность из кассы.
«Что, черт возьми, происходит?» – недоумевали бы служащие, когда «Мерседес» Джона рванул с места, расшвыривая во все стороны гравий.
Харриет и Джон шли с чемоданами мимо обеденного зала, и тут Джон сказал:
– Раз уж все включено, мы могли бы заскочить на секунду…
– Ты серьезно предлагаешь позавтракать? – прошипела Харриет. – Уже семь!
Все время, пока он находился в душе, ей казалось, что он издевается. Его обещание выехать «очень рано», представленное графически в виде диаграммы Венна, сейчас в значительной степени накладывалось на круг, обозначавший «час, когда шестьдесят с лишним процентов населения продирают глаза, пьют кофе без кофеина и читают «Телеграф».
При мысли о том, что в любой момент из-за угла появится Джаклин, окутанная запахами груши, фрезии и облаком злорадства, Харриет становилось тошно.
– Я должен что-нибудь перехватить, иначе спровоцирую мигрень, – прошипел Джонатан. – Заверну круассан в салфетку.
Харриет подавила ярость.
– Как хочешь.
Под «мигренью» понималась «несильная головная боль», которая являлась неизменным ответом на любой раздражавший его внешний фактор. То, как он носился со своим здоровьем, всегда вызывало у нее легкое содрогание. Однажды в «Вулзли» он объяснял официанту:
– Спасибо, апельсинового фреша не нужно, а то у меня через час разыграется гастрит. Срабатывает разом, как римская свеча. Должно быть, из-за кислотности.
Харриет не хотела идти к шведскому столу вместе с Джоном, но стоять одной, рискуя нарваться на сородичей, ей тоже не улыбалось, поэтому она двинулась следом.
В дверях обеденного зала их ждал сюрприз: за столом в полном одиночестве сидел Барти и с сосредоточенным видом поглощал полный английский завтрак. На тарелке лежала гора еды, в том числе три толстенных колбаски, тосты и фруктовый салат.
– Ты как здесь? – выпалил Джон, и Харриет впервые за время знакомства с отпрыском была вынуждена признать, что его ответное «А вы как здесь?» было оправдано.
Даже находясь в малоприятном состоянии шока, она на долю секунды восхитилась дерзостью Барти. Обвинения по трем пунктам статьи «Сговор с целью мошенничества» с формулировкой «Выдавал себя за шейха Аравии» ему точно не избежать в будущем.
В суматохе минувшего вечера и в агонии наступившего утра ни Джон, ни Харриет не учли вероятности столкновения с сородичами и расспросов о том, куда и зачем направляются.
– Я проснулся и понял, что хочу есть, – лениво пояснил мальчик, поглядывая на булочки с шоколадом на шведском столе.
Последовала короткая напряженная пауза.
– Так и мы проголодались и побежали на завтрак!
Джон наклонился и потрепал отпрыска по волосам, а тот мотнул головой и со скептическим видом поинтересовался:
– С багажом?
– Э-э-э… а это так, для порядка.
И они уставились друг на друга, как в мексиканской разборке, только вместо стволов у них была откровенная ложь.
– Мне одиннадцать, я не идиот, – лаконично заметил Барти, и Харриет запоздало поняла, что отпрыск, пристававший с вопросами к родителям по любому поводу, на самом деле был тем еще фруктом.
– Даете деру от моих родителей и бабушки с дедушкой? – добавил он, эффектным жестом срывая маску и открывая свое истинное лицо, – Проницательного Барти. Барти Пуаро.
Харриет, которой не терпелось отправиться в дорогу, сказала:
– Да, мы делаем ноги.
– Почему?
– Мы с Джоном расстались, потому что я не хочу выходить замуж.
– Ты говорила, что не любишь свадьбы, – небрежно констатировал Барти и вернулся к поеданию хашбраунов. Наконец кто-то из Барраклафов ее услышал!
– Именно так. Тогда пока, – сказала Харриет.
У Джона был такой вид, точно его вот-вот хватит удар. Она подтолкнула его локтем, указав на круассаны.
Как только дверь машины захлопнулась, Джон повернулся к ней:
– Тебе не приходило в голову, что я вправе поставить родителей в известность прежде этого малолетнего олуха?
Вероятно, он был действительно на взводе, если так припечатал собственного племянника.
– Согласна, только нас поймали с поличным.
– Мы могли бы отбрехаться!
– Каким образом? Я не знаю ни одной правдоподобной причины, в силу которой мы спозаранку даем деру, а ты?
– А ты не дала мне шанса, с ходу заявив: «А я его послала, пинком под зад послала, добавлю, если мало, ла-ла-ла…»
Харриет ничего не сказала. Она позабыла, что попытки Джона изъясняться языком «улицы» оставляют еще более тягостное впечатление, чем откровения с официантами насчет дисфункции кишечника.
– Извини. Я предупреждала, что не следует соваться в обеденный зал.
– Десять минут, и они начнут обрывать мне телефон! Требовать объяснений! И что, как ты думаешь, я скажу? Оказывается, Харриет меня не любит, брак со мной ей СТРАШНЕЕ СМЕРТИ!
– Хочешь, я с ними поговорю?
– НЕТ, МАТЬ ТВОЮ, НЕ ХОЧУ! ЭТО БУДЕТ ВООБЩЕ ЗВЕЗДЕЦ!
Он был пунцовый, на грани истерики, и Харриет понимала, что у нее есть только один вариант – сохранять спокойствие. Сесть за руль она не могла – не была вписана в страховку. Любой ценой нужно было заставить Джона сдержать обещание, иначе придется ждать такси, таясь в придорожной канаве.
Наконец, Джон, тяжело дыша, с надутым видом повернул ключ в зажигании и рванул с места, точно стартовал на «Гран-при». Харриет мысленно выдохнула.
Машина мчалась по проселочным дорогам, поросшим лесным купырем, и Харриет думала, жалеет ли он сейчас, что согласился на это (отчасти) успешное бегство. Ведь в гостинице остались сородичи – Проницательного Барти, любителя сосисок, можно не брать в расчет, – которые ужаснутся такому обхождению с ним, ее немыслимому высокомерию и глупости. Джон всегда хотел защитить ее и подать в выгодном свете перед родными, а теперь ее время истекло, как страховое покрытие? Она прекратила платить взносы, и полис стал недействительным.
Они возвращались в Лидс в тягостном молчании. Сначала Харриет казалось, что она должна что-то сказать, но потом решила, что самое правильное – смириться с его нежеланием поддерживать разговор.
– Ты можешь оставаться сколько нужно, пока не найдешь жилье, – наконец произнес он с уязвленной гордостью, когда машина, миновав автоматические ворота, подъехала к дому. Казалось, Джон снова стал собой. – Если ты твердо намерена это сделать.
– Спасибо, – сказала она, никак не реагируя на последнюю фразу.
Выходя из машины, Харриет заметила в кармане на водительской двери несъеденный помятый круассан.
В холле Джон проверил телефон, нахмурился и, ничего не говоря, отправился в сад перезванивать.
Глава 8
В атмосферном полумраке пустого ресторана в Хедингли подруга Харриет Лорна сорвалась со стула, отодвинув его с резким скрипом, и театральным жестом сложила руки на груди.
