Февраль 640 года. г. Бильбаис (в настоящее время — г. Бильбейс, Египет).

— Скольких, говоришь, ты потерял? — Святослав пристально смотрел на Айсына, который склонил голову, пряча глаза.

Четвертый легион, собранный из словен и ромеев, стоял в Бильбаисе уже несколько недель. Тренировки продолжались до темноты, пока изнуренные воины не падали с ног. Все понимали, что война уже пришла в их дом, и она на самом пороге. А значит, жизнь дальнейшая зависит от того, кто стоит рядом с тобой. И это сгладило вечную нелюбовь ромеев и словен. Египтян в легион не брали. Попробовали было, но пока градус ненависти был таков, что сводить в один десяток ромея и копта не рисковал никто. Египтяне собрали свои отряды и стали неподалеку. Отдельным войском стали и даны с норвежцами. Командование над ними отдали Сигурду Ужасу Авар, причем, к немалому удивлению Святослава, это был приказ самого князя. Княжич удивился, но ослушаться не посмел. Не посмели ослушаться и ярлы, ведь право на военную власть можно было оспорить только в поединке. Впрочем, самоубийц не нашлось, и так Сигурд стал походным конунгом, вождем двух тысяч бойцов.

— Так сколько? — повторил Святослав.

— Больше сотни всадников, государь, — глухо ответил тот.

— Скверно, — обронил княжич. Он только что вернулся из поездки по восточным городам Дельты, проверяя их готовность к обороне. — Значит, в засаду попал тот, кто сам устраивал засаду. Вот тебе и верблюжатники. Дали нам по носу, чтобы не зазнавались. Ушли-то хоть как?

— Из луков отбились, — поднял глаза Айсын. — Подпускали и расстреливали в упор. Иначе загнали бы нас, как раненых оленей. Потом оторвались и переплыли реку там, где берег чистый был. Мы то место давно приметили. Арабы не пошли за нами, побоялись.

— Что думаешь, Войцех? — княжич повернулся к советнику, который следовал за ним, как тень.

— Думаю, нам не надо спешить и делать глупости, — пожал плечами тот. — На два дня пути от них нет ни зернышка. Они не смогут сидеть в осаде бесконечно. Они попробуют либо взять город, либо уйдут оттуда и оставят его в тылу.

— Рискованно, — ответил после раздумья Святослав.

— Рискованно, — согласился старый воин. — Но возможно. Они ребята отчаянные, и воевать умеют.

— Ты бы сам что сделал? — спросил Святослав.

— Взял бы в заложники семьи синайских шейхов, — пожал плечами воин. — И послал бедуинов в рейд по нашим тылам.

— Уже, — обронил Вячко. — Бедуины уже нападают. Они не идут пока южнее канала, но в окрестностях Бильбаиса мы недавно перебили несколько мелких шаек. Кстати, семьи у них никто в заложники не брал. Они сами на разбой пошли.

— Они же клятву давали! — вскинулся в удивлении Айсын.

— Мы неверные, — пожал плечами Святослав. — Клятва, данная нам, не стоит ничего.

— Под нож пущу тварей, — хищно оскалился Айсын.

— У нас сейчас другие заботы, — остудил его Святослав. — Амр пойдет сюда, прямо к этому месту. Арабы всегда идут по этому пути, вдоль восточного рукава Нила. Здесь шли их караваны, здесь же пойдет их войско. У них две задачи: сокрушить Пелузий и Бильбаис. После этого открыт путь на Гелиополь и Вавилон. Да зачем я вам это рассказываю? Мы же сами только что это проделали!

— Предлагаю ждать, княже, — сказал Войцех. — Время работает на нас. Припасов в Пелузии пока хватает. Нам спешить некуда. Если только арабы не рискнут и не бросят осаждать город. Но на них это совсем не похоже. Думаю, они пойдут на штурм. По крайней мере, наш план таков.

В то же самое время. Пелузий.

Ожидание мучительно. И даже небольшая победа, в которой воины Аллаха перерезали немалый отряд всадников египетского префекта, дала прилив энтузиазма совсем ненадолго. Вновь началась осада, что означало бесконечное безделье рядом с неприступной крепостью. Пелузий сдаваться не собирался. Напротив, воины его выходили на стены, жрали на виду у арабов свежие лепешки и издевательски предлагали им попробовать.

— Эй, верблюжатники! Переговоры! — заорал вдруг воин со стены. Он говорил по-арабски с акцентом, но вполне понятно. — Зовите своего главного! Всеми богами, какие только есть, клянемся, что не тронем его!

