— Ты знаешь, дорогой зять, — Азиз ибн Райхан искоса посмотрел на Надира. — Помнишь, мы с тобой продали в рабство несколько сотен разбойников, когда взяли Дебал?

— Помню, — удивлено посмотрел на него Надир. — У них еще были рожи, не внушавшие доверия. Они из народностей мид и джат. Их тут все не любят. Они поклоняются таким богам, которые даже местным язычникам кажутся языческими.

— Мне вот пришла в голову одна интересная мысль, — продолжил Азиз. — Пусть эти люди чернолицые уроды, негодяи и разбойники. Аллах милосердный не всех делает такими красивыми людьми, как мы с тобой. Но если мы принесем им свет истинной веры, то они станут самую малость лучше. А ведь это весьма благочестивый поступок, мой дорогой зять.

— Сколько ты говоришь, они могут дать воинов? — впился в него острым взглядом Надир (1).

— Четыре тысячи, мой дорогой зять, полные четыре тысячи, — ответил ему тесть. — А когда следующим летом сюда подойдет подкрепление из Бахрейна, мы возьмем Татту, и ты станешь полновластным эмиром этой страны. А я стану ее визирем.

— Хм… — задумался Надир. — И не такие уродливые у них рожи, мой уважаемый тесть. Самые обычные у них лица, если разобраться…

Июль 639 года. Александрия.

— Все сюда слушать! — ревел в бронзовый раструб Сигурд. — Вы все меня знать! Я — Сигурд Эйнарсон, именуемый Ужас Авар. Я и мои парни отвечать за порядок на этот ипподром. Я вас предупреждать постоянно! Никаких драк, если ваш лошадь в конце прийти! Тот глупый мул, кто из-за медный нуммий начать буянить, я поймать и глаз высосать. Понимать? Весь город этот дурак без глаза видеть и смеяться! Я Тором клясться и святым Марком, что это истина есть!

По каменной чаше стадиона пронесся разочарованный гул и споры. Командир норманнской стражи перешел на новый уровень наказаний, а потому сегодня не угадал никто. Большая часть ставила на выдавливание глаз, вынимание их ложкой или аккуратное извлечение с помощью ножа. Но высасывание! Это было что-то новое. Те, кто не угадал, пытались доказать, что выдавливание и высасывание — это почти одно и то же, но денег не получили, из-за чего немедленно разгорелось несколько драк.

— Нет, ну какой же здесь, однако, беспокойный народ, — негромко удивился Стефан.

Впрочем, Коста, который обмахивал его опахалом, все прекрасно услышал. И даже шум ему не помешал. Они решили пообщаться здесь, на ипподроме, ведь куда бы ни пошел или ни поехал великий логофет, его осаждали толпы народа, жаждущего справедливости. То же самое касалось его дома, где прямо у входа ночевали просители, которые тянулись со всего Египта. Не было ни малейших сомнений, что за домом Стефана наблюдали, и это было проблемой. Постоянное мелькание одного и того же лица, не входящего в чиновничий круг, вызвало бы много вопросов. А открывать себя Коста пока не хотел. Так было намного легче работать. Как спрятать то, что никто не должен найти? Нужно положить его на самое видное место. А потому на слугу с опахалом никто не обратил ни малейшего внимания, и они смогли спокойно поговорить, не привлекая внимания.

— Рассказывай, — сказал Стефан, с любопытством разглядывая необыкновенное зрелище.

А на поле творилось нечто странное и небывалое. Туда сначала вышел йог, который принимал самые невообразимые позы, чуть ли не завязываясь в узел. За ним выбежал факир, который выпускал изо рта струи огня. После факира — флейтисты и барабанщики, а за ними смуглые танцовщицы крайне непривычного вида. Все это великолепие прислал в Александрию его светлость Надир ибн Берислав, наловив этих людей в своих владениях и набив ими целый корабль.

Александрийский плебс был в полном восторге. Гвалт и восторженный рев были настолько оглушительны, что логофет смог, наконец, спокойно обсудить дела государства. Голые ноги танцовщиц, в ритм барабанов ударявших пятками в песок арены приковали к себе всеобщее внимание настолько, что всем было плевать, кто там машет опахалом над головой главного вельможи Египта. Народ, набившийся в чашу ипподрома, был заворожен отточенными движениями гибких, в меру пышных женских тел.

