Тех, кто верил в виновность княжны Юлдуз, в Александрии оставалось предостаточно, а какие-то неравнодушные люди продолжали раздувать пламя слегка утихшего возмущения. Всех этих людей найдут и обезвредят. А потом найдут тех, кто вложил им в головы зловредные мысли. А потом найдут исполнителей, которые оплатили работу тех, кто вкладывал зловредные мысли в головы бедолаг, кто потом орал на площади, приводя в неистовство толпу. Это займет не один день, ведь Тайный приказ в этом городе только-только начал свою работу. Но Коста чувствовал уже сейчас, что до заказчика так просто ему не добраться. Слишком уж хорошо продумано все было, и слишком цинично исполнено. Вместо тех, кто дергал за ниточки, он найдет лишь мертвые тела ничего не подозревавших дураков.

Раз толпа потекла к восточным воротам, то кавалькада, окружившая княжну, укутанную в плащ, поскакала к западным. Арабский бурнус скрывал ее лицо и сына, привязанного так, как это делают все дикари. Карету, отвлекавшую внимание горожан, уже отправили домой, а вещи и немного припасов отряд вез на заводных конях. Стража скакала в полном доспехе, с длинными копьями, которые держали у седла специальные петли, и с массивными фальшионами, кованными под руку этих могучих парней. Эти мечи оставляли тяжелые раны, но почти никогда не оставляли раненых. На поле боя немного шансов прожить с ногой или рукой, висящей на лоскуте из кожи, с перерубленной ключицей или костью плеча. И даже доспех спасал не всегда. Дьявольское оружие, ненавидимое честными воинами, дробило все, что было под ним.

— Почему госпожа едет так далеко от нас? — удивленно спросил Никита, обернувшись назад. Щуплая фигурка княжны, укутанная до глаз в ткань плаща, была почти неразличима за могучими фигурами воинов. До нее была сотня шагов, не меньше.

— Порядок такой! — значительно посмотрел на Никиту Берсень. — Звено спереди, звено сзади на случай нападения. И два звена рядом. За госпожу и княжича мы отвечаем. Тебе в это дело не надо лезть. Ты давай, дорогу показывай.

— Добро, — кивнул Никита и повернулся вперед.

Время Перет, время всходов. Так называли раннюю весну египтяне, для которых седая древность их традиций стояла куда выше новомодных веяний, принесенными римскими императорами. Местным крестьянам не было нужды отличать осень от весны, потому что еще древние боги разделили год на время высокой воды, время всходов и время жары. Так что не было тут никакой осени, и быть не могло, ведь это понятие в Египте не имело ни малейшего смысла. Впрочем, сочная зелень, которая напиталась влагой по самую макушку, покрывала Дельту на неделю пути, а многочисленные каналы, прорезавшие эту землю во всех направлениях, были густо обсижены домиками, вокруг которых наливались поля и цвели сады. Скоро, совсем скоро крестьяне будут петь, срезая серпом густые колосья пшеницы. Они продолжат петь, когда свяжут их в снопы. Они будут петь, когда начнут их молотить. Потому что зерно — это жизнь. А когда они уберут урожай, откуда-то из неведомой дали Нил снова принесет огромные массы воды и ила, и все начнется сначала.

Берсень внимательно смотрел по сторонам. Он никогда не бывал здесь. Впрочем, Египет был одинаков от порогов до самого моря. Везде, куда ни брось взгляд, колосились поля, на которых солнце палило смуглые, почти черные спины крестьян. Скрипели шадуфы, поднимавшие воду выше, туда, где росли сады и огороды. Мычали волы, которых здесь было немного, лишь у самых богатых земледельцев. Эта жизнь не менялась тысячи лет. Ну, разве что крокодилам перестали поклоняться. Все те же египтяне, все те же разбойники ливийцы на своих конях… Ливийцы???

— Тревога! — заревел Берсень. — Защищать госпожу и наследника! И откуда они здесь взялись?

— Это я их привел, — успокаивающе сказал Никита и ударил полусотника мечом в шею.

