В эту ночь Сашка в очередной раз проснулся от скрипа кровати и уханья с повизгиванием в маменькиной комнате. Он перевернулся на другой бок и попытался заснуть, утром ведь опять нужно идти в лес за ягодами, решил он, что «маловато будет», ещё бы пару «Вороньих глаз» не помешает. Не спалось. Или не засыпалось, поворочавшись Сашка с удивлением обнаружил, что грузинский князь своих привычек не меняет. Прошлёпали мимо его двери босые ноги к двери «сестрёнки» и вскоре там тоже кровать заскрипела. И не боится же? А потом там забубнили.

И тут любопытство кошку — Сашку сгубило. Он подумал, может преступная парочка будет обсуждать сроки действа по отравлению княгини, и решил подслушать. Он вышел в коридор и подкрался к двери «сестры», там продолжали разговаривать, но слышно не было о чём. На этот раз дверь была прикрыта. Сашка легонько потянул за ручку, и она поддалась. Всё одно слышно было плохо, и дурень потянул сильнее. А дверь возьми и заскрипи. Князь в два прыжка оказался возле двери. Увидел дурня, подслушивающего, и не раздумывая впечатал кулаком ему в физию.

Темнота. Конец первого акта.

Событие двадцать первое

Кончились времена охоты на ведьм — теперь ведьмы охотятся на нас.

Уршула Зыбура

Чирикали птички. М… Хорошо, хорошо, чириканьем назвать стрекотание сорок — это небольшая натяжка. Ага, вон и ворона… прочирикала. Громко как, прямо над ухом. Голова и так у Сашки раскалывается, а тут такая громкая песня. На этом птичий хор не остановился. Дятел нашёл шишку. Вставил её в свою наковальню и стал долбить, проникая прямо в центр головы многострадальной. Где-то там находятся… в башке в смысле монголоидной зрительные нервы, и дятел умудрился сидя на дереве по ним попасть, так как голова до того просто болевшая, заболела и в конкретных местах. Глаза на этот раз заболели. Потом заболел лоб. Гайморовы пазухи. Следом взорвался болью затылок. Если так дальше пойдёт, то на голове и внутри неё мест не болящих не останется.

Виктор Германович попытался дотянуться до головы руками, чтобы её общупать, но руки оказались связанными за спиной. Тут в больную голову начала рывками возвращаться память. Это его князь грузинских кровей Сергей Александрович Русиев, а на самом деле — Сергиа Сандрович Русишвили прямым панчем в область носовой перегородки угостил. За дело, если честно, нечего нос совать куда не просят. Получается, он его вырубил, связал руки и в лес отвёз или отнёс. Почему в лес, понятно, если сороки и вороны могут обитать возле усадьбы, то дятлы живут в лесу. Это не голуби и не воробьи, прижившиеся возле человеков.

Нос вдруг Сашке жалко стало, на его монголоидном даунском лице хоть он по-человечески выглядел, теперь будет кривым или проломленным, как у многих боксёров. Тьфу, залезет же в голову такая чушь. Если князь привёз его в лес, то живым не оставит. Он и раньше планировал от него избавиться, а теперь придётся ему это сделать. Неудачно он решил новости из первых рук узнать. Рука оказалась тяжёлой. Тут Сашка решил, что раз жив, то нужно попробовать освободиться. Возможно, князь занят копанием могилы и удастся сбежать. Он поёрзал и попробовал перевернуться на живот. Глаза не открывались, на лице была тряпка зачем-то повязана. От попытки перевернуться боль опять набросился и не желая того Сашка замычал.

— Сейчас потерпи, я тебя развяжу, — раздался над ухом чуть хрипловатый женский голос.

Это что похороны откладываются?

Сквозь волны головной боли Сашка почувствовал, как что-то прикоснулось к его руке. Теплое. И верёвка, впившаяся в руки, задергалась, причиняя очередную боль, теперь в руках. Кох застонал.

— Потерпи, узел тугой. — Голос раздался откуда-то из-за спины. И опять что-то тёплое коснулось кисти. Ага, это женщина ему зубами пытается узел на верёвке развязать.