— Четвертый легион, сиятельный, — негромко сказал Коста, который на всякий случай прилепил на лицо густую окладистую бородищу. — Два десятка ненадежных воинов держат под наблюдением. Еще одиннадцать человек удалены из его рядов.

— Их перевели в дальние гарнизоны? — поинтересовался логофет.

— Не стали рисковать, — коротко ответил Коста, и Стефан кивнул. Он не возражал, он принимал жизнь такой, какая она есть.

— Крокодилы? — на всякий случай уточнил он.

— Они самые, господин, — качнул опахалом Коста. — Просто спасу от них нет. Наш человек, Никита, приступил к своим обязанностям явно. Он не смог больше скрываться.

— По Александрии что?

— Времени было мало, великий, — поморщился Коста. — Тут сеть еще очень молода. Надежных людей всего несколько человек, и они лицедеи. Они вхожи далеко не везде. Но кое-кто на примете есть, мы работаем, чтобы подкупить прислугу.

— Ты уверен, что у нас все под контролем? — спросил Стефан, который внимательно разглядывал что-то внизу, на поле.

— Нет, господин, — честно признался Коста. — Я совершенно точно уверен в обратном. Для полной уверенности нам еще нужно несколько лет. Я точно знаю, что здесь есть те, кто работал на службу господина протоасикрита. Они никуда не уехали, и их донесения исправно уходят в Константинополь с купеческими кораблями. Хотя…

— Да, сейчас все идет гораздо медленнее, — кивнул Стефан. — У нас ведь карантин. Но идет, в этом нет сомнений. Кто этот всадник на вороном коне? Ты не знаешь? У меня такое ощущение, что я его где-то видел.

— Господи! — Коста чуть не выронил опахало. Юноша, который пришел к финишу первым, снял шапку в восторге, и на его спину упали роскошные смоляные косы, предмет лютой зависти всех александрийских дам.

— Сиятельный! — простонал Коста. — Да как же стража могла это допустить! Ведь это сама госпожа Елена, и она только что выиграла забег! Вы же сказали, что она нездорова и осталась дома. Сколько у нас людей на стадионе?

— Ты думаешь…? — удивился Стефан, который никак не мог привыкнуть к имени Юлдуз, полученному при крещении. — Вот ведь чертовка! Вокруг пальца обвела меня!

— Уводите ее оттуда немедленно! — выкрикнул Коста. — Ведь все эти люди только что проиграли и думают, что их обманули. Кто будет ставить на никому неизвестного всадника? Они сейчас всё тут разнесут, а потом пойдут жечь иудейский квартал! Это же Александрия!

— Что же делать? — побледнел Стефан. — Сигурд! Вытащи госпожу и отведи ее во дворец! Головой за нее отвечаешь!

Дан побежал, расталкивая толпу локтями. Те, кто не успел убраться с его пути, падали на землю, снесенные напором его туши. Коста же подбежал к бронзовому раструбу и заорал:

— Внимание! Результаты предыдущего забега не считаются! Госпожа Елена сейчас займет положенное ей место в ложе. Она всего лишь продемонстрировала почтенным горожанам стать коня своего мужа, префекта Святослава! Всадникам — приготовиться к новому забегу! Люди! Ваши ставки действительны! Всем занять свои места!

Ипподром, на котором собрались десятки тысяч людей, выл, бесновался и сыпал проклятиями. Единый гигантский организм, в который превратились простые горожане, вмиг показал свое истинное лицо. И Стефан, один из немногих жителей Константинополя, кто был равнодушен к скачкам, увидел глубинную сущность разъяренного плебса. Тот, кто еще полчаса назад спокойно лопал принесенные с собой пирожки и весело хохотал над немудреной шуткой соседа, сейчас потрясал кулаками и орал в ярости:

— Ведьма!

— Грешница!

— Ведьма!

— Дикарка проклятая! Язычница!

— Еретичка!

Впрочем, вид данов, сомкнувших щиты, и нубийцев, наложивших стрелы на луки, немного остудил горячие головы. А тут еще и голос глашатая уверил их, что этот заезд не засчитан. Многотысячная толпа, которая напоминала сейчас успокаивающегося дикого зверя, вместо злобного рёва теперь издавала лишь недовольное урчание, невероятно жуткое для того, кто только что узрел оскал будущего бунта. Стефан, облившийся потом, видел в глазах моряков, лавочников, ткачей и горшечников отблески пожарищ и кровь. Этих людей было очень просто зажечь и очень сложно погасить. Это же Александрия…