— Сука… — прохрипел Берсень, теряя жизнь вместе с кровью. — Вражье семя… Никогда не верил тебе…

1 Изначально договор арабов и ромеев в Египте подразумевал даннические отношения. Таковы были условия, на которые согласился патриарх Кир. Амр ибн аль-Ас боялся не удержать огромную страну и был готов идти на компромиссы. Но император Ираклий с негодованием отверг эти договоренности, подверг Кира опале и отказался платить. Вскоре пала Александрия, а за ней и весь остальной Египет.

В то же самое время. Март 640 года. Окрестности г. Татта, южный Синд (в настоящее время г. Татта, провинция Синд, Пакистан).

Чач из Алора, царь Синда и, впрямь, оказался толковым правителем и полководцем не из плохих. И ведь не скажешь, что он бывший слуга, который заведовал гардеробом последнего царя из династии Рай. Тот умер, не оставив наследника, зато оставил младшего брата, который проиграл борьбу за власть хитрецу Чачу, обольстившему царицу Суханади.

Бывший слуга привел двадцать тысяч воинов сюда, в окрестности Татты. Левый фланг его войска занимали полуголые лучники и копьеносцы со щитами, на правом стояла конница, где богатыми доспехами выделялись отряды индийских князей с севера. А вот в центре…

— Вот дерьмо, — мрачно сказал Надир, оглядывая центр вражеского войска, где стояло пятьдесят слонов, ожидавших команды погонщиков, сидевших у них на спине в каком-то домике. Там же сидели два лучника, защищавших этот танк древности.

— Ничего особенного, мой дорогой зять, — покровительственно сказал тесть. — Мы уже били этих зверей в Персии. Они страшны только тогда, когда идут гурьбой. И непривычные лошади боятся их запаха. Если знать, как с ними обращаться, они не опаснее взбесившейся коровы.

— Тогда бери на себя центр, — прищурился Надир. — А я займусь левым флангом. Там стоит полуголый сброд с копьями. Такой же, как наши джаты. Я поведу те две тысячи, что прибыли из Ямамы в прошлом месяце. Там отборные бойцы. Я с некоторыми из них бился в Сирии и Палестине.

На этот бой Надир привел полные пятнадцать тысяч воинов. Из них четыре — чистокровные арабы, прошедшие множество битв. А вот остальных он нанял за звонкую монету, зерно и обещание богатой добычи. И где же разжился золотом эмир, перед которым еще совсем недавно нависал призрак полнейшей нищеты? А это все вторая жена! Лади начала, наконец, отрабатывать те безумные суммы, в которые обходилось содержание ее самой, ее служанок, прачек, поваров, музыкантов, танцовщиц и держателей опахал.

Надир вспоминал тот разговор с ней…

— Так где взять золото, жена? — он уставил на Лади тяжелый, недоверчивый взгляд. — Мы забрали казну твоего отца. Мы забрали золото из ваших храмов. Резать здешнюю знать я не хочу, мне не нужно восстание за спиной.

— А как быть с теми, кто кланяется тебе, а сам ведет переговоры с Чачем, обещая передать тебя ему? — сказала Лади, глядя на своего жутковатого мужа со спокойной уверенностью. — Как быть с теми, кто перед взятием города утаил большую часть сокровищ из храма Вишну? Ты забрал едва ли четверть того, что там хранилось.

Лади сидела, поджав ноги и положив выкрашенные хной ладони на колени. Ее голубое сари было просто куском тончайшего шелка, расшитого золотой нитью. И оно обвивало пышное тело, заставляя Надира по-охотничьи шевелить ноздрями. Тут, в Синде, женщин учили искусству любви, в отличие от добродетельной Аравии, где такое и в голову никому бы не пришло. На шее его второй жены висело тяжелое ожерелье, украшенное множеством изумрудов, а в ушах звенели массивные серьги, что почти касались ее плеч. Пальцы Лади унизывали перстни, где один камень соревновался с другим по размеру и красоте. В общем, обобрав собственную жену, Надир мог бы на время решить свои материальные затруднения, но что-то ему подсказывало, что делать этого не стоит. И это что-то было скорее здравым смыслом, чем совестью.

— Ты же ненавидишь меня, — заявил Надир ей прямо в лицо. — Тогда зачем помогаешь? И ты уже знаешь ответ на свой вопрос. Я возьму этих людей на пытку, потом казню их и отниму имущество. Так зачем тебе это?