— Садись, Анна, с нами почаёвничай. У нас с Акинфием разговор серьёзный будет, а ты посиди послушай, подкрепись.

— Указом от 1824 года крестьянам дозволяется производить торговлю и промышленность, но не иначе, как со взятием особых свидетельств, — выдал Андрюха Павлидис едва они уселись.

— У купцов гильдии же есть… — начал было Санька, но грек уже понял, о чём тот хочет спросить и выбежал вперёд паровоза.

— Так же, как купцы, торгующие крестьяне на разряды поделены указом тем. Первый разряд даёт права купца 1-й гильдии, второй соответствует 2-гильдии третий — 3-й. Вот только платить за свидетельство крестьянин должен в разы больше, чем купец. Так, купец 3-й гильдии платит двести двадцать рублей, а крестьянин 3-го разряда четыре тысячи рублей. Это на серебро.

— Ага, — Виктор Германович ткнул пальцем в бородача, — ты выкупишься. Станешь вольным, запишешься в купцы и сэкономишь тысячи рублей, — правильно понял Павлидиса Сашка и сурово глянул на Изотова.

Акинфий сник, бороду в стакан макнул, понял, что не видать ему вольную. И напрасно.

— Смотри, Акинфий, у меня к тебе предложение есть. Тебе надо открыть лавку в Туле… Две лавки. В одной будешь своими бочками торговать и прочими туесками. Нужно подумать, что крестьяне наши смогут для твоей лавки производить. Хоть веники берёзовые для бани. А во второй лавке ты будешь продавать лекарственные зелья. С хлебным вином сложности всякие. Там государственная монополия и откупщики, не с нашим калашным рылом в их свиной ряд залезать. А вот лекарственные настойки спиртовые продавать можно. И отвары всякие, для полезности спиртом разбавленные. Типа рюмочной. Пришёл покупатель в лавку твою лекарственную и говорит: «А налей мне, милой, четок настойки боярышника». (Четвертинка, она же четок, она же чекушка по сей день имеет объём 0,25 литра). А второй следом подходит и достаёт серебряный рубль, и говорит гордо: «А мне, любезный, вон из того штофа два шкалика заморского лекарства плесни — яблочного кальвабоса». «Сам ты кальвабос», — отвечаешь ты этому любителю. — «Сие лекарство хранцуское называется кальвадос, и оно от всех болезней душевных помогает». (Кружка либо штоф вмещает 1,2 литра или 3 фунта воды. Это 2 водочных бутылки, 1/10 ведра, 10 чарок или 20 шкаликов; в полуштоф соответственно входила ровно бутылка пива или водки).

— А калашники тут причём? — странный вопрос задал Акинфий.

— Хм. Калашники? Ну Это я так для связки слов в предложении.

— Дурень он! — махнула на него пирожком кикимора. Часть малины выплеснулась на спортивные штаны Сашки.

Вообще, в отличие от довольно многих людей, что слышали или употребляли эту поговорку, Кох знал, кто такие калашники. Это просто калачники, то есть люди, которые продают элитный белый хлеб для господ — калачи. И первоначально там никаких свиных рыл не было. Вместо свиных звучало: «с мякинным рылом», то есть, с дешевых с мякиной смешанным хлебом. Сразу и понятно всё становится, нельзя хлеб для бедных продавать рядом с хлебом для богатых. Очевидно, сейчас еще в ходу старый вариант пословицы. Потому Акинфий и не понял.

— Что вы такое говорите… барышня. Очень разумное предложение! — Аж вскочил бондарь.

— Не слушай её, Акинфий. Это Анна с голоду. Не хватает питания мозгам, вот и несёт чушь всякую. Чушь, Анна, это турецкое слово, «пустой», переводится.

Так, что Акинфий Изотов откроем на паях такие лавки? — погрозив кикиморе пальцем, вернулся к разговору Виктор.

— Хм, я бы с радостью, вашество, но все деньги, что были, в выкуп вложил, даже занял под продукцию готовую, — опять скуксился бородач, ну хоть снова не макнул её в чай.

