Это были стихи про мою маму: «От работы и чёрной, и трудной / Отцветёшь, не успевши расцвесть, / Погрузишься ты в сон непробудный, / Будешь нянчить, работать и есть». Семья, четверо детей, крестьянский труд, работа на огороде, хозяйство – нам нужны были деньги для постройки собственного дома. Мама вставала первой и ложилась последней, всех кормила, обшивала и обстирывала; всех любила, для каждого находила «гостинчик» и доброе слово, а душа её всё время искала прекрасного, совершенного. Мама читала мне наизусть из Некрасова, Пушкина, Лермонтова, из Гоголя и Толстого, из Чехова и Горького. Она не щеголяла знаниями (перегруженная работой, она всё-таки находила время для книг, и читала много – до смерти), а естественно пребывала, помимо привычного быта, в другом мире – её несбывшейся жизни. Специально не уча, не наставляя, она словно передала, «перелила» в меня часть этой тонкой невидимой материи, к которой стремилась её душа.
Стихотворение «Тройка» – памятник в слове сотням тысяч, а может, и миллионам русских женщин – красивых, духовно одарённых, подчинивших свою жизнь семейному долгу. Но писал его Некрасов, скорее всего, «с натуры», рассказывая о конкретной женской судьбе. Может быть, о Катерине, крепостной девушке, которую привезла с собой мать поэта с Украины? А может, о судьбе самой матери? Она рано умерла, и в доме крутого норовом мужа жизнь её была тягостной:
И схоронят в сырую могилу,
Как пройдёшь ты тяжёлый свой путь,
Бесполезно угасшую силу
И ничем не согретую грудь.
Елена Андреевна Некрасова сыграла огромную роль в русской литературе – воспитала будущего поэта, который с благоговением воспел женщину-мать – труженицу, хозяйку, подвижницу. Она поощряла первые стихотворные опыты своего чуткого и отзывчивого сына, тайком высылала деньги в Петербург, когда Некрасов, не подчинившись отцу, решил идти не по армейской, а по литературной дороге, но, главное, мать, не имея ни видимой власти, ни силы, ни богатства, одарила будущего поэта таким запасом духовной поддержки, которого ему хватило на всю жизнь. Мать дала ему жизненный стержень, стала недосягаемым идеалом любви и самоотверженности.
Она умерла в 1841 году, когда поэту было 19 лет. Что он пережил, перечувствовал?! (Отношения к отцу легко читаются в стихотворении «Родина», написанном в том же, что и «Тройка», 1846 году: «И вот они опять, знакомые места, / Где жизнь отцов моих, бесплодна и пуста, / Текла между пиров, бессмысленного чванства, / Разврата грязного и мелкого тиранства…»)
Пройдут годы, и Некрасов умерит свой горький гнев к отцу, поясняя, что грубость нрава и необузданность поступков были обычны в помещичьей среде. Зато отец привил ему смелость, бесстрашие, научил меткой стрельбе, верховой езде… Но главное призвание Некрасова – не страстно любимая им охота и не карты, в которых он был удачлив. Поэтической натурою одарила Некрасова мать, и он будет это помнить до последних дней жизни.
А тогда, на заре туманной юности, настало чёрное время – вскоре за потерей матери последовал ещё один удар – умерла старшая сестра, Елизавета. Она была для Некрасова в семье самым близким, после матери, человеком.
Почему так: всё настоящее, великое оплачено либо большим трудом, либо неизбывным страданием?!..
* * *
В жизни думающего человека ничего не бывает случайным – каждый шаг, поступок – частицы большой картины-мозаики под названием «жизнь». Что и говорить, полотна в результате у каждого получаются разные: бытописание, авангард, суровый реализм, бездушный дизайн…
В пору своей учёбы на историческом факультете, вернувшись из Воронежа на каникулы домой, я купила в книжном магазине том избранных сочинений Некрасова. Строго говоря, он был мне не нужен: литературу уже «прошли», а стеснённость в средствах заставляла беречь каждый рубль. Но все разумные расчёты отступили в сторону, когда я открыла книгу:
Если долго сдержанные муки,
Накипев, под сердце подойдут,
Я пишу: рифмованные звуки
Нарушают мой обычный труд.
