— Боярина Звонимира позовите! — сказал он, и гладкая, блестящая в последних лучах закатного солнца лысина секретаря склонилась в понимании.

Самослав уставился в окно, где под первыми лучами весеннего солнышка обнажилась после зимы мостовая. Мрачная серая масса тесаного камня успокаивала его, даря ощущение надежности. Он хотел было весь замок в камень заковать, да княгиня Милица попросила садик сделать. Ей тяжко в каменном мешке жилось, душно и страшно. Потому-то выезжала матушка в усадьбу за городом, где дышала привычным лесным воздухом. Но в последнее время старая княгиня сдавать начала. Сказывались годы и тяжелая жизнь, а потому выезжала она все реже, большую часть дня проводя в садике, где любовалась цветами и распустившейся сиренью. Эти кусты привезли с гор Фракии, и они неплохо прижились здесь. Сирень цвела в начале мая, распространяя вокруг одуряющий аромат, а Милица с нетерпением ждала этого дня. Она скучала зимой во дворце.

— Вызывал, государь? — Звонимир вопросительно посмотрел на князя и сел, повинуясь взмаху руки.

— Вызывал, — кивнул тот. — Весна наступает. Что слышно из степи?

— Хазары пятитысячным отрядом в набег за горы пойдут, — начал Зван.- Кубрат уговор помнит, нападать не станет. Ждет… Наш гонец вернулся, которого к венграм посылали. Они на союз согласны. Их левый берег Итиля, у болгар — правый. Дельта тоже за болгарами останется. Двести мечей за то просят.

— Дадим, — кивнул князь. — Точнее, продадим Кубрату. Нечего баловать. Сколько всадников у них?

— Тысяч тридцать могут выставить легко, — ответил Звонимир. — Каждый десятый в доспехе и шлеме. Серьезная сила. Кубрат сговорил дочь одного из ханов за старшего сына. Следующей весной, как хазары снова за горы пойдут, готовы ударить.

— Это хорошо, — рассеянно кивнул Самослав. — Это очень хорошо.

— Государь, — осторожно поинтересовался Звонимир. — Хан Кубрат спрашивает, пойдем ли мы с ним в поход.

— Куда? К Волге? В смысле, к Итилю? — поправился он. — Ни в коем случае!

— Почему? — жадно уставился Звонимир.

— Шестьсот сорок первый год от рождества Христова грядет… — все так же рассеянно произнес он. — Никуда мы, Зван, не пойдем. Ни один эскадрон, и ни одна тагма не покинет границ Словении.

— Что-то произойдет, государь? — сощурился боярин, который такого рода загадкам уже давно перестал удивляться. Они частенько раскрывались с самой неожиданной стороны.

— Произойдет, Зван… непременно произойдет… — барабанил князь по столу. — Такое произойдет, что небу жарко будет. Не сгореть бы самим в этом пламени. Сколько у тебя людей в Константинополе? Если мало, к следующей зиме отправь туда Косту. Знаю, что в Александрии сейчас сложно, но все решится именно там…

Март 640 года. Египет.

Привычные караванные пути обманули вождей мусульманского войска. Их просто не оказалось на прежнем месте. Там, где арабы раньше водили свои караваны, теперь плескалась нильская вода, что шла от пересохшего в древности Танисского рукава к Горьким озерам. В том месте, откуда теперь начинался расчищенный канал, стоял Бильбаис, могучая крепость, служившая ключом к Дельте. Именно здесь ждал префект Святослав арабское войско, и именно сюда оно пришло. Оно просто не могло миновать Бильбаис, ведь все пути вели к этому городу. Да и затягивать Амр ибн аль-Ас вроде бы не хотел. Если он разобьет зарвавшегося мальчишку в одном сражении, то потом война превратится в методичное истребление разбежавшихся по гигантской стране отрядов. Тут были склады зерна, и отсюда открывался путь на Гелиополис и Вавилон, после взятия которых падение Египта станет лишь вопросом времени.

Самый полноводный из рукавов Нила, Букольский, патрулировали огненосные корабли, что прикрывали все более-менее удобные места для переправы. План сражения был выверен до мелочей, а выбранное поле измерено шагами не раз и не два. Казалось бы, ну что может пойти не так? Но арабы почему-то не нападали, маневрируя вдоль берегов Нила. Они, не отягощенные обозом, были совершенно неуловимы для пешей армии префекта Святослава. И они сами хотели выбрать время и место битвы.