Деньги. Вот придумали люди себе на беду. Не было бы денег, как бы всё хорошо тогда было. Да!⁇

А деньги появились. Не прямо уж мильоны, но чуть появилось. Спасибо «немцу» управляющему — Рыжову Кузьме Ивановичу. В «кладе», про который он рассказал, и который в тот же день «кладоискатель» Андрюха Павлидис нашёл, было почти две тысячи рублей ассигнациями и двадцать пять десятирублёвок золотых Александра первого. Кох слышал, что царь этот был скромняга и свои портреты на монетах не чеканил. Ну, или боялся, что не фотогеничный, смеяться люди над ним будут и обзывать там «курносыми рублями». Эти десятки золотые были из этой же оперы. На аверсе изображён герб Российской империи — двуглавый орёл, который располагается в центре. А вокруг воспроизведена крестообразная композиция из гербов Московского, Казанского, Сибирского и Астраханского царств. В сумме, если на серебро переводить, получилось восемьсот рублей. Если добавить пятьсот выкупных рублей от бондаря, то получится тысяча триста рублей. По нонешным временам вполне себе деньги. Дом двухэтажный в Туле стоит столько. Уж на лавку должно хватить. А большего пока и не надо.

— Найдём деньги Акинфий. Главное, чтобы у тебя желание было купцом первой гильдии стать.

Событие пятьдесят четвёртое

Мир держится на уловках. Играют все. И тут важен живой талант. Дар от рождения, то, чего не даст никакой диплом.

Воды слонам ! (Water for Elephants)

Инструктаж купца будущего затянулся на обед и даже на «five o’clock tea», «файв-о-клок». Чай, между прочим, как Сашка от сестры в Туле узнал, ноне не больно дёшев. Меры веса чуть не те, но чего уж сложного перевести. Так вот, сестрица, ожидая пока кухарка разольёт по чашкам бледно-жёлтый напиток посетовала, что цветочного чаю два фунта стоит шестнадцать рублев на серебро.

— А сахар? — поинтересовался у прижимистой (от бедности) родственницы Сашка.

— Сахару голову в 10 фунтов (четыре кило) если покупать, то будь добр выложить шестнадцать рублей девяносто копеек, а если голову сахара в 15 фунтов — двадцать пять рублей тридцать копеек. Мы чай на развес берём, а вот если коробку китайского жасминового брать в китайской же коробке, то аж сорок рублей на серебро.

Сашка мысленно присвистнул. Ведро водки восемь рублей, а такое же количество сахара обойдётся в пятьдесят рублей. И это при том, что Машку огромную они купили за сорок рублей, так она два языка знает. Где Машка умница и где коробка китайского чая? Так ещё и зелёного. У кикиморы Анны из травы всякой лесной вкуснее получается.

Во время разговора с бондарем пришла Коху мысль в монголоидную голову. Он её туда — сюда покрутил там, да и озвучил.

— Акинфий, смотри… Я не специалист, и в городе не жил никогда. М… Вот люди богатые, да и просто не бедные, покупают же водку и вино в бутылках стеклянных.

— Вестимо, — потянулся за последним пирожком с малиной будущий купец. Гад. Ребёнка, в смысле, кикимору, опередил.

— Нда. А вот если их скупать у питухов этих и разливать в них наше лекарство. Закажешь в типографии этикетку, и будешь клеить на бутылку. Там название и рецепт, ну, там «шкалик перед едой» или «полшкалика перед сном». Будут же покупать? — Сашка ткнул пальцем в пустое блюдо из-под пирожков, подозвав ходящую туда-сюда и подслушивающую взрослые разговоры Машку. Шпионка, блин.

— Да и так и эдак покупать будут. Особливо ежели чуть дешевле, чем в монополиях и кабаках.

— Ну, это понятно, просто нужно же и для богатых иметь товар.

— А вон чего! То есть в бутылках дорого продавать? — вытер вспотевший от поедания горячего пирожка лоб Акинфий, — Так, а где бутылки брать. Не слышал, чтобы в Туле их выдували.

— Плохо. Стоп. А вот выпил человек вина заморского или водки там, куда он потом бутылку девает?

— Не знаю. Я не пью вообще. Грех это.

— А узнай. Может, их купить у слуг можно или у самих любителей выпить? Можно нанять пару мальчишек, пусть они оббегают все дома в Туле и спрашивают у дворовых или слуг, кухарок, про пустые бутылки и покупают, ну, скажем, за десять копеек серебром. Зато хранцуское лекарство кальвадос можно не за рубль фунт продавать, а за два рубля бутылку.