Всё ж они не хуже плоской прозы
И волнуют мягкие сердца,
Как внезапно хлынувшие слёзы
С огорчённого лица.
Может быть, бо́льшая часть читателей – это несостоявшиеся писатели?!.. «Рифмованные звуки» в то время уже робко нарушали обычный труд, а сердце моё, да, было слишком мягким, чтобы решительно откликнуться на зов слова… Я любила стихи Некрасова – так, как любят свежеиспечённый домашний хлеб, и потому мне была нужна эта книга.
Плотный, цвета тёмной морской волны том за годы своей жизни совершил «кругосветное путешествие» – из провинциального Калача в Воронеж, оттуда, вместе с остальной библиотекой, в Москву, далее с одной квартиры на другую (позже, когда я готовилась к экзаменам в Литинститут, у меня был «свой Некрасов», «свой Лермонтов», «свой Гоголь»), и вот теперь я привезла книгу домой, где пишу этот очерк, работая днём на огороде, а вечером погружаясь в знакомые строки:
Праздник жизни – молодости годы —
Я убил под тяжестью труда
И поэтом, баловнем свободы,
Другом лени – не был никогда.
Мужественность поэзии Некрасова – поразительна. За простотой формы, некоторой прозаичностью изложения – «Нет в тебе поэзии свободной, / Мой суровый, неуклюжий стих!» – сколько честности, умения смотреть невзгодам в лицо, сколько спокойного достоинства, горечи и сожаления о том, что жизнь могла быть красивее и счастливее, и что это состояние обязательно перелилось бы в слово. Некрасов – предвестник разночинцев 60-х годов ХIХ века, людей, подобных тургеневскому Базарову, которые «сами себя сделали». Но – без ригоризма и самоуверенности, без «заигрываний с народом» и презрения к правящему классу. Потому что Некрасов – поэт, а поэт – это любовь к прекрасному, идеальному и недостижимому:
Та любовь, что добрых прославляет,
Что клеймит злодея и глупца
И венком терновым наделяет
Беззащитного певца…
Отправившись в Петербург в 16 лет с тетрадкой юношеских стихов, отказавшись от карьеры военного и лишив себя этим отцовской поддержки, Некрасов оказался на грани нищеты. «Три года я чувствовал себя постоянно голодным», – вспоминал он впоследствии. Это 1838-й, 1839-й, 1840-й… В ресторане на Морской улице, под видом чтения газет, он украдкой ел хлеб, выставляемый на стол хозяевами заведения.
Ярко горела на поэтическом небосклоне России в это время звезда поручика Лермонтова, а в петербургских углах и подвалах (были отчаянные моменты в жизни Некрасова, когда ему подавали нищие!) мужал новый поэт. Вот откуда природная достоверность зимней, студёной поэмы «Мороз, Красный нос»: в своей бедной молодости Некрасов познал жестокую власть и голода, и холода.
Знаний, полученных в четырёх классах Ярославской гимназии, не хватило, чтобы сдать экзамены в университет. Дважды поступая, Некрасов оба раза провалился. Впрочем, за литературу он получит пятёрку – от профессора Никитенко, который спустя годы станет его цензором.
«Университеты» Некрасова – газетно-журнальная жизнь: ему приходилось писать куплеты, рекламу, фельетоны, очерки, рассказы, повести, водевили, рецензии, переводить (не зная ни одного иностранного языка!); не было, пожалуй, жанра, которым бы он не пытался заработать на существование. Но главным оставались стихи. Знакомые собрали средства по подписке на издание его первой книги «Мечты и звуки». Василий Жуковский, которому молодой поэт показал сборник, посоветовал публиковать его без имени: «Впоследствии вы напишете лучше и вам будет стыдно за эти стихи».
