— А что теперь будет с ним? — Я указала в сторону тихонько посапывающего Тима.
— Да, чуть не забыла про мальчишку! — В руках Чумы неизвестно откуда вдруг появились две горящих свечи, одна черного, другая — белого цвета. Тетушка деловито задула первую свечу, а второй, ярко вспыхнувшей — махнула в сторону мальчика.
— Будет жить! — торжественно объявила она. На этом ее интерес к Тиму оказался исчерпан.
Не желая показаться негостеприимной, я достала сумку с припасами и предложила тетушке ломоть мясного пирога. Чума с благодарностью приняла угощение и, с наслаждением впиваясь зубами в аппетитно благоухающий кусок, устало вздохнула:
— Наработалась я сегодня!
Уловив скрытый смысл этой фразы, я досадливо поморщилась:
— И сколько невинных людей ты сегодня погубила, тетушка?
Чума отвлеклась от пирога и с недоумением воззрилась на меня:
— О чем ты говоришь, Морра? Я никогда не забираю невинные души.
— А как же он? — Я показала на спящего Тима. — В чем провинился он, если ты хотела забрать его?
— Вот так всегда! — Губы Чумы изогнулись в плаксивой гримасе. — Стараешься, трудишься на благо всем, и никакой тебе благодарности! Даже родная племянница — и та осуждает! — Чума дернула плечом и обиженно повернулась ко мне спиной.
— Ну-ну, тетушка! — Я добавила виноватых интонаций в голос. — Тогда мне просто не хватает мудрости, чтобы понять смысл твоих поступков.
— А тут и понимать нечего! — Чума, как ни в чем не бывало, вновь принялась за пирог. — Мы свою работу делаем, а думать, что да как — не наша забота.
— А чья? — изумилась я.
— Э, деточка… — Чума отхлебнула вина из поданной фляжки и одобрительно прищелкнула языком. — На все воля Пресветлых богов! Они то и решают — кому когда родиться надобно, кому когда умереть пристало. А уж потом матушка Смерть все взвесит и оценит — кому от болезни — за грехи его, кому с почетом на поле брани — за подвиги…
— Тетушка, — взволнованно перебила я, — я так понимаю, что и ты, и бабушка всего лишь исполнители воли богов?
— Правильно понимаешь! — расцвета в улыбке опьяневшая Чума. — Ты у нас умной девочкой уродилась! Ты, племянница, на бабушку не серчай, она у нас добрая — так и норовит всем участь облегчить — побыстрее да побезболезненнее жизнь унести. А боги — они злые да жестокие! Очень уж они не любят, когда кто-то против их воли идет…
— Значит, Тим?.. — Столь дикая мысль просто не укладывалась у меня в голове.
— Ну да. — Чума испуганно оглянулась, словно кто-то мог услышать нас в ночном лесу, и, приблизив губы к моему уху, зашептала: — Боги сами велели — мол, мальчишку за всю деревню, а благодарные селяне им за это потом целую жизнь молитвы возносить будут! Торговцы также сделки совершают, только там — счет на баранов идет!
— Ах, они, кровопийцы! — возмутилась я. — Да за что же их тогда Пресветлыми называют?
— Тс-с-с-сс… — Костлявая рука Чумы зажала мне рот. — Осторожнее, девочка! Гнев богов ужасен! Они и тебе отомстить могут, тем более и родилась ты против их воли…
— Как же так?
— А вот так! — Чума довольно хмыкнула. — Наш-то род давно хочет с богами поквитаться. Уж больно жадными они стали. Живут за счет человеческих душ — и все время сильнее и сильнее от этого становятся. Жиреют. А сами-то, как ты, — тут тощий палец Чумы указал на мою маску, — вот так же лицо закрывают, и никто никогда без масок их не видел!
«Да уж, — тут же подумала я, — скрывают — значит, есть, что скрывать!»
— Ох, чую я, девочка, — между тем продолжала изливать душу Чума, — придется еще тебе столкнуться с Пресветлыми богами на узенькой дорожке! — «Пресветлыми» она произнесла — словно выплюнула. То ли от избытка вина, то ли от избытка родственных чувств тетка привлекла мою голову к себе на плечо и принялась любовно поглаживать спутанные рыжие волосы. Я не сопротивлялась. Наоборот, удивительное тепло наполнило мою душу. И пахло теперь от Чумы совсем не противно, а как-то по-женски, даже по-девичьи — нежными лесными фиалками.