О необычном происшествии тут же доложили Амру ибн аль-Асу и он, немало удивленный, подскакал к стене, выискивая подвох. Ну, или притаившегося лучника, на худой конец. Свита командующего готовилась прикрыть его щитами или собственными телами, если что-то пойдет не так. Но нет, подвоха не было. Видно, этому неверному известно, что такое честь воина.

— Ты хочешь сдать крепость? — крикнул Амр. — Сдавай, и я клянусь Аллахом, что отпущу и тебя, и тех горожан, кто захочет уйти! Их жизни, их добро и честь их женщин будут под нашей защитой!

— Какие еще горожане? — изумился воин на стене. Он оказался удивительно молод, и его подбородок был тщательно выскоблен, давая место для роста жидким еще усишкам. — Тут нет ни души. Его светлость Святослав Самославович приказал всех выселить отсюда. Здесь остались только воины и припасы. Мы тут еще пару лет просидеть можем.

— Так зачем ты меня позвал, мальчишка? — растерялся Амр. — Ромеи, когда зовут на переговоры, либо сдают город, либо обещают по солиду на воина и одежду. Ах да, еще сто солидов вождю! Глупые дураки. Они хотят нас купить тем, что и так наше. Или ты тоже хочешь предложить нам золота, чтобы мы сняли осаду?

— С ума сошел? — еще больше изумился воин. — Чтобы бандофор флагманского корабля за деньги город сдал? Да ты пьяный, что ли, старик? Я предлагаю тебе уйти, пока еще не поздно. Но не просто так, а с условием!

— Это с каким же? — изумился Амр, а в его свите начали перешептываться. Воины, прошедшие множество битв, гадали, что это такое происходит прямо на их глазах.

— Ты заплатишь по солиду за каждого своего воина, и тогда я тебя отпущу! — крикнул воин со стены. — Ты спокойно унесешь отсюда свою тощую старую задницу, и тебя никто не тронет. Ты будешь под нашей защитой до самой Газы! Я клянусь тебе в этом святым Георгием-змееборцем! А если не уедешь, то из твоей шкуры сделают бубен, по которому я буду колотить каждый праздник! Хотя нет! Твоя шкура так обвисла, что из нее можно сделать сразу несколько бубнов! Один я пошлю твоей жене, а другой халифу Умару! Он будет бить по нему и вспоминать одного старого дурака, который понапрасну потерял целое войско.

— Ты умрешь страшной смертью, щенок, — спокойно ответил ему Амр. — Постарайся погибнуть в бою, иначе я казню тебя по обычаю своего народа. Тебя зашьют в сырую верблюжью шкуру и оставят на солнце. Шкура сожмется на жаре, а я буду наслаждаться твоими воплями и хрустом ломающихся костей.

— Я устал ждать, когда ты уже начнешь воевать, любитель молодых осликов! — совершенно спокойно ответил юный воин. — Приласкай напоследок своего ишака и приходи биться! Покажи, дедуля, чего ты стоишь!

— Готовьтесь, скоро мы пойдем на приступ, — сквозь зубы сказал своим людям Амр, который спиной чувствовал ухмылки воинов. Он, представитель знатнейшего из родов курайшитов, не потерпит подобного оскорбления, иначе навсегда превратится в посмешище.

Амр не стал спешить, словно неопытный юнец. Он понимал, что его вынуждают делать то, что нужно врагу, но ничего поделать не мог. Он был не властен над событиями, теперь они вели его. Но, тем не менее, к ним нужно будет подготовиться как следует.

Последняя ночь в лагере прошла так, как всегда проходила ночь перед большим сражением. Воины молились, а имамы наставляли тех, кто еще плохо знал заветы новой веры. Жизнь была проста. Имамом становился тот, кто знал больше и понимал лучше. Тот, кто знает Коран и свято следует его заветам. Таких, помнивших наизусть священный текст, называли хафизами, и сюда их пришло немало. Рассвет войско встретило в строю, а Амр ибн аль-Ас руководил молитвой. Не было смысла нападать внезапно, ведь уже ни для кого это не было тайной.

Что собирались сделать эти воины? Ведь лестницы на такой высоте не выдержат вес человека, а строить метательные машины арабы еще не умели. Не умели они делать и осадные башни. Они брали города измором или, как Халид, в свое время, могли бросить на стену крюк, влезть туда с ловкостью обезьяны, перебить охрану и открыть ворота. Здесь уже было две таких попытки, но оба раза изрубленные тела были сброшены на землю. Тут несли стражу на совесть.