Дёргание продвигалось у освободительницы не шибко удачно, видимо, так как затянулось на целую вечность. Волна за волной боль в голове накрывала Сашку и вместе с очередной пришло беспамятство. Какое-то не полное. Он почувствовал, как освободились и загорелись болью руки, должно быть налаживался кровоток, потом его за руки тащили по сырой земле. Было холодно и больно теперь и спине. Потом его брякнули головой о деревяшку. Больнее и хуже не стало. Куда уж хуже⁈ Затем его приподняли под руки и по частям взгромоздили на что-то покрытое какой-то мягкой тканью шелковистой. Последнее, что запомнилось сквозь волны боли — это как ему приподняли голову и влили в рот из глиняной кружки шершавой горько-сладкую водичку.

Опять пели райские птицы. Павлинов же ими считали на Руси. А уж у павлина та ещё песня. Ворона музыкой покажется. Вот ворона и каркала. Долго и противно. Должна была эта песня шурупами в больную голову вкручиваться. Должна… а не вкручивалась, так голова и не болела. Прелести это песне не добавляло, но хоть терпеть можно было. Сашка открыл глаза. В помещении, где он находился, был полумрак. Свет шёл в небольшую круглую дыру под потолком. Ну, хотя, потолок — это такая горизонтальная поверхность над головой, здесь поверхность была наклонная. Дизайнеры начудили. Врываясь в помещение столб света был видимым. Он проходил через тысячи малюсеньких пылинок, которые чётко ограничивали его, делали видимым. Пылинки летали в разные стороны, совершая броуновское движение, и за ними, как за огнём, рекой и работой можно было, ни о чём не думая, наблюдать часами. Сашка всё же смог от их пляски оторваться и перевёл взгляд на стол, стоящий в углу. Там царил беспорядок. Лежали пучки трав, стояли кринки и стаканчики. Было небольшое корыто с сечкой внутри, такое Кох в музее видел, гид говорил, что мясо так в фарш превращали. Нужно надеяться, что попал он не к бабе Яге в дом, и фарш будут не из него делать. Над столом на верёвках тоже болтались пучки сушёных растений. Отдельно чуть сбоку была ещё одна верёвка и на ней были причудливые коренья развешены. Ну, точно к бабке Ёжке попал, решил Виктор, и попробовал руки с ногами, не связаны ли. Нет. Всё двигалось. Правда, при этом выяснилось другое. Он лежал на шкурах, так и ладно бы, почему Яге не застелить шкурами топчан этот, но дело в том, что лежал он голый совершенно. Хоть бы тряпочкой пиписку прикрыла. А с другой стороны, если на фарш пускать, то зачем заморачиваться.

Тут логика чуть прихрамывала. Если на фарш, то должна была хозяйка избушки обездвижить потенциальное мясо. А то ну как в бега будущий фарш пустится. Гоняйся потом за ним по буеракам. Кох ещё повертел головой, чуть опасливо, правда, в предчувствии, что боль вернётся. Но нет. Голова была ясной и только чуть нос саднил. Так чего бы ему не саднить, если по носопырке угодил кулак грузинского князя. Там килограмм девяносто веса и прилично силушки.

Удар такой должен был вмять в черепушку парные боковые хрящи, сломать сошник (кость) и вертикальную пластинку решётчатой кости. Виктор помнил, что в последний миг он чуть отклонился назад, и очевидно это движение позволило остаться живым, но нос хоть как сломан, потому и побаливает.

Больше угол зрения увидеть ничего не позволял и Сашка рискнул приподняться на локтях. Приподнялся и тут же выпал в осадок, так как прямо перед ним появилась хозяйка. Голова хозяйки. Бляха муха. Точно не баба Яга. Всё ещё хуже. Это нечисть была какая-то. Огромная копна зелёных волос с торчащими из них ветками и травинками. Огромные тёмно-зелёные круги под глазами и рубище на плечах, всё в лохмотьях и веточках с травинками, как маскхалат на снайпере из фильмов современных.

Событие двадцать второе

Реальность, как мне кажется, гораздо страшнее любой истории о мертвецах, призраках или инопланетянах.

Джордж А. Ромеро