В таком приятном расслаблении мы провели несколько минут, но потом Чума взяла себя в руки и шумно высморкалась в оборку нарядного белоснежного савана. И хотя она тщательно скрывала от меня свое лицо, я была готова дать на отсечение правую руку, что видела: в ужасных глазницах Чумы сверкнули капли чистых материнских слез.
— Прости, девочка, отвлеклась. А ведь я к тебе по делу! — Чума вновь говорила властно и холодно. — Матушка Смерть твоей помощи просит, а мне велела пособить тебе всем, чем только смогу!
Определенно, слишком многие за последнюю пару дней ощутили потребность в моей помощи!
— Неладное творится в твоей семье, ой, неладное! — рассказывала Чума. — После исчезновения Альзиры король долго горевал, но потом одумался, объявил принца Ульриха наследником престола и серьезно взялся воспитывать будущего властелина. Принц радовал всем — и умом, и душевными качествами, и настоящим талантом к воинскому искусству (тут мой рот сам собой расплылся от уха до уха). Вот только лицом юный принц пошел в короля-папеньку, и поэтому с младых лет тоже вынужден был носить черную маску. О тебе в то время король Мор и слыхом не слыхивал. Когда принцу исполнилось два годика, король рассудил, что негоже двум мужчинам жить без женского присмотра, и женился вторично. Жену на этот раз он выбрал подстать себе — могущественную черную фею. Молодая жена вскоре тоже порадовала короля детьми, как и первая супруга, подарив ему близнецов, брата и сестру. Великие силы предопределили рождение этих детей, сами Пресветлые боги нарекли им имена — Страх и Ужас. Король Мор был недоволен, но подлые боги, преследуя одним им ведомые цели, сумели усыпить его бдительность, предрекая детям славное будущее. Вскоре после рождения детей умерла королева-фея, и король, рассудив, что, видно, не суждено ему стать счастливым в личной жизни, остался один, с тремя детишками на руках. Вот только брат с сестрой, достигнув тринадцати лет, решили самостоятельно править государством. Заточили наследника престола, вместе с его воспитателем-эльфом, в подземелье, а батюшку-короля (я громко ахнула) то ли околдовали, то ли тоже куда-то спрятали. И такие злодейства они творить начали, что сама Смерть ужаснулась и решила призвать неразумных внуков к ответу. Только не послушались они бабушку: им-де сами Пресветлые боги покровительствуют. Вот и велела матушка Смерть тебе кланяться, — Чума и в самом деле склонила передо мной голову, — и помощи твоей просить — вызволить брата твоего единокровного из заточения, и отца своего спасти, если это еще возможно.
Рассказ Чумы поразил меня намного больше, чем даже слова Лионеля. Оказывается, не напрасно мучило меня предчувствие страшной беды, грозящей отцу и брату. Безусловно, мне просто необходимо прибыть в столицу королевства как можно скорее.
— А ты, тетушка, чем помочь мне можешь?
— А вот этим, — произнесла Чума, извлекая из рукава савана огарок белой свечи. — Этой свечкой много кого от самого порога царства мертвых вернуть можно. Бери, авось пригодится. И еще… — При этих словах Чума ловко выдернула у меня из-за пояса кинжал маркиза де Ризо, положила на колено кисть правой руки и одним ударом (я и помешать ей не успела), отсекла себе указательный палец. Палец мгновенно высох, превратившись в неприглядную белую косточку. Вырвав прядь двуцветных волос, Чума свила тонкий шнурок, которым и привесила мне на шею свой отрубленный палец. — Это, милая племянница, даст тебе власть над всеми черными колдунами, колдуньями и некромантами, которые только встретятся на пути.
— Тетушка, тетушка, — выйдя из ступора, закричала я, — ты только подожди чуть-чуть! Там в сумке у меня бинты и мази…
Чума засмеялась и нежно ущипнула меня за щеку:
— Ай, спасибо за заботу, племянница! Только чего же сделается мертвой плоти-то? А палец сам отрастет новый — через пару дней!
Я взволнованно смотрела на Чуму. Как-то не укладывались в моей голове воедино эти нежные заботы страшной твари и рассказы о злодеяниях Пресветлых богов. Осененная внезапной догадкой, я вытащила из кармана Зеркало истинного облика, подала его Чуме и сама заглянула ей через плечо.