— Ведьма!

— Язычница! Дикарка!

— Ведьма проклятая!

— Грешница! Ты виновна!

— Святотатство!

— Камнями побить ее!

Крики раздавались под окнами дворца префекта Египта. Площадь Месопедион была запружена народом. Сюда пришли тысячи. Разъяренные горожане безумствовали, возбуждаясь от воплей друг друга и передавая друг другу свой гнев. Кузнецы и ткачи, горшечники и лавочники, стеклодувы и ювелиры. Все они трясли кулаками, брызгали слюной и сыпали угрозами. Над городом нависла черная туча мятежа, тем более страшная, потому что враг стоял в неделе пути от великого города.

Коста ужом ввинтился в массу людей, порами кожи впитывая гнев просыпающегося зверя. Привычным глазом он шарил по толпе, выискивая самых горластых, и иногда присоединялся к негодующим воплям. Над площадью стоял тяжелый запах пота разгоряченных мужиков. Повсюду он видел перекошенные злобой лица и раззявленные в крике рты. В одной толпе стояли ромеи, иудеи и египтяне, чего не бывало вообще никогда. Только общая ненависть могла сплотить этих людей, резавших друг друга столько лет.

Не успел! Не успел! — билась в голове Косты тревожная мысль. — Слишком мало времени! Кто нас переиграл? Когда? И, главное, как?

— Грешница! — крикнул он и ткнул в бок соседа, гневно трясущего кулаком. Тот, судя по натруженным рукам, перепачканным в глине, еще сегодня утром лепил горшки. — А что случилось-то, почтенный?

— Ты не знаешь? — округлил глаза сосед. — Дитя невинное в жертву принесли мерзкие колдуны-язычники!

— Где? Когда? — неподдельно изумился Коста.

— Не знаю, — тряхнул плечами сосед, выражая этим жестом полнейшее отсутствие интереса к столь мелким деталям. — Люди так говорят.

— А жена префекта тут при чем? — осторожно спросил Коста. — Она, что ли, дитя в жертву приносила?

— Так больше некому! — удивленно воззрился на него горшечник. — Она же дикарка, язычница. И родня ее сущие варвары. Разве может почтенная матрона так на коне скакать? Ты что, на ипподроме не был, когда она забег выиграла?

— Нет, — замотал головой Коста. — Я на юге был, с караваном. Я и не знаю ничего.

— Она это! — убежденно сказал горшечник, снова заходясь в истошном крике.

Коста бродил по толпе, там же бродили его люди, слушая, запоминая и делая выводы. И эти выводы оказались неутешительными.

— Беда, сиятельный! — Коста стоял перед бледным, словно полотно, великим логофетом, который выложил на стол поцарапанный, явно не раз бывавший в деле арбалет.

— Я уже все знаю, — ответил Стефан, показав подбородком на пузатого купца в расшитом шелковом таларе поверх длинного хитона. — Почтенный Роман мне все рассказал.

Торговец стоял, согнувшись в униженном поклоне, а на лице его отпечаталось выражение нескрываемого ужаса. Он то и дело утирал пот со лба. Коста знал этого человека. Глава гильдии откупщиков. Он не первый месяц обивал пороги нового руководства, пытаясь вновь оседлать здешние финансовые потоки. Пока что его усилия не увенчались успехом, потому как княжеская казна конкурентов не терпела. Тем не менее, богатые купцы бунта не хотели, потому что в этом случае они могли потерять вообще все. Слишком много желающих будет восстановить справедливость, поделив чужое добро, спасенное из пламени пожара. От купца разило страхом, потом и благовониями, а его пухлые ручки сновали туда-сюда. Они то прятались в рукава рубахи, то сцеплялись в замок, то снова прятались в рукава. Бывший ростовщик был изрядно напуган.

Великий же логофет Стефан проверял стрелы, разглядывая каждую внимательнейшим образом. Он делал это скорее для того, чтобы хоть чем-то занять свои руки, которые тоже слегка подрагивали. Толпа у входа стояла в одном шаге от штурма дворца.

— Говори, — обронил Стефан. — Что знаешь ты?